— Не бери в обиду, но это мое дело! Ты только скажи ему, где меня искать! — Радмила строго посмотрела на Марьяну.
— Ладно, ладно! Передам твоему белобрысому! — не глядя в глаза молодой женщине, скороговоркой проговорила Марьяна. Но по ее лицу было видно, что она не согласна с таким выбором Радмилы.
— Сестра, давай скорей! А то впотьмах поедем! — позвал Добровит. Радмила подошла к Голубе, молодой дружинник с удовольствием подсадил красавицу в седло, и кавалькада двинулась по лесной дороге. Молодая женщина бросила прощальный взгляд на маленькую избу, где она бедно, но вполне счастливо, прожила больше двенадцати лет.
А через неделю к Марьяне опять наведались гости: к ее новому дому подъехал красивый возок, запряженный парой гнедых лошадей, рядом гарцевало несколько верховых. Это была Радмила. На ней был роскошный наряд из византийской узорчатой парчи, на голове был украшенный дорогими каменьями венец. Приехала, как она сказала брату, пригласить погостить в Пскове свою подругу Ульяну. Конечно, не эта причина заставила девушку отправиться в дорогу, ей нужно было спросить у Марьяны, не приезжал ли ее милый.
— Была от него весточка. Сам, правда, не приехал! Прислал посланца, он такой кучерявый, черный как грех, все время улыбается, — хитрая женщина наспех придумывала, как бы ей вывернуться. Вспомнила про платок, что забыл Бруно:
— Вон твой платок вернул! Сказывал этот кучерявый, что не приедет он, раздумал! Свою девицу повстречал, красивая очень, богатая, сильно полюбил он ее, невозможно и описать. А тебе вон платочек отдал назад, знать, знак, чтобы не ждала, с другим свою судьбу отыскала. Просил простить, если чем не угодил! — отводя в сторону бегающие глазки, зачастила Марьяна. — И вправду, подружка, на что тебе этот белобрысый немец. ― Марьяна уже знала всю историю Радмилиной любви от Ульяны. ― Вон боярина Путятина сынок совсем по тебе высох! Ой! — Испуганная рассказчица обмерла, глядя на Радмилу. Побелев как снег, бедная красавица упала в обморок.
На постоялом дворе
— Это кто же тебе такое сказал, что я тебя бросил? И вообще, разве трудно было поговорить со мной, когда я как влюбленный олух домогался встречи с тобой? Даже домой к тебе приехал! Ты вообще не захотела выйти поговорить! А чего стоило тебя найти? И если бы не снежок, которыми ты так ловко сбила с меня шапку, не знаю, как и нашел тебя. Но прекрасная богиня мне помогает!
— Сказала Марьяна, ты ее не знаешь, это женщина из Самолвы, она сейчас живет в моей избе. Твои крестоносцы сожгли ее дом, и я отдала ей свой, когда брат меня забрал в Псков. Марьяна должна была тебе сказать, куда я уехала. Я Она пообещала все тебе передать. Приехала я через неделю, в глаза мне она не смотрит, жалко ей меня, видите ли! ― Был, но не сам, а посланца прислал — говорит она.
— Это был Бруно — сказал взволнованный Ульрих — мой верный друг и человек чести. Я никого другого бы и не послал за тобой. У меня три верных друга — Бруно, Георг, Гарет!
— По словам Марьяны, он вернул мой красный платок и сказал, чтобы не ждала тебя. На другой будто женишься, на своей. Не подходит язычница тебе в жены. Приехала богатая немецкая боярышня, и у тебя новая любовь! Да я бы не поверила, если бы не платок! Я думала, не вынесу. Тяжело было очень! Долго так мучалась, потом немного успокоилась. Но решила замуж вообще не выходить, уж больно жестокие вы, мужчины. Так спокойней, ведь жила до тебя без всяких печалей. Конечно, надо было поговорить, но я думала, что хочешь попросить прощения! А зачем эти разговоры, все и так ясно, вернула бы кольцо твое и все. Так, без разговоров, было легче! Сердце сильно болело! — Радмила отвернулась и стала смотреть в окно.
— Бруно просто в расстройстве забыл платок. А дал я ему его для того, чтобы ты поверила, что он мною послан. Он должен был тебя забрать и привезти в Дерпт. Меня послали в Бранденбургское комтурство. Когда мы разгромили язычников, я воспользовался хорошей возможностью и поехал в Монфор, попросить разрешения оставить Орден. Как только приехал в Дерпт и узнал, что ты в Пскове, сразу помчался в Псков тебя разыскивать. Это твое счастье, что ты верна мне! Юрий рассказал мне, что никому не обещала ничего и ведешь себя строго. А то бы твоему любовнику….. — жестокое выражение на лице рыцаря не обещало ничего хорошего предполагаемому сопернику.
— Значит, эта женщина, которой ты сделала добро, всех обманула. Но что ее заставило так подло отплатить тебе? — немного помолчав, спросил Ульрих.
— Ее муж еще до женитьбе на Марьяне просил матушку отдать меня за него…..я просто не могла представить, что она ревнует к умершему. Да и тебя она не любит! Ведь твои братья сожгли ее дом и убили мужа. Она мне все время возмущалась, как я могла с немцем связаться. Но какова! Так жестоко обмануть всех нас! Я и предположить не могла, что она такая коварная! — от возмущения у молодой женщины даже перехватило дыхание.
— Я обязательно с ней встречусь для серьезного разговора! Она не имела права вмешиваться в чужую жизнь! — с угрозой проговорил Ульрих.
— Не надо, дорогой! Она и так наказана! Я так счастлива, что ты снова со мной, что не хочу никому мстить, — она принялась осыпать поцелуями суровое лицо.
Тот опустил ее голову себе на грудь и затих, крепко прижав к себе, лишь сильный стук сердца говорил о том, что он испытывает большое волнение.
— Хорошо! Пусть будет, как ты просишь. Вы, русские, слишком несерьезно относитесь к важным вопросам. Но хотя и у тебя так много недостатков, я безумно люблю тебя! — он смял ее губы страстным поцелуем. — Все, хватит о прошлом! Нас ожидает чудесное будущее.
Наконец показался постоялый двор. Метель усилилась, снег так и сыпался без конца, заносил лица людей, морды лошадей, так что невозможно было ничего рассмотреть. Предвкушение хорошего отдыха возле горящего камина и вкусной еды подняло всем настроение.
Рыцари спешились и передали поводья подскочившим конюхам, которых сразу же повели в конюшню. Ульрих выскочил из возка и подал руку молодой женщине. После состоявшегося разговора настроение у него было отличное.
Он подхватил свою «военную» добычу на руки и под одобрительные возгласы немцев понес в дом. Остальные участник набега гурьбой ввалились в большой зал таверны вслед за ним.
Таверна был датской, и разговоры там велись, конечно, на датском и немецком. Радмиле было несколько неловко среди чужих людей. Хорошо еще, что Ульрих купил ей немецкую одежду. Когда она молчала, то никто и не догадывался, что она славянка. Да и красота ее здорово выручала. У всех мужчин теплели взгляды, когда они смотрели на нее. Новая одежда очень шла ей, видно было, что ее возлюбленный тщательно выбирал ее. Глубокий темно-синий цвет котты оттенял ее васильково-синие глаза, а лисий мех капюшона удивительно сочетался с медовыми волосами молодой женщины. Увидев ее в немецком наряде, все наперебой стали восхищаться красотой Радмилы. Им явно нравилось, что Радмила переоделась в одежду их женщин. Ревнивый Ульрих резко прекратил поток жарких комплиментов.
Подобострастный хозяин, ошеломленный таким количеством важных особ, суетился изо всех сил. Моментально был накрыт отличный стол. Тепло и хорошая еда привели участников набега в хорошее расположение духа. Начались оживленные разговоры. Рыцари весело гоготали, когда Бруно изображал трусливую дворню боярина Шумилина. Ульрих был в превосходном настроении, его рука по-хозяйски обняла тонкую талию молодой женщины. Наконец все разошлись по своим комнатам, ― ехали всю ночь и утро, надо было хоть немного поспать.
Ульриха и Радмилу поместили в уютную опрятную комнату с весело гудящей печью.
— Давай раздевайся, моя любовь! Немного отдохнем. — После сытного обеда у рыцаря настроение стало еще лучше, он просто лучился удовольствием.
— Но я не взяла ночную рубашку, она в возке осталась, — молодую женщину смущали ненасытные взгляды рыцаря.
— Забудь о ночных рубашках, в постели ей не место! Может, лет через десять я тебе разрешу ее надевать, но не сейчас, ― мужчина с удовольствием сам стал раздевать смущенную возлюбленную, наслаждаясь ее стыдливостью. Он отнес обнаженную девушку на постель и стал медленно, со знанием дела, снова возбуждать ее.
— Я так устала, Ульрих. — она слабо отбивалась.
— Не знаю лучшего снотворного, чем занятие любовью. После одного, другого раза отлично спится. Я полгода был один, и очень хочу тебя. Сразу же по приезду в Дерпт мы поженимся, так что можешь считать, что у нас сейчас медовый месяц. Я хочу иметь детей и свой дом. Но это будет чуть позже, пока же у меня на уме только твое восхитительное тело. Посмотри, как я опять тебя хочу, — он положил ее руку на свой восставший фаллос. Он был твердым, и жарко пульсировал. От неловкости Радмила попыталась убрать руку, но он удержал.
— Поласкай его, дорогая! Он так жаждет доставить тебе удовольствие! — Ульрих стал учить молодую женщину, как нужно ласкать его естество. Она быстро поняла, стала гладить и осторожно сжимать бархатистый фаллос, с удовольствием слыша восторженные стоны мужчины. Все в его мускулистом теле дышало чувственным голодом. Ей нравилась власть над этим сильным человеком, она все смелее ласкала его, а он, прерывисто дыша, целовал и покусывал ее тело. Поглаживая бугорок, скрытый в складках лона, он проник вглубь вторым пальцем. У Радмилы вырвался тихий вскрик, и она пошире раздвинула ноги. Ее податливость только пришпорила страсть, Ульрих медленно выдохнул воздух, изо всех сил пытаясь сдержаться.
— Еще немного, и я выплеснусь! ― он поспешно отнял ее руку и, войдя во влажную пещерку, стал медленно входить и отступать в неспешном, безумно-возбуждающем ритме. От томной неги, которая окутала все ее тело, она распалилась и сама стала поощрять его, пощипывать его твердые ягодицы, направлять мощные толчки. Эти действия разожгли в нем такую бурю, что он стал двигаться, будто желая разломать ее пополам. Невообразимое блаженство охватило ее, удовольствие было такой силы, что она чуть не потеряла сознание. Ульрих поймал ртом ее крик, затем сам глухо застонал, и в судорогах стал освобождаться от семени.