– В этот раз, уехав, я, возможно, вернулись лишь годы спустя, и как быть! Ты будто часть меня самого, как мне оставить тебя здесь?
Как бы семья Лина ни сожалела о будущей разлуке, намерения наследного принца были для них естественны. Как и для самого Лина. Он давно решил: как Вон официально взойдет на престол – последует за ним. Куда игла идет – туда и нить, так и Лин за Воном. Но поскольку весть была неожиданной, а сам Лин ужасно занят, семья его пребывала в замешательстве. Страшились, вдруг до самого отъезда свидеться так и не удастся. На вопросы матери Лину оставалось лишь твердить, что он вот-вот прибудет домой. Вот знавший обо всем Чан Ый и сочувствовал его тяжкому положению.
– Раз с делами покончено, не отправиться ли вам домой? Всего три дня осталось.
– Думаю, да.
– Тогда сейчас же и езжайте. Там, кажется, недавно кто-то прибыл от Совон-ху…
– Сначала остальные разъедутся, затем уж я.
Чан Ый заколебался. Было у него и еще одно дело помимо Кымгвачжона: наследный принца приказал проследить, чтобы Суджон-ху, окончив все дела, возвратился домой.
«И отчего его высочество так щепетилен? Уж не сомневается ли в собственном свояке?» – подумал он.
Чан Ый прекрасно знал: Лина наследный принц особенно лелеял. И все же заставлял порой склонить голову в последнее время. Он был столь же щедр, сколь свободолюбив, и редко связывал себя церемониями. Особенно с Лином, и потому все это казалось странным.
«Неужто он сделал нечто, что породило в наследном принце сомнения? В чем-то противился его воле? – окинув взглядом Лина, смотревшего куда-то вдаль, Чан Ый покачал головой. – Быть такого не может. Нет в мире того, кто был бы предан ему больше Суджон-ху. – С тех самых пор, когда юноша только начал служить наследному принцу, он наблюдал за ним и потому прекрасно знал, каков тот был: честный и прямолинейный, готовый многое взять на себя, уже в десять лет благоговевший пред воинами. – Есть ли причина следить за ним и проверять его?»
Чан Ый был готов отступить, проигнорировав приказ наследного принца, как вдруг у широко распахнутых центральных ворот появился мужчина средних лет. Широкие ноздри вздернуты к небу, значительный вид. Он пересек внутренний двор и, задыхаясь, подбежал к Лину.
– Господин! – громко позвал он.
Заметив Чан Ыя, мужчина украдкой взглянул на него. И тот сразу его узнал – как мог он показаться незнакомцем часто бывавшему в Кымгвачжоне Чан Ыю. Все тело мужчины было изранено, не найти было целых участков; именно его Лин спас и определил на лечение к медикам Кымгванчжона. Он полностью поправился и был хоть и не молод, но активен. Кого нужно было отправить в путь вместе со всеми молодыми людьми, ранее пребывавшими здесь, так это его. Указав на мужчину, Чан Ый спросил:
– Его тоже ко двору?
Испуганно вздрогнув, Кэвон попытался избежать его взгляда и повернулся к Лину.
– Нет, он не здешний, лишь прибыл ко мне по делу. Езжай, не беспокойся, – ответил тот, растерянно поглядывая на Кэвона. Появление Больших ноздрей и ему было удивительно. Чан Ый видел. Слегка наклонив голову, он с недоверием взглянул на сжавшегося мужчину. Но теперь Суджон-ху не казался растерянным. Мягко улыбнувшись, он, будто успокаивая, спрятал Кэвона за своей спиной.
– Довольно. Он скоро уйдет.
– Господин…
– И я тоже вскоре отправлюсь домой.
Чан Ый не смел спорить боле и отступил. Он покинул Кымгванчжон вместе со своими людьми, хоть и знал: ему должно остаться и убедиться в том, что Суджон-ху отправится домой. Стоило внутреннему двору опустеть, Лин повернулся к Кэвону. Кожа его, и без того бледная, побелела, будто покрытая льдом.
– Почему ты здесь? Что-то стряслось с Сан?
– Да, стряслось!
– Что…
– Говорят, вы скоро отправитесь в дальний путь вслед за наследным принцем. И говорят, не знаете, когда вернетесь: через пять лет, а может, через десять. И все по долгу службы!
– Верно, – глубоко вздохнув, прикоснулся ко лбу Лин. – Это все?
– Все ли это? Хотите сказать, госпожа, нет, хозяйка должна просто смириться с чем-то серьезнее? Даже сейчас она прикована к постели и не приходит в себя. А вы спрашиваете, все ли это?!
– Сан… слегла от болезни?
Кэвон взирал на него с упреком.
– Вы месяцами ее не навещали. Она металась в ожидании, но вдруг услыхала, что вы на годы уезжаете в империю. Как было выдержать ее хрупкому тельцу? Вы, господин, ведь не приехали и не поведали ей лично, слово за слово, нет – ей донесли чужие языки. Сердце ее разрывалось. Неужто не было у вас ни рта, чтобы рассказать, ни рук, чтоб написать ей хоть строчку!
И несмотря на своевольность Кэвона, Лин лишь молча слушал его причитания, кусая губы. А после спокойно спросил:
– Кто рассказал Сан о моем отъезде?
– Наследный принц. Несколько дней назад он заезжал в Покчжончжан.
– Наследный принц… вот как. Спасибо, что проделал столь долгий путь. Ступай.
Лин отвязал лошадиные поводья от дерева. Угрюмый до той секунды Кэвон, растерявшись, дернул его за рукав.
– Отчего бы нам не отправиться вместе?
– Я еду домой.
– Но как же госпожа, нет, хозяйка? Он так страдает, даже встать не может!
– Надеюсь, она поскорее оправится от болезни… Передай мои пожелания.
– Но… но, господин! – Он споро схватил Лина, взобравшегося на лошадь, будто готовый стащить его вниз.
– До отъезда еще три дня, и вы вернетесь как раз вовремя, если прямо сейчас поскачет в Покчжончжан!
– Я не могу позволить себе такой свободы. Скажи Сан… что мне жаль.
– Господин, господин! Вы молоды и потому пока не знаете этого, но женское сердце не так сильно, господин. Пройдет хоть десять лет, хоть месяц – если рядом то и дело будет появляться красивый юноша, она и влюбиться может! С вашей беззаботностью ни одну девушку на всю жизнь не завоевать! Господин Сохын-ху приезжал к ней уже несколько раз.
– Вот как…
От горечи искусывая губы, Лин тронул лошадь. Кэвон поспешно взобрался на вторую и последовал за ним, взволнованно выспрашивая:
– Поедете, господин? Вы ведь поедете со мной?
– Нет.
В отчаянии перед господином, ответившим ему столь резко, мужчина замер у него за спиной. Да чтоб его! Брань так и вертелась на языке у Кэвона.
«Сонхва меня со свету сживет! – подумал он. На самом деле Сан не слегла от болезни. Она была шокирована, приуныла и явно пребывала не в лучшем состоянии, но все же бедственность ее положения была явно преувеличена. Таков был замысел Сонхвы, желавшей побудить Лина вернуться, но, когда все пошло прахом, Кэвон совсем обессилел. Он разочаровался, что не сдался и не отправился с ним в Покчжончжан, несмотря на эту ложь. – И как люди могут быть столь бездушны?»
Сам он помнил страстные времена своей молодости и оттого никак не мог понять ни спокойствия Лина, ни его хладнокровности. На самом деле непоколебимое спокойствие господина вызывало у него уважение с той секунды, как тот спас ему жизнь. Он пообещал себе однажды отплатить Суджон-ху и порой тайно проявлял свою преданность, о которой тот не просил. Оправившись от ран, он прибыл в Покчжончжан, чтобы встретиться с Ёмбоком, а там, как того советовала Сан, с головой ушел в дела; тогда его преданность стала принадлежать ей, а не Лину. Благодаря Сан Кэвону удалось вырваться из рук смерти, а после она и вовсе ему понравилась: выглядевшая поначалу дерзкой и надменной, эта горделивая девушка на деле оказалась добродушной, невинной и очень милой. Огненный Кулак был впечатлен ее щедростью и простотой в общении с обычными людьми – она игнорировала всякие социальные различия и запросто говорила со всеми. А когда Ёмбок поведал ему о любовной связи Лина и Сан, Кэвон был немало удивлен тем, как спокойно господин ведет себя в отношении своей возлюбленной.
«Делать нечего. Раз уж не могу привести его за собой, остается хоть поручение выполнить», – поразмыслил Кэвон. Объехав Лина, он преградил ему путь и схватил его лошадь за морду так, чтобы та подняла переднее копыто и не могла двинуться с места.
– Сказал же: не могу поехать с тобой, – хладнокровно осадил Лин.
– То-то и оно, господин. Знал я, что вы такой человек. Не в мои уж годы попусту шуметь, как грудное дитя. На самом деле я прибыл, чтобы доставить вам это, – и протянул ему небольшой шелковый сверток, сложенный квадратом.
– Госпожа сама сделала это, едва узнала, что вы отправляетесь в Великий улус, хотя доселе подобным не занималась. Вы ведь знаете, как прискорбны ее навыки в шитье? Но Сонхва говорит, что ради этого госпожа всю ночь не смыкала глаз.
– Спасибо, – не изменившись в лице, Лин забрал сверток и припустил лошадь.
– Даже не попытался! Хоть от боли злись, хоть от усталости, а под лежачий камень вода все равно не течет. Тут даже Сонхва б его не переубедила. Проклятье! – в пустую возмущался себе под нос Кэвон, прекративший преграждать Лину путь и отправившийся восвояси.
Когда голос его совсем потускнел где-то вдали, Лин тяжело вздохнул. В глубине души ему хотелось немедленно броситься в Покчжончжан. Но этому не бывать. Не потому, что времени недостает, не потому, что должно проститься с родными перед отъездом, но из-за душевных терзаний, разросшихся еще сильнее. Вернувшись в Корею, Вон поведал Лину о причинах прекращения обсуждений брака Сан и его брата.
– Высочайшим указом браки внутри монаршего клана будут настрого запрещены. Это касается всех, Лин.
Вон был крайне решителен в своих словах, и потому Лин не мог поведать ему, что любит Сан. Он не посмел бы пойти против принципов наследного принца – ему не хотелось обременять Вона, как было и в случае с Тан: когда ее выбрали на роль супруги его высочества. Ради друга Вон, конечно, ослушался бы деда и изменил своим принципам, сделал бы исключение! А это наверняка стало бы бременем для его политической фигуры.
«Я друг и подданый наследника престола. Как и Сан. Нам должно помогать ему, а не создавать проблемы в угоду собственным чувствам, – решил Лин. От совместного будущего с Сан он отказался без сожалений, а вот от любви к ней не смог. И не в браке было дело, а в том, что она стала огромной и значимой частью его жизни. Не мог он так просто о ней позабыть. – Если уж Сан, что теперь под защитой семьи вана, до конца своих дней не выйдет замуж, то и я останусь холост. Не смогу жениться на ней – не женюсь вовсе».