И не только зданий. Улицы были такими грязными, словно их годами не подметали. Еще более жутко выглядели переулки: будто расщелины в бесконечных кирпичных стенах, кривые, мрачные. Из окна кареты Дейдре наблюдала за тем, как в этих переулках мелькали чьи-то тени. Звуки, доносящиеся оттуда, рождали тревогу и страх. Жители этих мест вызывали смешанные чувства жалости и брезгливости: все они были оборванцами, за редким исключением. Относительно прилично выглядели лишь похожие друг на друга статью и комплекцией плотные, если не сказать пузатые, мужчины, что при виде их кареты прогоняли с дороги прочий нищий люд.
– Надсмотрщики, – предположила Дейдре.
– Бандиты, – пробормотала Мегги.
Решив, что лучше поздно, чем никогда, Дейдре оттащила любопытную Маргарет от окна кареты. Пусть теперь людей похищали не так часто, как лет двадцать назад, но береженого, как говорится, и Бог бережет.
Наконец они подъехали к воротам фабрики, на фоне которой прочие казались еще более уродливыми и обшарпанными. Ворота украшал герб Брукхейвенов, такой же, как и на карете. Трентон помог Дейдре и Мегги спуститься на мостовую, и, оказавшись на пустом, чисто выметенном – ни соринки – дворе, Дейдре вдруг подумала, что вся эта затея с выездом на фабрику была глупой. И к тому же опасной.
Мегги, похоже, не разделяла опасений своей мачехи. Она храбро распахнула дверь и переступила порог. Дейдре вошла следом. Они обе очутились на маленькой платформе перед огромным помещением, полным машин.
Глава 25
От грохота глохли уши. Металлический лязг громадных ткацких станков сливался с ревом огня, как на пожаре. Огненной печи отсюда, с платформы, видно не было, но жар стоял невыносимый. Невероятно, но люди как-то умудрялись работать в этом аду и даже переговариваться, перекрикивая шум. Отчего-то грязные улицы снаружи стали казаться не таким уже неприятным местом.
Дейдре увидела Брукхейвена на лестнице, что вела к галерее, расположенной под самым потолком и тянувшейся по всему периметру невероятных размеров цеха. Наверное, из галереи можно попасть в другие помещения, где хранились нитки и прочее, о чем Дейдре имела весьма смутное представление. Она никогда не задумывалась о том, как делаются вещи, которыми она пользуется каждый день: одежда, обивка мебели, скатерти, шторы… Должно быть, кто-то окликнул Колдера, потому что он прервал разговор и повернул голову в сторону платформы. Заметив их с Маргарет, Колдер какое-то время молча на них смотрел. Дейдре уже решила, что он притворится, словно их не видит, но как раз в этот момент Колдер начал быстро спускаться по лестнице. Он сбегал по ступеням, не глядя под ноги и не держась за перила, – видимо, знал это место как свой дом, а может, даже лучше.
Дейдре сделала глубокий вдох для храбрости и вскинула голову. Она тоже была хозяйкой этой фабрики, черт побери, и имела право приезжать сюда, когда захочет!
Удивительно, но неудовольствия по поводу ее приезда на фабрику она у Колдера не заметила.
– Добрый день, дорогая. Не хотите ли осмотреть фабрику?
Любезное приглашение Колдера застало Дейдре врасплох. Выходит, она зря настраивалась на битву?
Вскоре она уже стояла на верхней площадке железной лестницы, под самым потолком. Дейдре боролась со страхом высоты, а Колдер увлеченно рассказывал о том, что происходит внизу. Мегги категорически отказалась подниматься туда и сидела на нижней ступеньке, завороженно наблюдая за работой ближайшего ткацкого станка.
– Итак, вы видите, – говорил между тем Колдер, – как, собрав под одной крышей все производственные участки, мы консолидировали процесс и смогли добиться намного большей эффективности.
Дейдре смотрела на него со смесью нежности и легкого раздражения, спрашивая себя, сколько еще раз за сегодняшний день она услышит слово «эффективность» в разных падежах.
– Раньше пряжу, а затем и ткань делали кустарным способом, на дому. В таких условиях невозможно было добиться единого стандарта качества: условия, в которых выполнялись работы, всякий раз были разными, не говоря уже о мастерстве и прилежности работников, – говорил Колдер. – Теперь все не так.
Дейдре заставила себя посмотреть вниз. Действительно, здесь все трудились не покладая рук. Но хмурых или недовольных лиц Дейдре не заметила. Здесь была совсем другая жизнь, и люди были совсем не такие, как там, снаружи. Брукхейвен хоть и требовал полной самоотдачи, хорошо платил своим работникам, и они, похоже, уважали его и ценили за щедрость.
А ты чем лучше их?
И все же ей не хотелось ставить себя на одну доску с его наемными рабочими. Возможно, она делает из себя посмешище, воюя с ним, но в ее случае цель оправдывает средства.
Дейдре смотрела на мужа с тайным вожделением. Он стоит того, чтобы за него бороться, еще как стоит!
– А теперь, если вы посмотрите наверх, вы поймете, что выделяет эту фабрику из всех прочих и что помогает нам добиться беспримерной эффективности.
Глаза его сияли, его распирало от гордости, и эта, наверное, вполне заслуженная гордость вызывала в Дейдре искреннее восхищение. Она бы с радостью смотрела только на него и на него одного, но все же послушно подняла голову.
Над ними, как ей казалось, хаотично переплетались канаты. В полусумраке она не сразу заметила, что эти канаты или, скорее, ремни еще и двигались! Проследив глазами за движением этих переплетающихся лент, Дейдре обнаружила, что все они сходятся в том месте, где громко пыхтит спрятанный в железном корпусе паровой двигатель. Из этого железного ящика торчал стальной кривошип толщиной с ее бедро, который и управлял движением всех этих ремней.
Вся эта конструкция, казалось, была придумана и создана безумцем, но Брукхейвен, очевидно, думал по-другому. Он смотрел на всю эту адскую паутину с чувством глубокого удовлетворения и нескрываемой гордостью.
– Как видите, присоединив каждый из отдельно стоящих станков к ведущему зубчатому колесу парового двигателя с помощью системы приводов, мы добились того, что вся фабрика работает как одно целое. – Ей показалось или он улыбался? – Как один живой организм.
Дейдре видела, как исчезла хмурая складка между бровями Брукхейвена, как смягчился абрис скул. В этот момент она поняла нечто очень важное о своем муже. Колдер был человеком, потерявшим веру во все, кроме машин. Они, механические создания, не способны на предательство, а если что-то с ними случается, их всегда можно починить. Эта фабрика, этот грохочущий, скрежещущий организм и был настоящим домом для Колдера – не для маркиза, не для взрослого мужчины, а для умного одинокого мальчика, что жил в нем. Только здесь, внутри этого механического мира, в объятиях этих металлических рук, он был беспечен и счастлив. Он был таким, каким Дейдре никогда не видела его прежде.
Она взглянула вниз всего на миг и вдруг ощутила гармонию в движении, что на первый взгляд казалось хаотичным. Это все напоминало ей гигантскую карусель, которая разве что в кошмаре может привидеться. И еще вся эта фабрика походила на гигантского монстра, что вдыхал нити и пар, а выдыхал готовую ткань. Дейдре зажмурилась, и когда вновь открыла глаза, то увидела перед собой то, что видела раньше: неисповедимый хаос.
– Это очень… – Ничего не поделаешь. Придется произнести ненавистное слово. – Эффективно.
В системе оценок Брукхейвена это была высокая похвала.
– Спасибо, – просияв, сказал он.
Все это, конечно, хорошо и приятно, в особенности с учетом того, что он был рядом, но Дейдре приехала сюда не из праздного любопытства. У нее была причина. Она боролась не за одну лишь Мегги, она сражалась за себя. Но если собственная дочь не в состоянии до него достучаться, каковы шансы на успех у весьма далекой от совершенства жены?
Зная, что ее слова нарушат возникший между ними хрупкий мир, Дейдре заняла оборонительную позицию.
– Выходит, эти машины заняли место людей?
Брукхейвен удивленно моргнул, но пока не вышел из роли терпеливого учителя.
– В какой-то мере так оно и есть. Фабрике требуется меньше рабочей силы, чем при надомном труде.
Брукхейвен старался обходиться меньшим числом людей не только ради своей пресловутой эффективности, но и потому, что старался свести к минимуму общение с себе подобными. Меньше людей – меньше эмоций – меньше проблем. Дейдре перегнулась через перила заграждения, притворившись, что наблюдает за работой станков.
– Так, значит, вы их покупаете…
– Мне делают их по специальному заказу.
Сколько нежности и страсти вложил он в эти слова. Дейдре едва не всхлипнула от умиления.
– Итак, их для вас изготавливают по специальному заказу, потом привозят сюда, а затем… – Дейдре кивком указала на потолок, – затем вы расставляете их по местам, словно оловянных солдатиков, и они делают для вас ткань?
Превосходную ткань.
Ну конечно, превосходную. Кому нужна некачественная продукция, с дефектами, с недостатками, как у людей? Дейдре вытянулась в струнку и посмотрела ему в глаза.
– Что было бы с ними, если бы вы их забросили?
Ах! Вот он и насторожился.
– Что вы имеете в виду?
Дейдре скрестила на груди руки.
– Что было бы с ними, если бы вы забыли их под дождем? Что бы с ними случилось, если бы вы перестали их смазывать? Или проверять эти штуки? – Дейдре горько рассмеялась. – Что бы случилось с ними, если бы вы, отправив их в Брукмор, забыли бы о них до тех пор, пока им не исполнилось бы семь лет? Что бы случилось, если бы вы заперли их в доме и поставили бы крест на какой бы то ни было светской жизни?
Брукхейвен помрачнел и насупился, но Дейдре продолжала говорить на повышенных тонах.
– Что случится, если вы не будете говорить с ними сутками, если они не услышат от вас ни одного, черт побери, доброго слова за всю жизнь?! И будут жить с мыслью, что они для вас навсегда, слышите, навсегда, останутся пустым местом!
– Довольно! – Брукхейвен одним окриком остановил ее тираду. – Я не имею представления, о чем вы говорите.