устах и прикрыла ей рот своей рукой. Мусок прижал к себе мальчика, закрыл рот ему и спрятался в кустах подле нее. Дети были смышлеными и, хотя не понимали, что происходит, чувствовали: ситуация необычная – поэтому, следуя примеру взрослых, затаили дыхание и стали смотреть во все глаза.
Долгое время вокруг ничего не менялось. Когда дети, уставшие сидеть в одном положении, начали вертеться, послышались проминающие снег шаги. Объемные одеяния из кожи, меховая шапка, убранные под нее волосы, изогнутый по обе стороны лук, ятаган. Монгол.
Вскоре воин, тщательно осматривавший окрестности, обнаружили коня Мусока; его глаза сверкнули. Он поднес стрелу к своему луку, туго натянул тетиву и стал тщательно обыскивать округу, ногами очерчивая круги на земле. Сперва монгол был далеко от места, где прятались Мусок и Пиён с детьми, но вскоре оказался неподалеку от них. Соприкасаясь краями одежды и чувствуя напряжение друг друга, они все сильнее давили на рты, чтобы шум их участившегося дыхания не вырвался из ноздрей.
«Целится из лука, значит, напасть нужно, когда он подойдет поближе, – Мусок осторожно опустил руку, которой прижимал к себе мальчика, и медленно ухватился за рукоятку меча. Еще немного! Терпение стало иссякать – вперед монгол продвигался понемногу. Когда воин наконец подошел к кустам и обернулся к ним спиной, Мусок сильнее сжал рукоятку меча. Почти! Он уже собирался подняться, как вдруг монгол, до того наклонившийся, разогнулся и быстро обернулся к кустам. – Если он поймает нас, останется лишь убить его».
Мусок стиснул зубы – прямо на них была нацелена стрела. Он был готов вскочить и атаковать, поэтому толкнул мальчишку вниз, чтобы тот лег наземь, но монгол вдруг отступил на шаг. Он стал внимательно прислушиваться к потокам сухого холодного воздуха. Мусок почувствовал то же: помимо них там был кто-то еще. Хотя человек продвигался со всей осторожностью, было слышно, как копыта его лошади ступают по снегу.
«Кто здесь? Его приспешники? Или наша армия?» – смотрел он прямо, не отрывая руки от меча. Судя по тому, что монгол так насторожился, тот человек, кем бы он ни был, во вражеский отряд не входил. Если так, Мусоку это на руку. На душе стало чуть спокойнее. Убийство одного воина не было для него проблемой, но он беспокоился за Пиён с детьми – их сохранность была превыше всего, а стрела монгола, напади тот, могла попасть в кусты и причинить им вред. Если атаковать не в одиночку, а с подкреплением, избежать ранений будет значительно проще. Тем временем монгол спрятался в кустах, как и они сами. Однако верхом на лошади появился вовсе не один из тех, кого Мусок так надеялся увидеть. Вблизи он видел это лицо лишь раз в жизни, но вряд ли позабыл бы его однажды. Выпрямив спину, верхом на лошади скакала красивая молодая девушка – молодая госпожа, дочь Ёнъин-бэка, которую он, подстрекаемый Ок Пуён, пытался убить.
«Зачем она здесь? – почувствовал раздражение Мусок. Он взглянул на Пиён. Лицо ее сделалось мертвенно-синим, будто она явилась из загробного мира, а рот широко распахнулся. Это встревожило его. – Если она закричит, мы пропали».
Очевидно, в кого целился из кустов монгол. Он один, их двое, значит, стрела угодит либо в Сан, либо в человека рядом с ней. Если Мусок выскочит из кустов и набросится на воина, когда тот отвлечется на появившихся на склоне, справиться с ним не составит труда.
Увидев, как Сан вытаскивает свой кинжал, Мусок легонько прикоснулся к плечу Пиён. Он хотел подать ей знак не издавать ни звука, но та и бровью не повела. Появление госпожи заставило ее остолбенеть. Он огорченно поджал губы и повернул голову, а затем, как только Сан с монголом посмотрели друг другу в глаза, бросился к ним.
Стрела угодила коню Сан в глаз. Передние копыта взмыли в воздух, раздалось отчаянное ржание, и девушка, подлетев в воздух, упала наземь; Мусок разрубил монгола пополам; мальчик, которому никто больше не закрывал рот, закричал: «Госпожа!» Все это произошло одновременно, и на мгновение воцарилась тишина.
Ее нарушил плач девочки. Мусок как самый здравомыслящий из них опустился на колени и осмотрел Сан. Без сознания, но дышит. Судя по всему, серьезных травм, к счастью, не было – только ссадины от падения тут и там. Однако Мусок не был уверен, действительно ли все в порядке, поэтому собрал среди кустов тонкие мягкие веточки и соорудил из них ложе, накрыл его пушниной, что свисала с коня Сан, и положил девушку сверху.
– Думаю, она в порядке, – сказал он, и Пиён, прежде рассеянно дергавшая то руками, то ногами, вздрогнула от испуга. Взмахом руки он позволил ей приблизиться. Еле волоча ноги, она подошла к госпоже, медленно присела и взглянула на лежавшую Сан.
Всхлипы Пиён, вглядывавшейся в лицо госпожи, разбивали Мусоку сердце. Он горько отвернулся и, увидев, как дети трясут лежавшего на земле человека, подошел поближе. Лицо показалось ему смутно знакомым – будто они уже встречались где-то.
– Дядя Ёмбок тоже умер! Как же так? – плакали дети, глаза их покраснели и опухли. Мусок присел рядом и посмотрел на него: на вид Ёмбок был целее Сан. Стрела поразила лишь лошадь, а он просто свалился с нее, испугавшись, и потерял сознание. Мусок покачал головой.
– Нет, он скоро очнется. Просто потрясите его.
– А госпожа… она ме-мертва? – плача, спросила девочка ослабевшим голосом. Мусок снова покачал головой.
– С ней тоже все в порядке.
Заплакав еще сильнее, девочка бросилась ему на грудь. Он растерянно обнял ее и, хотя какое-то время не понимал, как быть, в конце концов стал медленно гладить ее по крохотной спинке. Давно он не оказывался рядом с детьми. Мусок погрузился в смутные воспоминания. Среди людей Ю Сима были и дети. Когда с самбёльчхо было покончено, скитаться с Ю Симом осталась совсем небольшая группа. В том числе Мусок и Сонхва. Она была напористой, решительной и стойкой, и, даже если ей подчас становилось обидно отчего-то, не проливала и капельки слез. Но с ним Сонхва вела себя как ребенок: бросалась ему в объятия и начинала рыдать. Мусок лелеял ее, словно младшую сестренку, и всякий раз, когда она плакала у него на руках, гладил ее по спине точно так же.
«Давно это было. Теперь уж и воспоминания поблекли». Мусок осторожно отстранил девочку и поднялся, словно желал сбросить тяжесть воспоминаний. Пора было приниматься за дело. Сперва он оттащил подальше разрубленное тело. Негоже было детям видеть, во что превратился тот монгол. Кроме того, им предстояло оставаться на том же месте, пока Сан с Ёмбоком не очнутся, или даже пока вражеская армия не пройдет мимо, поэтому следовало подготовиться к холодной ночи. К счастью, у них была пушнина, которую Мусок снял с коня Сан. Одежды из шкур и меховая шапка убитого тоже сгодятся. Мусок снял их с монгола, а нагое тело бросил в яму неподалеку от кустов и забросал землей и ветками.
Чтобы укрыться от ветра, он привязал к деревьям лошадей. Они подобно живой изгороди защищали Пиён с детьми, прижавшихся к ложу Сан. Из палок и одежд монгола Мусок соорудил теплое место и для Ёмбока, который пока не очнулся. Было бы славно спрятаться в какой-нибудь пещере – обычно можно скоротать ночь и снаружи, но сейчас им нельзя было разжечь костер, ведь так среди царившей тьмы их легко могли обнаружить монголы. В глубине кустов Мусок отыскал ветки, которые не намочил снег, и соорудил им землянку, но согреваться им предстояло теплом тел друг друга.
Он тяжело вздохнул – с ранеными и детьми придется непросто. Неизвестно, как скоро очнется родившийся под счастливой звездой Ёмбок, а спать в холоде им было нельзя – это верный путь к смерти. Сгустилась тьма, и дети, не сумев сопротивляться сонливости, задремали. Для Мусока эта ночь была сродни кошмару. Он спешно подхватил детей и Ёмбока, разбудил и стал растирать им кожу, чтобы согреть, и молиться о том, чтобы ночь поскорее закончилась. Что до Пиён, все ее мысли, к счастью, были посвящены госпоже. Она прижала к себе потерявшую сознание Сан и грела ту теплом своего тела. Прежде Мусок и не подозревал, сколько в ней жизненной силы. Ночь, обернувшаяся для них неравным боем, подходила к концу – рассветало.
Ёмбок открыл глаза. Обнаружив подле себя дюжего юношу, он испугался так, что дыхание перехватило, но после, заметив у того в руках Хяни с Нансиль, успокоился. Судя по тому, как он заботился о детях, человек он хороший – решил Ёмбок. И все же его угнетало лицо этого юноши, перевязанное тканью с левой стороны.
– Ах, госпожа! – резко приподнявшись, закричал он, Мусок с детьми тут же распахнули глаза. Увидев лежавшую чуть поодаль Сан и привалившуюся к ней девушку, Ёмбок быстро вскочил. Хяни с Нансиль бросились к нему и, схватив его за ноги, расплакались.
– Дядя Ёмбок!
– Мы думали, ты умер!
– Я-я-я… то-то-тоже так ду-ду-думал… – неловко почесал затылок он. Ёмбок видел, как в их сторону просвистела стрела, но больше совсем ничего не помнил. Сам он, кажется, остался цел и невредим – тело слегка задеревенело, но двигаться удавалось без проблем. А с госпожой что? Сильно заикаясь, он снова заговорил: – Го-го-госпожа си-си-сильно…
– С ней все в порядке. Как очнется, убедишься, – прозвучал у него из-за спины холодный голос. Ёмбок обернулся. На него молча смотрел юноша с повязкой на глазу. Съежившись от страха, Заика едва ли мог вымолвить хоть слово. Он незаметно разглядывал Мусока, силясь вспомнить, не встречались ли они раньше, но был уверен: видеть людей, потерявших глаз, ему прежде не доводилось. На самом же деле Мусока Ёмбок уже видел – в крепости, но ему никак не удавалось отыскать в памяти это воспоминание, ведь в тот день было слишком темно, чтобы как следует разглядеть хоть что-то.
– Теперь мы пойдем в пещеру? – вопрошал Хяни, дергая Ёмбока за штанину. Как же быть? Не в силах ответить, он сомкнул губы, но тут поднялся Мусок.
– Нет, нам лучше оставаться здесь, – уверенно ответил он.
– Н-н-но лю-лю-люди ждут в По-покчжончжане.
– Взгляни туда, – взгляд Мусока скользнул Ёмбоку за плечо. Не успел тот ответить, дети уже закричали.