Да и фотографии были, в общем-то, довольно невинные. Если бы на них была запечатлена откровенная постельная сцена – тогда понятно, от такого, конечно, любая женщина может прийти в неистовство. А тут-то с чего ее так разобрало?
А может, Соколовская – такая скрытная натура, на поверхности сдержанная и невозмутимая, а в душе – темпераментная и страшно ревнивая? Говорят же – в тихом омуте черти водятся…
Кажется, последние слова я произнесла вслух, потому что Ашот Бахчинян удивленно посмотрел на меня и спросил:
– Черти? Какие черти?
Я отговорилась переутомлением и недосыпом, но он все же очень недоверчиво проговорил:
– Что-то ты темнишь, Вася-джан! Чего-то ты не договариваешь! Не нравится мне это! Лучше расскажи все, что знаешь!
Нет, не дождется он, что я буду делать за милицию ее работу! Сами все выясняйте!
Я сделала самое свое честное лицо.
– Ашотик, ну, ей-богу, ничего про это дело не знаю!
– Поклянись! – Бахчинян схватил меня за руку и сжал сильно. – Поклянись здоровьем своего Бонни!
– Ой, больно! – пискнула я. – Ашот, не надо про Бонни, он заболел! Вчера «Скорую» вызывали!
В отличие от его напарника Творогова, Ашот к моему Бонни относится неплохо. И Бонни его любит – как уже говорилось, Бахчиняна любят все. Ашот тут же взволновался, стал расспрашивать меня о здоровье собаки и к концу разговора уверился, что я кристально честна и искренна с ним и вообще друзей никогда не обманываю. Правда, они с Твороговым очень быстро выведут меня на чистую воду, когда обнаружат на этой фотографии мои отпечатки пальцев. Образцы-то у них в базе имеются – у меня сняли отпечатки, когда я была главной подозреваемой в убийстве любовницы моего бывшего мужа…
И тут у меня мелькнула спасительная идея.
– Дай-ка посмотреть, вроде я этого мужика знаю! – проговорила я и, пока Бахчинян не успел опомниться, выхватила у него фотографию.
– Ты что, Вася-джан! – завопил Ашот. – Отпечатки! Там же могут быть отпечатки убийцы… то есть могли быть…
Он схватился за голову и в ужасе смотрел, как я лапаю его драгоценный вещдок.
– Ничего с ними не сделается, – ответила я хладнокровно и вернула ему фотографию. – Вы мои отпечатки отбросите, а те, что останутся, сверите по своей базе!
Теперь от себя я опасность отвела: увидев на фотографии мои многочисленные отпечатки, они нисколько не удивятся и не придадут этому факту значения.
– Нельзя так, Вася-джан! – произнес Бахчинян с детской обидой в голосе. – Это же все-таки не фигли-мигли какие-нибудь, это вещественное доказательство! Ты же должна понимать, ты ведь профессионал… почти. Ну, ты хоть узнала мужчину на фотографии?
– Нет, – ответила я на голубом глазу.
– Ну, смотри! – проговорил Ашот и обратился к присутствующим: – Никто случайно не знает этого мужчину? Того, кто на фотографии рядом с потерпевшей?
Офисные девушки, которые роились в коридоре, кинулись на этот зов, как мотыльки на свет фонаря. Впереди всех оказалась моя знакомая Кристина. Она потянулась было за фотографией, но Ашот после моей хулиганской выходки был настороже, он близко никого не подпустил и в руки фотографию не дал, чтобы сохранить оставшиеся на ней отпечатки пальцев.
Но она и так все хорошо разглядела и уверенно заявила:
– Это Уколов из «Человека года»!
– Кто? – переспросил Бахчинян и схватил свой знаменитый блокнот. – Какой человек?
– Человек года! – повторила Кристина и вкратце объяснила Ашоту, кто такой Арсений Уколов и чем занимается его подозрительная контора.
– Покажите мне его офис! – потребовал Бахчинян.
Но показывать ему офис Уколова не понадобилось: в коридоре появился Арсений Михайлович собственной персоной.
Увидев толпу перед офисом номер триста десять, Уколов попятился и удивленно проговорил:
– А что здесь происходит?
– Это он, он! – в один голос закричали офисные красотки.
Арсений испуганно озирался по сторонам. Тут к нему подошел Ашот Бахчинян, решительный и суровый, как никогда, и полным металла голосом проговорил:
– Гражданин Уколов?
– Да, я Уколов, – ответил Арсений таким тоном, как будто признавался в убийстве с отягчающими обстоятельствами. Впрочем, очень может быть, что к этому и шло.
– Как близко вы знали гражданку Болотникову? – спросил Ашот Уколова.
Хотя ситуация не благоприятствовала чувству юмора, я не смогла не отметить, что у Царевны-лягушки была очень подходящая фамилия.
– А кто это? – удивленно осведомился Арсений.
– Бесполезно отпираться! – прогремел Бахчинян. – У нас есть неопровержимые доказательства вашего знакомства с Болотниковой! – И он продемонстрировал Уколову все ту же фотографию из мексиканского ресторана.
Уколов потянулся к фотографии, но Ашот ее отдернул и грозно прикрикнул:
– Руки прочь от вещественных доказательств! Здесь могут быть ваши отпечатки! Теперь-то вы не станете отрицать, что знакомы с потерпевшей… то есть были знакомы!
Арсений рассмотрел снимок, и лицо его вытянулось:
– Ах, так вы говорите про Анфису… ну да, я ее, конечно, знаю. А что с ней случилось?
– Вопросы здесь задаю я! – ответил Ашот в лучших традициях милицейских сериалов.
Тут мне пришел в голову вполне очевидный вопрос: почему Бахчинян работает один, без своего напарника Леши Творогова? Обычно они всюду ходят парой, как Том и Джерри, Дольче и Габбано, водка и огурец, селедка и подсолнечное масло, любовь и розы, смех и слезы и так далее. Они вместе ловят преступников, вместе обедают, вместе пьют кофе в уютном подвальчике на углу Среднего проспекта и Седьмой линии, вместе проводят допросы подозреваемых. Причем на этих допросах они применяют старую, испытанную методику – игру в доброго и злого следователя. И роли у них распределены раз и навсегда – мрачный Творогов играет злого следователя, а жизнерадостный Бахчинян – доброго.
Сегодня же Творогова по непонятной причине не было, и Ашот Бахчинян отдувался за двоих – то он был в своем обычном амплуа доброго следователя, то изображал злого, что у него получалось не очень убедительно.
– Вопросы задаю я! – повторил Бахчинян. – В каких отношениях вы были с потерпевшей Анфисой Болотниковой?
– Никаких отношений у нас не было! – поспешно отмежевался Уколов. – Ну, пообедали вместе…
– Они в последнее время каждый день куда-то вместе ходили! – донесся вредный голос из рядов офисного планктона.
– Ну да, мы несколько раз вместе обедали… – признался Уколов неохотно. – Чисто по-дружески…
– У вас была интимная связь? – в упор спросил Бахчинян.
– Нет! – Уколов перекосился, как будто съел целый лимон, и замахал руками. – Не было!
– Но вот эта фотография… – начал было Бахчинян, но в его голосе не было прежней уверенности.
– А что фотография? – забормотал Уколов. – Ну да, мы обедали вместе в мексиканском ресторане, но это ничего не доказывает!
– А кто вас там сфотографировал?
– Понятия не имею! – Уколов недоуменно развел руками. – Я не заметил никого с фотоаппаратом. И потом, может быть, вы все же скажете, что случилось с Анфисой? Почему вы все время говорите о ней в прошедшем времени?
– Потому что ее убили! – выпалил Ашот и тут же добавил: – Но вопросы здесь задаю я!
– Убили? – Лицо Уколова еще больше вытянулось. – Надо же… кому она понадобилась… то есть, извините, я не это хотел сказать. Кому она помешала? Она была такая безобидная…
– Вот как раз это я и хотел у вас спросить. Кто мог желать ее смерти? – И Бахчинян уставился на Арсения прокурорским взглядом.
– Уж всяко не я! – протянул Уколов. – Ну, обедал я с ней несколько раз. Она за едой слишком много болтала. Но, извините, за это не убивают.
– Допустим, – неохотно согласился Бахчинян. – А где вы были в момент убийства?
– А когда оно произошло? – ответил бдительный Уколов, не попав в расставленную капитаном ловушку.
– Поставим вопрос иначе. Где вы были вчера с восемнадцати до двадцати часов?
Уколов отчего-то обрадовался.
– В это время я был на презентации новой линии одежды в модельном доме Татьяны Лариной. Мы планируем совместную программу с этим модельным домом…
– Это кто-нибудь может подтвердить?
– Я! – раздался громкий голос, и из толпы офисного планктона вынырнула грымза средних лет. Это именно ее я видела в офисе Уколова. Она у него то ли секретарша, то ли помощник, не вижу разницы. Только тогда у нее было суровое лицо и неприязненно поджатые губы, а теперь она вся покрылась красными пятнами – видно, очень переживала за своего любимого начальника.
– Я! – повторила она. – Я могу подтвердить! Я была на этой презентации вместе с Арсением Михайловичем!
– А вы, собственно, кто такая? – осведомился Бахчинян.
– Это Ирина Петровна, мой ассистент, – представил Уколов нервную грымзу.
Вот как – значит, не секретарша, а ассистент. Звучит, конечно, солиднее, но суть от этого не меняется.
– А еще кто-нибудь может это подтвердить? – спросил Ашот.
Видимо, не только у меня взволнованная грымза не вызвала доверия в качестве свидетеля.
– Конечно, – закивал Уколов. – Это может подтвердить сама Татьяна Дмитриевна Ларина, ее коммерческий директор и еще не меньше двадцати человек!
– Хорошо, – Бахчинян заметно поскучнел. – Мы это, конечно, проверим…
В это время к нему снова подошел тот же парень, который прошлый раз принес злополучную фотографию.
– Ашот Тигранович! – проговорил он вполголоса. – Вот, взгляните, что мы еще нашли!
Он протянул Бахчиняну прозрачный пластиковый пакетик, внутри которого что-то блестело. Я вытянула шею, чтобы разглядеть этот блестящий предмет, и это мне удалось.
В пакетике находилась сережка.
Красивая такая сережка, довольно необычная – два сцепленных треугольничка из белого золота, а поверх них – золотая стрела, украшенная небольшими бриллиантиками.
– Где вы это нашли? – спросил Бахчинян.
– Под столом, рядом с тем местом, где лежала убитая.
– Может быть, это ее серьга?