Баскин просиял. Он относился к ней как верный пес, и Дейдре это вполне устраивало. Разве что было бы лучше, если бы этот пес не писал стихов. Она добавила еще немного тепла своей улыбке. Добрый, преданный Баскин не даст ей впасть в депрессию, вызванную бессердечием и черствостью мужа.
Все шло по плану. Один из ее воздыхателей, получив порцию ласки, разве что не визжал от щенячьего восторга. Пора заняться остальными. Дейдре твердо верила в то, что главный источник радости – это общение с теми, кому ты нравишься. Тем более с теми, кто от тебя без ума. И, если уж ей выпала возможность порадоваться, она воспользуется ею по полной. Даже если ей эта радость встанет поперек горла!
Фортескью заботливо провел рукой по столешнице из красного дерева. Когда-то эта комната была частью покоев жены хозяина дома, так называемая утренняя комната, но, когда Фортескью был принят на работу в Брук-Хаус, здесь уже располагался рабочий кабинет дворецкого. Со временем и Фортескью обосновался тут, получив эту должность. Комната была небольшой, но в ней царил идеальный порядок. Фортескью решил, что его кабинет вполне подойдет для занятий с Патрицией.
И дело совсем не в том, что из окна открывался прелестный вид на сад. Хотя большие окна были явным преимуществом этого помещения, поскольку давали больше света.
С другой стороны, Фортескью планировал заниматься с Патрицией по вечерам, и потому единственное, что она могла бы увидеть, – это розы в лунном свете…
Ты плохой парень, Джон.
По правде говоря, он никогда не замечал в себе такой расчетливости. Впрочем, как бы ему ни было стыдно за себя, чувство вины его не остановит. Он не смог бы прожить ни дня без Патриции.
И сейчас он ждал в напряжении и тревоге, которые, к счастью, были незаметны для остальных. Казалось, вся его жизнь зависит от того, чем ответит Патриция на его предложение. Вернее сказать, на предложение ее светлости.
– Учиться читать? Мне?
Фортескью стоял с невозмутимым видом, скрестив на груди руки и не спуская глаз с Патриции О’Молли. У самой Патриции глаза были опущены. Какой бы бойкой ни была его протеже, с дворецким она вела себя скромно и почтительно.
Патриция вскинула голову и с тревогой посмотрела на него.
И глаза ее были зеленые, как холмы родной Ирландии.
Фортескью кашлянул и кивнул.
– Да, вам предстоит учиться. Ее светлость считает, что вы вполне способны к обучению. И я с ней согласен.
Патриция в недоумении моргнула.
– Вы правда так думаете, сэр? – Щеки ее слегка порозовели.
Что заставило ее покраснеть? Он ведь даже не похвалил ее, а лишь сказал, что считает ее способной? А что было бы с ней, услышь она те стихи, что он слагал про ее глаза цвета изумрудов или волосы цвета огня.
Нет, он ни за что бы не решился прочесть вслух свои вирши. Никогда. Никому. И уж конечно, не горничной, что работает в его подчинении. Проклятие.
Фортескью снова прочистил горло.
– У меня есть свободный час каждый вечер после ужина, – сообщил Фортескью. Он не стал говорить, что потратил весь день на то, чтобы перекроить свое плотное расписание таким образом, чтобы у него появился этот час. – Мы будем работать здесь.
– Прямо здесь, сэр? По вечерам? Наедине? – Под пристальным взглядом Патриции он чувствовал себя крайне неуютно. Словно она догадывалась о том, что намерения его не так уж чисты, как он хотел это представить.
– А вы думали, ее светлость отправит вас учиться в школу? – Фортескью приподнял бровь. – Я понимаю ваши колебания, Патриция. И рад, что они у вас есть. Это говорит о вашей скромности. Однако по возрасту я гожусь вам в отцы…
– Вообще-то вы немного старше, сэр. Моему папе и сорока еще нет.
Чертов папаша и вправду из ранних. Как бы там ни было, хорошо, что она ему напомнила. А то, глядя на прикрытый скромным черным габардином чудный изгиб между талией и бедрами, которые так славно покачиваются при ходьбе, об этой разнице в возрасте легко забыть.
– Тогда беспокоится не о чем, верно?
Сомнение в ее взгляде никуда не делось, и между темными, в рыжеватый отлив, бровями пролегла крохотная морщинка.
– И в чем вопрос? – Фортескью не собирался повышать голос, само получилось. Впрочем, Патриция даже бровью не повела. Она была не из пугливых, это точно.
– Простите, сэр. Я не хочу разочаровывать ее светлость, но у меня вряд ли что-то получится. Вам столько времени придется тратить на меня, вместо того чтобы заниматься вашими прямыми обязанностями, а в итоге я так ничему и не научусь. Нехорошо это. Нечестно по отношению к его светлости.
– Патриция, я много лет проработал в домах знатных господ. Я прошу вас никому не говорить, что я это вам сказал, но я сам был свидетелем того, как осваивали чтение и счет господские дети, которые, поверьте, гораздо глупее вас. И, что удивительно, умение читать и считать не сделало их ни капельки умнее.
Патриция крепко сомкнула губы, чтобы не улыбнуться, но глаза ее смеялись все равно.
– Да, сэр. Я понимаю, о чем вы. – Она глубоко вздохнула и, кивнув, добавила: – Хорошо, сэр. Я готова попробовать, если вы думаете, что у меня получится.
– Замечательно. Тогда прямо сегодня и начнем, как только господа поужинают.
Патриция присела перед ним в изящном реверансе. Глаза ее сияли, она словно вся светилась изнутри.
Умная девочка. Нет, не просто умная. Она еще и храбрая. Сколько храбрости нужно иметь девушке из далекой ирландской деревни, чтобы не побояться приехать в столицу империи, где все совсем не так, как на родине в Ирландии, где она никого не знает и где никому нет до нее дела. Но она не пропала, она поднялась до должности камеристки в одном из самых богатых домов столицы, что говорит о многом.
– Все у тебя получится, моя прекрасная Патриция, – прошептал Фортескью, когда она ушла, и никто не мог его услышать в пустой комнате.
Глава 22
Незваные гости маркиза Брукхейвена покинули, наконец, его дом. Мисс Блейк и лорд Кавендиш на правах родственников ее светлости сели в поджидавшую у входа карету с гербом Брукхейвена на двери и уехали. Остальным гостям – поклонникам Дейдре – предстояло возвращаться домой пешком.
Притаившись в сквере, Вулф наблюдал за тремя бездельниками. Двое молодых людей, одного из которых Вулф окрестил про себя модником, а другого – весельчаком, со скучающим видом отправились восвояси следом за каретой.
Третий уходить не торопился. У него был какой-то скорбный вид. Не столько из-за формы лица – непропорционально длинного, сколько из-за отсутствующего выражения и какого-то потерянного взгляда. Такие «рыцари печального образа» любят искать вдохновение в вине или в опиуме, но находят, как правило, совсем не то, что ищут.
Этот третий, задрав голову, долго с тоской глядел на окна. Едва ли парня связывает с хозяйкой дома одна лишь дружба. Вулф улыбнулся. Вот этот ему подойдет. По-своему привлекательный, если вам по душе меланхолики, и, похоже, неисправимый романтик. Слепой бы не заметил, что бедняга безнадежно влюблен.
Чтобы начать претворять планы в жизнь, Вулф для начала должен был протрезветь, что потребовало определенного времени. По завещанию Пикеринга деньги достанутся той, кто сумеет стать герцогиней. Дейдре уже сделала главное – вышла замуж за наследника герцогского титула. Или ей так казалось. На деле же, если этот брак будет расторгнут, до того как преставится герцог Брукмор, Дейдре не получит ничего. И ее деньги останутся в трастовом фонде. К чему, собственно, и надо стремиться. Чтобы брак признали недействительным, жена должна так оскандалиться, что мужу просто ничего не останется, кроме как…
От Брукхейвена уже сбегала жена. А потом невеста. Почему бы такому несчастью не случиться с ним в третий раз?
Между тем влюбленный страдалец побрел прочь от дома любимой. Вулф пошел следом. Дорога до места назначения отняла у бедняги неоправданно много времени. Все потому, что незадачливый влюбленный то и дело останавливался и вздыхал. Видит Бог, он страдал не на шутку!
Наконец, несчастный свернул в переулок, в котором располагался клуб для джентльменов. Не самый элитный, но вполне приличный. Вулф прибавил шагу и догнал своего подопечного как раз в тот момент, когда швейцар открыл дверь перед членом клуба.
– Добрый вечер, мистер Баскин, – с поклоном поприветствовал гостя швейцар.
Вот повезло!
– Баскин! – окликнул бедолагу Вулф. – Можно вас на пару слов?
Тот обернулся.
– Разве мы знакомы, сэр? – в недоумении спросил он.
Вулф изобразил трогательную смесь огорчения и участия.
– Я думал, что она, возможно, говорила обо мне. Ну, пусть всего лишь вскользь упомянула. Вы ее видели? Как она? Я так переживал, когда она меня отвергла…
Лицо Баскина прояснилось: тема, предложенная этим незнакомым господином, была ему близка.
– Вы знакомы с мисс… с маркизой Брукхейвен?
Вот как? Кое-кто так и не смог смириться с тем, что его любимая вышла замуж. Вулф печально кивнул.
– Мы друзья. Хотя, вернее сказать, мы были друзьями. Скажите мне, что у нее все хорошо! Мне страшно думать о том, каково ей живется с этим…
Баскин бросил озабоченный взгляд на швейцара и, взяв Вулфа под руку, затащил в клуб.
– Осторожнее, нас могут услышать.
Вулф позволил «товарищу по несчастью» отвести его в дальний угол зала. Как только они уселись в кресла, Вулф весь подался вперед.
– Не томите меня, заклинаю! Скажите мне, что виделись с ней!
Баскин кивнул.
– Я видел ее. Я как раз от нее. Она неплохо держится, но счастливой я бы ее не назвал.
Вулф покачал головой.
– Горе, горе! Она не должна была уступать уговорам этого демона. С другой стороны, у него в руках все рычаги влияния. Как не уступить такому мужчине? А ведь я ее предупреждал. Но она все равно была бессильна против него.
Баскин в недоумении моргал.
– Вы хотите сказать, что она вышла за него по принуждению?
Вулф вздрогнул и картинно откинулся на спинку кресла.