Миссис Скерридж рассказала, что случилось, и Ева промолвила:
- Смотри, это не шутка. Еще заражение начнется.
Миссис Скерридж передернула плечами: подумаешь.
- Это всего лишь царапина. Я ее смазала мазью. Через день-два пройдет...
- Мне нравится твое платье, - сказала она немного погодя. - Новое?
- Ну, как тебе сказать? Я надевала его раза два или три. Я купила его в Лидсе, когда мы ездили искать мебель. Увидела в витрине у Крестона - ну, знаешь, в районе Бриггейт, - и уже глаз оторвать не могла. Эрик заметил, что я на него загляделась, и купил. Я понимала, что мы не можем позволить себе такую трату, когда у нас такие расходы с переездом и прочее, но он меня уговорил. - И она рассмеялась от удовольствия, какое доставляет каждой женщине щедрость мужа.
- Вы что же, уже переехали, значит?
- Да, слава богу. Правда, пройдет еще немало времени, прежде чем мы устроимся: ведь все такое новое. Но мы точно в раю после нашего прежнего жилья.
- Да, уж наверно. Но ты ведь, кажется, ладила со своими хозяевами? У тебя никогда не было с ними неприятностей?
- Что ты! Конечно, никогда. Ну, бывало, скажешь там слово-другое, но миссис Уолшоу - женщина сдержанная, настоящая леди, так что лаяться она ни с кем не станет. У нее, правда, такая манера смотреть на всех свысока - мне это не по душе. Но уж очень ей Эрик нравился - у нее с мистером Уолшоу никогда не было детей - и она, видно, считала, что нет такой девушки, которая была бы под стать ему. Нет, с миссис Уолшоу невозможно поссориться. Она настоящая леди. По ней никогда не скажешь, что разбогатела она, торгуя рыбой с картошкой и сдавая комнаты постояльцам.
- Да, люди бывают всякие... Значит, у тебя было много дел сейчас, да?
- Ой, ты и представить себе не можешь сколько. Надо было все вымыть, и покрасить, и купить мебель, и сшить занавески - целый месяц на это ухлопала. Зато у нас такой чудесный дом, мама. Когда Эрик уходит на работу, я частенько хожу по комнатам и все говорю себе: это в самом деле наш дом. И никак поверить не могу. Все мне кажется: вот проснусь утром, открою глаза и увижу, что я снова лежу в комнате миссис Уолшоу...
Они немного помолчали; Ева потирала ноги, протянутые к огню. Потом миссий Скерридж заботливо спросила:
- А тебе не... А ты не боишься, что вы немного зарвались, а? Ну, ты понимаешь, что я хочу сказать: не слишком ли большие вы взяли на себя обязательства.
- Ну, что ты! - сказала Ева. - За нас можешь не беспокоиться. Мы все время откладывали с тех пор, как поженились. И мы оба работаем. И Эрик, пока жил холостяком, приучился к аккуратности. Он не разбрасывается деньгами, как многие другие. Нет, за нас можешь не беспокоиться. Теперь нам, конечно, придется, поужаться, но мы вылезем, можешь не сомневаться.
- Ну, тогда ладно, - сказала, сразу успокоившись, мать. - Ты свои дела знаешь лучше меня. А я только рада, что ты наконец устроилась в собственном доме.
- И ты теперь сможешь навещать нас, когда захочешь, - сказала Ева. - Это недалеко - всего каких-нибудь полчаса на автобусе из Крессли.
- Да, надо будет как-нибудь выбраться. Вот выдастся погожий денек - непременно к вам загляну. Только бы погода установилась хорошая.
Ева подставила огню колени.
- Ну, -сказала она,- а ты как живешь?
Миссис Скерридж слегка пожала плечами.
- Да так, живу. Вот поясницу иной раз схватит. А в общем, ничего, не жалуюсь. Конечно, я бы лучше себя чувствовала, если б погода была посуше. А то, когда снег на земле лежит, кажется, будто ты здесь от всего мира отрезан. Ведь до ближайшего дома добрых полмили будет. А вечером по дороге почти никто и не ездит.
- Надо бы тебе почаще выбираться из дому, - заметила Ева, - а не сидеть взаперти из вечера в вечер.
- Да, наверное. Только вот отвыкаешь. Да и потом погода...
- Ну, про папашу я могу не спрашивать, - сказала Ева. - Его, видно, погода дома не удерживает. Куда это он сегодня умотался? В город?
Мать кивнула, глядя в огонь.
- На собачьи бега, должно быть.
- А тебя, как всегда, оставил одну.
- Ну, какое же удовольствие тащиться куда-то в такой вечер.
Ева кивнула:
- Я эту песенку знаю. - Она глубоко вобрала в себя воздух. - Но не понимаю, как ты можешь терпеть. Честное слово, не понимаю. - Она обвела глазами комнату, и зрелище, представшее ее взору, было настолько жалким, что она еле сдержала дрожь отвращения.- Слава богу, что хоть я выбралась отсюда, как только случай представился.
- Ну, ты - это другое дело, - сказала мать. - Ты в любом случае ушла бы со временем.
- Да нет, не ушла бы, если б он сумел настоять на своем. Его бы вполне устроило, чтоб две женщины ухаживали за ним. Да и деньги мои его бы устроили: он тогда мог бы больше себе оставлять. - Она помолчала и, не сдержавшись, разразилась потоком злых, возмущенных слов: - Не понимаю я этого. Просто не понимаю. Муж должен быть - ну, вот как Эрик. Должен относиться с вниманием к жене, должен холить ее. А когда он перестает быть таким, то и жена может махнуть на него рукой. Ты же моему отцу ничем не обязана. Ты можешь уйти отсюда сегодня, сейчас, и никто тебя за это не осудит. И ты знаешь, есть такое место, где тебя в любую минуту примут. Теперь такое место у тебя есть.
Миссис Скерридж проницательно посмотрела на дочь, сидевшую к ней в профиль, разрумянившуюся от жара, который исходил от очага, и от бурлившего в ней возмущения.
- А Эрик тоже так думает? - спросила она. - Что он-то думает по этому поводу?
- Ну... Он думает так же, как я. Он тоже не понимает, почему ты здесь торчишь.
- Но это еще не значит, что он будет счастлив поселить тещу в своем новом доме. Особенно такую, как я.
- А что же в тебе такого особенного?
- Ну, мне кажется, он не считает, что я самая приятная женщина на свете.
- Но ты можешь быть приятной!- воскликнула Ева. - И станешь приятной, если уйдешь отсюда. Конечно, какой тебе смысл следить за собой здесь, когда ты неделями никуда не выходишь, а вокруг на многие мили нет никого, и муж твой тратит все деньги на пари да на вино? Интересно, у кого бы хватило духу гордиться такой жизнью?
- Видишь ли, мое место рядом с твоим отцом, Ева, и тут уж ничего не поделаешь.
- Но не собираешься же ты...
- Хватит, - промолвила мать тихо.
Ева сказала: «О!» и нетерпеливым движением опустила ноги на пол. Из приемника по-прежнему гремела какая-то музыка.
- Ты непременно хочешь это слушать?
- Можешь выключить, если тебе мешает. Я слушала старинную танцевальную музыку, но она уже кончилась.
Ева обогнула кресло и выключила приемник. Наступила тишина; она продолжала стоять спиной к матери, держа руку на крышке приемника.
- Мама,- сказала она вдруг и повернулась к ней лицом, - я незаконнорожденная?
Мать вздрогнула.
- Нет, что ты.
- Но вы с отцом вынуждены были пожениться из-за меня, правда?
- Нет, нет. Все было немножко не так. Поженились мы, правда, когда поняли, что ты должна появиться на свет, но мы и без того поженились бы. Никто нас к этому не принуждал. - Она спокойно выдержала взгляд дочери. - А как ты об этом узнала?
- О, я уже давно об этом раздумываю, - сказала Ева, продолжая стоять за креслом. - Достаточно было сравнить несколько дат, чтоб убедиться.
- Ты сказала об этом Эрику?
- Нет.
- А собираешься сказать?
- Не вижу в этом надобности.
- Я тоже, - сказала миссис Скерридж. - Но ведь не думаешь же ты, что это может иметь какое-то значение?
- Не знаю, - откровенно призналась Ева. - Он... Видишь ли, он в некоторых вопросах держится очень строгих правил, наш Эрик. И мне не хотелось бы портить...
- Но никто не может назвать тебя незаконнорожденной, Ева, - сказала миссис Скерридж. - Мы же поженились за много месяцев до того, как ты... - Она посмотрела в огонь. - Извини меня, девонька, я никогда не считала нужным говорить тебе об этом.
- Тебе, во всяком случае, не за что извиняться.- Ева поджала губы. - Не ты виновата в этом, а он.
- Нельзя так ненавидеть своего отца, Ева.
- Да как я могу относиться к нему иначе, когда все, что с ним связано, сплошная мерзость? Он испортил тебе жизнь и испортил бы мне, если б я не воспротивилась. Он даже жениться по-человечески не мог, и тебя к себе привязал только потому, что ты в беду попала.
- Ничего подобного, совсем все было не так, - с силой сказала мать. - Он в те дни был другой. Ты бы не поверила, насколько другой.
- Это ты говоришь. А я его таким не помню. Мой отец всегда был человеком с крепким кулаком и подлой душой, этакая старая дрянь, да он понятия не имеет, что такое приличная жизнь, все готов просадить на свои пари.
- Ах, Ева, Ева...
- Извини, - сказала она, - но у меня просто все кипит при одной мысли о нем.
- Взгляни-ка сюда, - сказала мать. - Полистай этот альбом на столе: ты увидишь тут отца, каким он был раньше.
Ева подошла к столу и приподняла крышку альбома.
- Что-то я не помню этого альбома.
- Может, я тебе и показывала его, да только ты, наверно, тогда была маленькая. Я сама много лет не держала его в руках. А вспомнила я о нем, когда услышала эту старинную музыку по радио. И все прошлое всколыхнулось во мне.
Ева придвинула стул и села к столу.
- А он совсем недурно выглядел в молодости...
- Живой, стройный, щеголеватый - вот какой он был, - сказала миссис Скерридж. - А какой веселый, честный. работящий. Мне было двадцать два года, когда мы встретились. Я до него ни с одним мужчиной не разговаривала - разве что здоровалась. Я ведь нигде не работала, потому что твой дедушка хотел, чтобы я вела его хозяйство. А в доме у твоего дедушки было очень тяжко - невесело было, мертво. Все разговоры только о боге. Господь, господь, господь с утра до вечера. И господь этот был не веселый и любящий, а такой, каким представлял его себе твой дед. Господь десяти заповедей. Не смей, не дерзай. У твоего дедушки бог был на языке, а лед в сердце. Я однажды услышала, как кто-то сказал это про него, и навсегда запомнила. На каждый случай жизни у него была своя присказка. «Игроки никогда не выигрывают» - это я все время вспоминаю. «Иной раз может показаться, - гово