Любовь короля. Том 2 — страница 46 из 68

ой страсти и несравненно холодными утрами и потерялись ее самоуважение и достоинство. Те моменты совсем ее истерзали. И даже после рождения ребенка между ними все осталось по-прежнему. Малыш был лишь последствием проявления необузданных желаний наследного принца, поэтому о нем его высочество совершенно не заботился, пусть тот и был его кровью и плотью.

«Не жди, что появление ребенка изменит хоть что-то. Знаешь, какие отношения мне ненавистнее всех в этом мире? Отношения отцов и детей – хуже них нет», – лишь бездушный мог сказать такое прямо при ребенке! Бездушный волк! Ужасный человек! Лишь подумав о сыне, которого держала на руках стоявшая у нее за спиной няня, Есыджин почувствовала горечь. Но вдруг, удивившись теплу прикоснувшейся к ней ладони, подняла голову. На нее с беспокойством смотрела Тан.

– Все действительно не так, как вы подумали. Его высочество вовсе не соскучился по мне, просто человек он очень добрый, вот и прислал мне гонца с посланием. Но…

Крохотное и изящное личико девушки омрачала тревога. Что она хотела добавить? Наверное, нечто сродни «не печальтесь». Несчастная девушка! Есыджин аккуратно положила свою ладонь поверх теплой маленькой ладошки Тан.

– Я тебе очень завидую – это ты знаешь его очень добрым.

Дальше по Кёнсонгуну они двинулись, взявшись за руки. Две супруги наследного принца шли бок о бок, а за ними следовали встревоженный Чин Кван и растерянные придворные дамы.

Человек он очень добрый! Есыджин хотелось тотчас снять с себя маску невозмутимого спокойствия и расхохотаться в голос. Ее обуревало жгучее желание раскрыть всем истинную натуру наследного принца, рассказать, каким «добрым» он был. Уголки ее губ едва заметно опустились. А Тан, не знавшая тому причины, переживала о том, что неосознанно могла чем-то задеть чувства своей собеседницы.

– Я не желала вас обидеть. Его высочество лишь пытался проявить любезность. Я пыталась сказать именно это.

– Любезность! В том и дело. Я завидую тому, что тебя он уважает настолько, чтобы соблюдать любезности.

– Не понимаю, о чем вы, – отняла руку Тан. Ей показалась, будто Есыджин ее дразнит. Должно быть, совсем лишилась рассудка, раз на мгновение почувствовала благосклонность к другой жене своего супруга. И как она могла забыть, что ее собственная свекровь сотворила с ее тетей, хотя и слышала об этом сотни раз? Лицо ее похолодело, но, заметив это, чужестранка тут же вновь взяла девушку за руку.

– Не пойми меня неправильно. На самом деле лишь я одна могу разделить твою душевную боль.

– Мою боль? И что ж это за боль такая? – дрожала от нескончаемого гнева Тан. Уж лучше б первая супруга его высочества была такой же прямолинейной и дикой, как королева Вонсон, но эта девушка куда хитрее. Сначала улыбается ей ласково, а после попытается избавиться от нее! Стиснув зубы, она прошептала так, чтобы ни Чин Кван, ни придворные ее не услышали:

– Я готова, как и тетя, провести остаток жизни запертой в пёльгуне. Ни разу я не роптала и не страшилась уготованной мне судьбы. Я чувствовала: и вы, и королева Вонсон – люди, которых он ценит, драгоценные для него люди. Это тоже сродни части моей судьбы. Именно поэтому мое сердце со всем примирилось. Сколь искренни бы ни были мои чувства, отклика они не найдут, но кроме них у меня ничего нет. Поэтому, прошу, не глумитесь над ними.

– Тс-с, тс-с. Я сказала…

– Что завидуете, разве нет? Завидуете мне… Я отвечу вам тем же. Я завидую. Никогда никому не завидовала, а вам всем сердцем завидую.

– Я для него лишь оболочка. Мы обе в незавидном положении. А завидую я лишь тому, что твое сердце он не растоптал. Если бы он хотя бы проявлял ко мне любезность, просить большего я бы не стала.

Руки Тан, прежде дрожавшей как осиновый лист, замерли. Пусть она и сейчас не до конца понимала Есыджин, но по крайней мере убедилась в том, что та не пустословила и вовсе не пыталась высмеять или подразнить ее. В глазах чужестранки отражалось глубокое отчаяние. Заметив, как выражение лица Тан из гневного превращается в сочувствующее и слегка сомневающееся, она улыбнулась, словно это позволило ей выдохнуть.

– На самом деле я не хотела этого говорить, но уж как есть! Я желаю его так же сильно, как и ты, но душа моя потрепана и растоптана, словно изодранный флаг.

– Н-но ведь рядом с ним в Тэдо все время были…

– Я всегда была для него лишь заменой кому-то: с самого начала и до сих пор. Услышать это от него самого… было по-настоящему грустно. Если все, что ты сказала, возможно, такова моя судьба.

– О ком… о ком ты говоришь? – задрожал тонкий голосок Тан. От странного чувства, что ей было не описать, по спине у нее пробежал холодок. В глубине души она знала, что касаться этого вопроса не стоит. Испуганная, но жаждущая получить ответы. она посмотрела на Есыджин, но та покачала головой.

– Этого я не знаю. На самом деле я практически ничего не знаю о его высочестве.

Ей хотелось рассказать о том, что «та самая» – девушка брата Тан, но она промолчала. Поведать правду и причинить ей этим столько же боли, сколько она испытывала по воле Вона, хотелось, но, сделай она это, он все равно не дрогнет. А единственным человеком, чье сердце обольется кровью от нанесенного удара, окажется девушка, что смотрит ей в глаза. Если бы только этот волк, что и глазом не моргнет, раскройся правда, лил слезы и страдал, как обычный человек! Ничто другое не принесло бы Есыджин такую же радость. Однако она давно отказалась от желания увидеть это своими глазами, поэтому грустной походкой покинула сад Кёнсангуна, наполненный цветами, что распускаются ранним летом.

Она ушла вместе со своими придворными дамами, а Тан так и стояла неподвижно.

«За пару дней до отъезда в Тэдо он инкогнито приехал в Покчжончжан, чтобы повидаться с ней. А встретив там меня, отмахнулся, как от мухи. И смотрел он на меня не как на зятя, но как на соперника», – сказал ей брат. Нет, быть такого не может. У Тан закружилась голова, и она прикрыла глаза. «Такого не может быть. Его высочество ведь говорил: она его друг, которого не стыдно назвать братом, друг сродни Лину, хоть и родилась она женщиной!» – убеждала себя она.

Но вдруг у нее в голове набатом прозвучал голос Ван Чона: «Он насильно разлучил нас с ней, а сам все катался между Покчжончжаном и столицей. Разве императорский указ о запрете браков внутри клана не всех касался?» Все не так, не так! Почувствовав тошноту, она прислонилась к росшему рядом дереву.

«Он лишь навещал друга. И лишь следовал приказу императора! Но… – внезапно в ее сознании, подобно вспышке молнии, мелькнула мысль: – Почему он до сих пор не позволил Лину и Сан пожениться? Почему не помог им связать свои судьбы и до сих пор заставляет их встречаться лишь тайно?»

Будь наследный принц перед ней, она бы тут же спросила все у него напрямик. Тан очень хотела увидеть, как он с улыбкой скажет: «Мы просто друзья!» Хотела проверить свои догадки, хотела убедиться. Нет, ей не хотелось их проверять. В ночь пхальганхвэ, когда она стыдливо держала наследного принца за руку, кристально чистая вера Тан оказалась запятнана. То было лишь незаметное крохотное пятнышко, ничего не значившее в сравнении с ее верой, однако теперь оно превратилось в густую кляксу подозрения, что расплывалась и занимала все больше места. Если бы она спросила его высочество, кому на самом деле отдано его сердце, ответом ее мужа будет…

Глаза Тан широко распахнулись. Расправив свои прежде сгорбленные плечи, она решительно пошла вперед. Сперва казалось, что она вот-вот рухнет, но вскоре девушка заметно оживилась – подобно полевой траве, которую покрыла роса. Чин Кван бросил на нее обеспокоенный взгляд, но она оставила его без внимания и продолжила идти, глядя перед собой. Проверять свои догадки она не будет ни за что.

13Муби

Стоял солнечный день, осень подходила к своему закату, и вот-вот должно было начаться лето. Королева медленно прогуливалась в небольшом саду позади Кёнсонгуна, прячась от палящих лучей под кронами деревьев, и бормотала себе под нос:

– Вот и весна почти подошла к концу. Чувствуется густой цветочный аромат.

Долгое время ее называли королевой Вонсон, теперь же она королева Анпхён. Прошло три года с тех пор, как ее отец, всемогущий абсолютный правитель империи Юань хан Хубилай, скончался и на трон вместо своего старшего брата взошел Тэмур. Став ханом, он проявил к своей тете величайшее почтение и даровал ей новый титул. Королева была рада этому жесту с его стороны – получать титулы и печати монголы очень любили. Но особое удовлетворение ей приносили воспоминания о содержании свитка с императорским указом даровать ей этот титул.

– Известно вам, как отметил меня император, когда даровал титул? – спросила она у следовавших за ней невесток, словно проверяя их. Тан, госпожа Хон и госпожа Чо, дочери верноподданных королевской семьи – все трое вздрогнули у нее за спиной. Всего невесток было пять, но две из них – Есыджин и Будашир, дочь цзиньского[82] правителя, – пребывали в Тэдо вместе с его высочеством. Сопровождавшие свекровь девушки знали ответ на ее вопрос, но, склонив головы, смолчали – понимали, что королева желает побахвалиться. Мудрые супруги наследного принца оказались правы: ее величество продолжила говорить, не дожидаясь от них ответа:

– Он признал, что благодаря мне весь Корейский полуостров ощутил на себе благоприятное влияние добродетели королевской семьи. Отметил, что я не душила супруга расточительностью и привила сыну нравственные идеалы. Возвестил, что я достойна сравнения с Ван Цзи из династии Чжоу[83] – примера благородной жены. – Королева вдруг скривилась. – Достойна сравнения с Ван Цзи… Он прав! Как же он прав!

Она засмеялась будто в припадке. Не так громко, как бывало прежде, но неожиданно, поэтому ее невестки все равно занервничали. Королева Ван Цзи, одна из дочерей династии Чжоу, вышла замуж за Сян-гуна