– Как… как бы я смог причинить тебе боль… – в низком голосе Мусока тоже были слышны слезы. Но, скрипя зубами, он поднял меч и направил его на Пхильдо; тот обессиленно хмыкнул. Гнилой. Гнилой он человек. До того гнилой, что никогда уже не станет прежним Мусоком. Ухватившись за меч двумя руками, Пхильдо закричал что есть мочи и бросился на Мусока.
– Я жизни не пожалею, лишь бы отвезти тебя к Сонхве! – еще и шага не ступив навстречу, он знал, что здесь его жизнь и оборвется. Навыки его и в сравнение не шли с умениями Мусока. Пхильдо, конечно, понимал, что тот не желал вредить ему. Но ради девушки, стоявшей у него за спиной, он был обязан это сделать – другого выбора не было. Так и с самим Пхильдо. Лишь подумав о Сонхве, он понял, что другого выбора нет. Его сердце переполняло лишь одно желание: отвезти Мусока к ней. Даже погибни тот от его руки, он привез бы ей останки тела супруга.
Прогремел его боевой клич, и меч Мусока уже был готов рассечь воздух, будто вместе с тем уничтожил бы и этот клич, как вдруг в их бой вмешались.
– Пхильдо!
Мусок напрягся. Он видел, как из-за деревьев на другом берегу ручья к ним, тяжело дыша, бежит девушка. Покрасневшие щеки и нос, широко распахнутые глаза, белый пар изо рта, словно тот был дымовой трубой. Сонхва! Узнав ее, он оступился и упал. Меч Пхильдо вонзился ему между ребрами и проник в глубь тела. На короткий миг воцарилась тишина, но вскоре она была прервана. Спокойствие раннего утра разорвал испуганный крик Сонхвы бросившейся к Мусоку через скользкий мостик из камней, и Пиён, рухнувшей ему на грудь.
Сам он лежал неподвижно. Время вдруг замедлилось. Сонхва плакала, но он не слышал ни звука. Она и вправду жива. Увидев ее заплаканное лицо, Мусок почувствовал облегчение. «Прости, – он изо всех сил старался пошевелить губами, но не был уверен, сорвался ли с них хоть звук. Теперь и губы стали слишком тяжелыми. – Прости, что бросил. В конце концов я выбрал не тебя. Я хочу уйти с Пиён. С человеком, который без меня, наверное, пропадет на этом свете, с Пиён… Но я ее не вижу… Пиён».
Его глаза закрылись. Теперь он напоминал зверя, впавшего в зимнюю спячку. Так и не увидев Пиён, Мусок погрузился во тьму.
Когда дверь внезапно распахнулась, Сон Ин занимался документами у себя в кабинете. Он нахмурился. Грубо вломившимся к нему человеком оказался Ван Чон. И поскольку это был именно он, а не кто-то еще, морщинки, появившиеся у Сон Ина над бровями, стали еще глубже. Ван Чон, не здороваясь, опустился на стул и молча уставился в стол, Сон Ин, вторя ему, не произнес ни слова и быстро убрал документы. Поскольку он считал Ван Чона человеком бесполезным и совершенно не справляющимся со своими задачами, говорить ласково с этим помрачневшим молодым красавцем Сон Ин был не намерен. Однако гость есть гость. Тем более этот гость был племянником супруги его величества, а в будущем – влиятельным ваном, поэтому Сон Ин не мог позволить себе и дальше молча заниматься делами, как ни в чем не бывало. Скрывая свое пренебрежение, он опустился на стул напротив Ван Чона и, смягчившись, сказал:
– Я ведь предупреждал: посещать меня лично будет для вас затруднительно, – голос его был нежен, но в нем сквозило обвинение, которое заметил бы любой разумный человек. Кратко говоря, слова его на деле означали: «Зачем вы вдруг явились сюда средь бела дня, хотя прекрасно знали, что ваше появление на публике станет серьезным препятствие для претворения нашего плана в жизнь? Совсем, что ли, забыли об этом? А мозг тогда на что?» Ван Чон коротко кивнул, принимая весь его укор. Тогда раздражение Сон Ина немного поутихло, а в голосе появилось добродушие. – Но раз уж вы пришли, дело, должно быть, важное и срочное. Я велю подать чаю. Подождите, пожалуйста.
– Не стоит, – резко заговорил Ван Чон. Ни капли злости – лишь нервозность читалась у него на лице и сквозила в его голосе. Его лежащая на столе рука, как и бывает у людей, неспособных скрывать свои эмоции, без устали сжимала и разжимала шелковую ткань. Неглубоко вздохнув, Сон Ин откинулся на спинку своего стула и пристально посмотрел на Ван Чона. Было ясно: что бы тот сейчас ни сказал, он выслушает это от начала до конца. Но такое поведение собеседника, казалось, лишь сильнее обеспокоило юношу.
– Возможно, это не покажется тебе таким уж важным и срочным, – услышав это, Сон Ин приподнял одну из бровей. Если это не срочно и не важно, не стоило и врываться. Однако он не проронил ни слова недовольств и лишь заботливо улыбнулся, будто милосердный отец, выслушивающий жалобы малого дитя. Преисполнившись смелости, Ван Чон бросил колебаться. – Это касается моего брата.
Сон Ин вдруг заинтересовался его словами и даже слегка наклонился вперед. С некоторых пор ему было известно, что Ван Чон держится рядом с братом. Пусть он не ждал от него многого, принеси Ван Чон ему хоть что-то – погладил бы его по голове и похвалил. Сон Ин нацелился посеять раздор между наследным принцем и его последователями и своей первой целью выбрал Ван Лина, младшего брата Ван Чона.
– Мне кажется, у брата с госпожой из Хёнэтхэкчу какие-то странные отношения.
– Так они, по-вашему, тайно встречаются? В это и впрямь трудно поверить. Наследный принц особо покровительствует госпоже, но чтоб их с Суджон-ху, самым близким другом его высочества, связывали отношения…
Сон Ин твердо решил довериться чутью Муби, уверявшей, что наследный принц явно жаждет дочь Ёнъин-бэка. Мало кто чувствует отношения между мужчинами и женщинами так же хорошо, как она. Глядя на Ван Чона, Сон Ин задавался вопросом, отчего лицо недотепы перед ним было столь мрачным. Насторожившись, он, не в силах контролировать свое тело, еще сильнее наклонился вперед.
Ван Чон выдержал недоверчивый взгляд Сон Ина и продолжил, будто танцуя, постукивать пальцами по столу. На самом деле он и сам пока не разобрался, с чего начать свое объяснение. Весь этот бардак начался с его сестренки Тан.
Лин втолкнул старшего брата во дворец, где жила супруга наследного принца, и та принялась бранить его за одержимость Сан, поэтому настроение у Ван Чона было никудышное. А корень зла был в том, что бранила она его, прикрываясь влиянием его высочества.
– Ты позабыл о том, как, став женой наследного принца, я умоляла его величество простить твои преступления? Ничто на этом свете не беспокоит меня так сильно, как твоя одержимость ей. Родной брат супруги его высочества идет против воли наследного принца и пытается нарушить запрет на браки между членами монаршего клана, так?
– Хочешь сказать, в чем бы ни была его воля, ты примиришься со всем? Просто закроешь на все глаза, хотя вы даже первую брачную ночь не провели как должно?
Ван Чон, привыкший в опьянении своими чувствами выплевывать жестокие слова, не обращая внимая на собеседника, а после сожалеть, даже не заметил, как лицо его сестры вмиг побелело – ни кровинки на нем не осталось. Он с легкостью использовал против нее тайну, которую ему поведал пьяный Сон Ин, а после до смерти возненавидел эту легкость. Он не оставил и следа от гордости сестры, которую та старательно оберегала, но и на том не оставил в покое ее добрую душу.
Совершив ошибку, человек, который не умеет контролировать собственный язык, должен выбрать, каким путем идти. Их всего два: замолчать, притворившись равнодушным, или прикрыть свою оплошность новой болтовней. Ван Чон выбрал второй. Отчасти это было связано с тем, что он не привык оставлять мысли при себе, но во многом произошло это из-за того, что побледневшая и потерявшая дар речи Тан была доказательством того, что Сон Ин сказал правду. Ван Чон разгневался на наследного принца, столь холодно относившегося к его сестре, и кровь его закипела.
– Во всем мире не найти большего лицемера, чем он! Притворялся ласковым, изображал, будто любит супругу, а сам оставил жену, принадлежащую королевскому клану, и вдруг завел ребенка от женщины не пойми какого рода и племени. Тебя бросил, а теперь и меня вынуждает отказаться от любимой девушки! Так что ж он, пытается оскорбить нашу семью и весь королевский клан Корё?
– А любимой девушкой ты называешь госпожу из Хёнэтхэкчу?
– Ну а кто еще это мог бы быть? Чтобы скрыть свои грязные намерения, он помешал нашему с ней браку, и, кажется мне, семью нашу он видит врагами, а не родственниками. Все эти беды начались с ее величества и нашей тети.
– Ты не прав. Если ты ропщешь на него лишь из-за той девушки, так это ни к чему – то было недоразумением, – беспомощно покачала головой Тан. При виде сестры, что защищала наследного принца, хоть и держалась на ногах еле-еле, Ван Чон разозлился еще сильнее.
– За пару дней до отъезда в Тэдо он инкогнито приехал в Покчжончжан, чтобы повидаться с ней. А встретив там меня, отмахнулся, как от мухи. И смотрел он на меня не как на зятя, но как на соперника.
– Приехал в Покчжончжан, чтобы повидаться с ней? Наследный принц?
Взгляд ее дрогнул. Тайное путешествие супруга было для нее неожиданностью, поэтому Тан смутилась. Догадавшись об этом, Ван Чон продолжил напирать.
– Он насильно разлучил нас с ней, а сам все катался между Покчжончжаном и столицей. Разве императорский указ о запрете браков внутри клана не всех касался?
– Его высочество ездил один? Не с Лином?
– С чего туда ехать Лину? Пусть они и лучшие друзья, что жить не могут порознь, зачем наследному принцу брать его с собой на тайную встречу с девушкой?
– Но ведь Лин ее…
Ван Чон настороженно прислушался, но Тан, покраснев, быстро прикрыла рот рукавом. Разговоры о них ее явно смущали. Проницательным человеком Ван Чон не был, но он вдруг почувствовал что-то неладное. Что сестра хотела сказать после? Могло ли прозвучать там хоть что-то кроме «любит»?
– Это правда? – его вопрос заставил ее растеряться. Не сумев придумать объяснение, которому он бы поверил, Тан, заикаясь, спросила:
– О-о-о чем ты?..
– Я спрашиваю, правда ли их связывают такие отношения. Причина тому, что ты послала за мной в Покчжончжан именно Лина, кроется именно в том слове, что ты не произнесла. Это правда?