Любовь короля. Том 2 — страница 38 из 68

– Я ясно дал понять: коль станешь самовольничать и пойдешь мне наперекор, я избавлюсь от тебя самым прискорбным образом!

– Ой-ой? Я сделала все, как вы и желали.

– Что за чушь ты несешь? Я велел тебе завладеть сердцем вана, а не приводить других мужчин к себе в постель!

– Я завладела его сердцем, как никто другой. Что бы я ни делала, с кем бы ни развлекалась, он не может от меня отказаться. Меня и не думают казнить – чем не доказательство? Вскоре он освободит меня под предлогом возвращения наследного принца на родину и вновь возьмет с собой на охоту. Вы говорили, вам дела нет до той, кто не Муби? Какую бы девчонку вы ни обучали, со мной она не сравнится. Я – та Муби, что вам нужна. Муби, отказаться от которой ван не в силах!

– Так ради этого ты раздвинула ноги перед Ли Гоном? Чтобы доказать мне это? – хлопнул руками по столу Сон Ин. Чтобы подавить в себе желание немедленно наброситься на нее и задушить, он так крепко сжал руки в кулаки, что пальцы его побелели. Проиграет тот, кто первым поддастся эмоциям. Муби победно рассмеялась.

– Он изнасиловал меня. По приказу ее величества зять Чан Суннёна явился ко мне, пока я была одна, и взял силой.

– Ты ждешь, что я поверю в эту ложь? Я? Сон Ин? Пуён, да как ты смеешь?

– Муби, а не Пуён! – холодно взглянула она на вскочившего Сон Ина. – Его величество верит всему, что я скажу. Неважно, правду ли я говорю, вру ли; неважно, верите ли вы моим словам – что бы я ни говорила, для вана это истинно.

Он рассмеялся.

– Ну пусть так, Муби. Представим, что Ли Гон и правда набросился на тебя. Но случись что-то такое, головы у него на плечах уже бы не было. Так что будь осторожнее со своим странным ароматом и виляниями хвостом перед мужчинами.

– Это вы одарили меня этим ароматом. И вы же научили соблазнять мужчин. Без этого я не Муби, так отчего мне проявлять осторожность? Бояться, вдруг не только Ли Гон, но и другие мужчины опьянеют от моего аромата и набросятся на меня?

– Так ты… – Сон Ин в ярости схватил Муби за плечо так сильно, что оно, казалось, могло сломаться. – Хочешь привлечь к себе еще кого-то, кроме вана?!

– Если мужчина использует свою силу, так ли сложно ему будет взять меня силой? Сейчас вот, например.

Толстые пальцы Сон Ина впились в ее плечи, а она и глазом не моргнула. Он напористо глядел на нее с огнем в глазах. Ее же глаза были полны яда, но яд тот не имел ничего общего с неприязнью и ненавистью. Ресницы Сон Ина подрагивали. Будто самому себе, он тихо прохрипел:

– Почему… именно он? Почему ты выбрала такого болвана? Чего ради?

– Потому что этот болван жаждал меня. Хоть вы меня отвергли, он возжелал меня так сильно, что плакал, один за другим целуя пальцы на моих ногах.

– Ах ты развратная девчонка! Как смела ты с другим… Как смела ты меня предать?

Муби нежно погладила Сон Ина по лицу. Его желтоватые щеки, поросшие бородой, задрожали.

– Так ведь вам больше не нужна Пуён. Вы хотите лишь Муби. А Муби пленит сердца мужчин, что ее жаждут, и контролирует их. Прямо как сердце вана.

– Ты моя! Хоть Пуён, хоть Муби – моя! И вану отдал тебя лишь на время, но твои тело и душа – все мое. Как и твоя воля, конечно.

Сон Ин развернулся всем телом. Его большая ладонь опустилась с ее плеча на спину и вдавила Муби в стол. Чтобы та не смела противиться, он, наклонившись вперед вслед за ней и опершись о стол, заломил руки ей за спину и потянул их наверх. Но она и не думала сопротивляться. Плечо болело так сильно, что казалось, будто оно вот-вот совсем отвалится, и все равно Муби не издала ни звука. На самом деле она была рада – вывернув ей руки, он набросился на нее, как она и хотела.

Но уже в следующую секунду она не могла не ахнуть – Сон Ин взял ее грубо и жестоко. Ее пронзила невыносимая боль. Однако возражать Муби не стала. Пусть близость их была сродни изнасилованию, по ее телу разливалось удовлетворение, какое не приносили ей нежные ласки его величества и Ли Гона. Она знала: эта боль – проявление и доказательство любви Сон Ина. Ни холодных взглядов, ни насмешек – прикосновения его были горячи и жгучи, но обратиться пеплом она не боялась. Если бы не похоть и ревность, которые все это время претерпевал Сон Ин, теперь между ними ничего бы не было.

– Ты моя! И душой, и телом моя! И даже воля твоя без меня ничто – запомни хорошенько! – хрипло прошептал ей на ухо Сон Ин, и она улыбнулась вопреки боли. – Запомни хорошенько. Это наказание. Наказание за твои проступки, – его учащенное дыхание обжигало. – Ты совершила три ошибки. Первая – соблазнила зятя Чан Суннёна и опорочила честь его величество. Он не посмел лишить жизни родственника приближенного королевы, и его доброе имя смешалось с грязью. Чтобы удержать власть в своих руках, нам нужен ван, а ты дала наследному принцу лишний повод проявить свою надменность. Вторая – ты слишком сильно изругала королеву. Его величество влюблен в тебя, этого не отнять, но ты была излишне самоуверенной. Если бы не обещание, которое сын королевы дал вану, ты уже погибла бы от ее руки. Только вспомни, что она стерпела, стиснув зубы! Если она устанет сдерживаться и прольет на тебя свой гнев, тебя со свету сживут. А если королеву погубит собственный гнев, будет и того хуже. Его величество до сих пор занимает престол лишь потому. что его супруга – дочь императора. Без нее он ничем не превосходит императорского внука. До тех пор, пока при дворе не настанет порядок, ее должно охранять, как никого другого. Даже больше, чем тебя! А ты едва не разрушила все, и потому это ошибка куда серьезней первой. Но хуже прочих – третья… – ее ухо сильнее прежнего обдало горячим воздухом. Наказание стало серьезнее. Пот градом стекал у него со лба. Обрывисто выдохнув, он довершил начатое: – Третья, самая серьезная из твоих ошибок, – из-за ничего не значащего Ли Гона ты вывела меня из себя. Меня! Сон Ина! Если я не сумею удержать себя в руках, все будет кончено. Я самый ужасающий и опасный человек во всем мире. Впредь не смей повторять эту ошибку! – окончание его речи больше походили на хриплый крик. Он рухнул на нее сверху, и какое-то время они оставались неподвижны, словно за пределами этой комнаты мира больше и вовсе не существовало.


Тут и там на земле были разбросаны дымящиеся котлы – привычное для Сон Ина зрелище. Всякий раз именно так заканчивалась королевская охота, и не раз он сопровождал его величество, пока тот готовил отловленных животных, чтобы устроить пир. Отличие было лишь в том, что вместо запаха мяса здесь витал запах теплой рисовой каши, а вместо слонявшихся из стороны в сторону охотников и высокопоставленных чиновников здесь в длинную очередь выстроились вереницы исхудавших мужчин в потрепанной одежде, каждый из которых держал в руках пустую миску.

«Пока отец развлекается на охоте, сын кормит живущих поблизости бедняков. И как их не сравнивать? – Губы Сон Ина исказила ухмылка. Отправившись на охоту в честь возвращения наследного принца на родину, старый ван навлек на себя народные негодования, а его высочество тем временем развернул полевую кухню и приказал принимать там голодающих: кормить их, выслушивать жалобы. Это, конечно, привлекло на его сторону больше людей. – Быть может, так он вынуждал вана выйти и поприветствовать его».

Сон Ина поразила хитрость плана наследного принца – он истинный лис. Прежде чем вернуться на родину он послал к отцу генерала Ким Ёнсу с посланием: «Год выдался неурожайным, а расходы на Ваш выезд, куда бы Вы ни отправлялись, огромны, поэтому прошу Ваше Величество не утруждать себя дорогой до границы лишь ради того, чтобы поприветствовать меня. Ни к чему отцу преклоняться перед сыном». Сперва может показаться, будто он утверждал, что в приветствии вовсе нет нужды, но на самом деле подразумевалось совсем иное: он, настоятельно просивший отца не приезжать ради приветствий, был куда влиятельнее отца – у него за спиной стоял правящий клан династии Юань.

Наследный принц велел не встречать его вдалеке от дворца, но поприветствовать его близ двора было должно. Его высочество в конце концов понял намерения сына и, хотя немало рассердился, в итоге приветствие устроил. В знак этого ван отправился на охоту, что люди встретили с негодованием; по-видимому, этого и добивался наследный принц. А сам он покамест демонстрирует подданным свою щедрость, и народ говорит о нем не иначе как о будущем милосердном правителе. Так кто он, если не лис?

«В отличие от развращенных вана и Ван Чона, не ведающих, когда их используют, наследный принц изо всех сил старается не попасть впросак, что куда как забавнее», – последовав за своим провожатым в огромную юрту, довольно улыбнулся Сон Ин. Вон рисовал, сидя за простеньким деревянным столом. В юрте был лишь он один, на сей раз подле него не находились ни супруга другого племени от роду, выносившая ему наследника, ни Суджон-ху Ван Лин, обыкновенно следовавший за ним тенью. Даже Чан Ый, сопроводивший его до юрты, вышел и оставил Сон Ина наедине с наследным принцем. Тот, вероятно, слышал чужие шаги, но головы не поднял – слишком увлечен был завершением картины. Кисть, по-видимому, занимала его больше прочего.

Сон Ин молча наблюдал за движениями по холсту кисти принца. Тот изобразил трех юношей: один играл на цитре, другой – на свирели, третий же прикрыл глаза, прислонившись к колонне в приемной королевского дворца. Все они были дивно красивы. И каждого из них наследный принц изобразил живо и детально, поэтому Сон Ин не мог не восхититься его выдающимися талантами художника.

«С первой секунды становится ясно, кто есть кто, – очень уж реалистичная работа. Я и прежде слышал, как он хорош в каллиграфии и живописи, но рассказы не идут ни в какое сравнение с его истинными талантами», – подумал он.

Юноша, игравший на цитре, был точь-в-точь сам наследный принц: густые брови, холодные и узкие глаза, будто у феникса, слегка приподнятый уголок алых, как гранат, губ. Прекрасный лицом юноша, прислонившийся к колонне, был изображен не менее детально, даже висящий у него на поясе меч и на холсте был украшен золотом и слоновой костью. То явно был его друг Ван Лин. Последний же юноша на рисунке был столь красив, что его с легкостью можно было принять за девушку, но догадаться, кто она, Сон Ин не смог. Быть может, наследному принцу показалась, будто картине, где изображены лишь он сам, играющий на цитре, да наслаждающийся его игрой Суджон-ху, чего-то