– Ты признаешь это? Разве ты не станешь отвергать и оспаривать все, что я сказал?
– …
– Говори, Лин! Да так да, нет так нет, но скажи хоть слово!
– …Я совершил преступление.
– …Ты? Ты и правда говоришь это? Почему, Лин? Почему ты так говоришь?
Холодный голос Вона вдруг обессилел и затих, стал звучать тоскливо, словно тот сетовал или клянчил. Его голос эхом отозвался в сердце Лина; стало холодно и больно. Пред взором Лина, затуманенным липкой кровью, предстала рука Вона, крепко сжавшая камешек. Казалось, его дрожавшие руки говорили о чем-то. В его сердце яростно сражались два противоположных чувства. Вон долго вел борьбу с самим собой – не в силах был понять, какое чувство в нем перевешивает, – и Лин возжелал положить конец страданиям своего друга.
«О милосердный Будда, молю, сжалься над ним и благослови – пусть он освободится от страданий», – израненная и измазанная кровью рука Лина дернулась и медленно сдвинулась. Протянув ладонь к дрожавшему кулаку Вона, он тихо, медленно и устало прошептал:
– Я совершил преступление. Собирался бежать, воспользовавшись вашей верностью и вашей дружбой. Хотел вместе с Сан ступить на один из тех кораблей и отправиться куда-нибудь, где прежде не бывал, и никогда не возвращаться.
Большим преступлением было притворяться, будто он не в силах тотчас угадывать мысли наследного принца. Лин прикусил щеку. Быть может, этот вечер был предрешен еще в тот день, когда они, гуляя по улицам Кэгёна, встретили Сан, одевшуюся юношей. Быть может, начало их раздору было положено в тот миг, когда Вон не сумел отвести глаз от Сан, а сердце Лина забилось быстрее, когда их взгляды пересеклись.
В глубине души Лину было неприятно всякий раз, как Вон с радостью смотрел на Сан; всякий раз, как нежно улыбался ей; всякий раз, как докучал ей поддразниваниями; всякий раз, когда он охотно терпел ее грубости. В глубине души его тревожила странная дружба Вона и Сан. Вон, уверявший, будто любит Тан и хочет взять ее в жены, был ему подозрителен. Однако Лин не пытался понять истинные чувства Вона. Не столько из страха раскрыть секрет наследного принца, сколько из страха его узнать. Разве ж он смог бы любить ее, если бы узнал сокровенные мысли Вона и его истинные чувства, которые он и сам не осознавал? Он был слеп и глух к чувствам своего друга. Чтобы оставаться верным своим чувствам и желаниям.
Лин думал, будто не знал всех этих чувств, но на самом деле они были известны ему с самого начала. Однако ясно как день все стало лишь теперь, когда он, окровавленный, лежал рядом с Воном. Когда его горячие от чувства вины пальцы прикоснулись к кулаку Вона, тот вздрогнул и стряхнул его руку. Вскочив, наследный принц отступил на несколько шагов, и голос его вновь зазвучал яростно:
– Суджон-ху Ван Лин, вместе с госпожой из Хёнэтхэкчу ты замышлял восстание против вана и всей королевской семьи, а когда ваш план провалился, попытался бежать. Тебе и самому известно, какое тяжкое преступление ты – мой друг и член моей семьи – совершил. Вы, преступники и изменники Ван Лин и Ван Сан, лишитесь титулов и земель, а ваши имена навсегда будут стерты из истории королевского клана. Вас больше не существует и не существовало никогда!
По щелчку пальцев Вона стоявшие поодаль юноши в черном подошли ближе.
– Поднимите его.
Двое юношей подхватили его под руки. Едва держась на дрожавших ногах, Лин кашлял сгустками крови. Обеими руками Вон поднял ткань с лица.
Не переставая кашлять и плеваться кровью, Лин изо всех сил напряг никак не открывавшиеся глаза, чтобы увидеть Вона. Его лицо, застывшее подобно маске, было невероятно красиво. Полностью утратив силы, он выглядел бесстрастно, и лишь едва заметные капельки слез выдавали в нем живого человека. Вон повернулся спиной к Лину, что сплевывал кровь и шатался, будто мог упасть в любую секунду, и что-то пробормотал стоявшему рядом юноше:
– Не трогай лицо.
Размахивая руками, Вон двинулся по насыпи и миновал толпу, обступившую их с Лином плотным кольцом. Когда он вышел со двора «Пённанджона» и оказался между соснами, один из воинов взмахнул дубинкой и ударил Лина точно по середине спины. Громко. Его колени подкосились, но упасть он не мог – юноши так и держали его под руки. Вдруг кровь хлынула у него изо рта и, будто лепестки, разлетелась по насыпи. Удары – раз от раза лишь сильнее – продолжили сыпаться на него градом. Всякий раз, как от бесчисленных ударов дубинок разрывалась плоть, на насыпи распускались новые и новые алые цветы.
Сознание Лина угасало, и у него перед глазами вдруг возник ее образ. Сан, всегда ярко и весело улыбавшаяся ему, Сан, глядевшая на него своими кошачьими глазами, плакала.
«Почему ты плачешь, Сан? Потому что я не сдержал обещания? Потому что не сдержал обещания уехать вместе? Поэтому ты расстроилась и плачешь? Ты ведь сильная и никогда не плачешь… Нет, ты много плакала. Расплакалась прямо передо мной, когда я привез Тан и напугал тебя. Долго-долго плакала в моих объятиях, когда я задержался и едва выжил в убежище Ю Сима. И… Да, молча плакала, когда я – болван – колебался и не решался признаться тебе в любви, хотя и знал о твоих чувствах. Если подумать, ты всегда плакала по моей вине. Поэтому я вытирал все твои слезы. Прости, что не смогу сделать этого теперь. Прости, Сан, прости, что до самого конца только и делаю, что извиняюсь».
Когда юноши отпустили Лина, который обмяк, не в силах и дальше выдерживать удары, его тело повалилось на насыпь. Когда его израненное плечо дрогнуло, ударившись о землю, бесчисленное множество дубинок вновь взметнулись вверх. Когда пальцы Лина задергались, словно пытаясь ухватиться за что-нибудь, последовал удар обратной стороной дубинки – словно они проверяли, осталось ли на нем хоть одно живое место. После Лин больше не двигался.
Наконец они убрали дубинки от Лина – волосы его были спутаны и покрыты густой кровью – взвалили его тело себе на плечи и тихонько покинули «Пённанджон».
Продолжение в третьем томе «Влюбленного короля».
Спасибо за выбор книг нашего издательства!
Будем рады вашему отзыву