Посреди улицы стоял шарманщик, издавая ужасный визг, который, кажется, совсем не мешал прохожим; более того, они даже бросали ему монетки. Катя была вынуждена заткнуть уши, но на вопрос Тома, нравится ли ей центр города, ответила:
— Да, здесь очень уютно.
Они дошли до главной улицы, прошли мимо впечатляющей новостройки, служившей зданием парламента, и увидели еще одну пешеходную улицу.
— Нам туда, — показал Том. — А здесь находится мой любимый книжный магазин. Он не очень дешевый, зато в нем всегда огромный выбор книг на английском языке.
— А ты выгодный покупатель, правда?
— Так получается. Хотя у меня почти нет времени на чтение и на столе скапливается стопка книг, которые я должен пробежать, прежде чем купить новые.
Они вышли на широкую площадь.
— Ну что, я сдержал свое обещание — показал тебе город. Еще чуть-чуть — и ноги в кровь собью. Наверное, и ты тоже устала.
— Хм… Я так понимаю, ты собрался выполнить свою угрозу и спокойно поговорить со мной, — ответила Катя с улыбкой.
— Умница, угадала. — Они вошли в первое попавшееся кафе, и Том галантно отодвинул для нее стул от столика.
— Ну вот, все только по-голландски. Неужели трудно было написать по-английски? — разочарованно сказала Катя, пролистав меню.
— Возможно, они приняли нас за местных. Впрочем, не важно. Ты что предпочитаешь — сырный сандвич или стейк с печеным картофелем? — спросил Том.
— Лучше что-нибудь между ними.
— Тогда советую попробовать «Уйтсмийтер»
— «Утс…» — что?
— «Уйтсмийтер». Это яичница с хлебом и ветчиной, но запеченная с паприкой и сыром.
— Хорошо, я беру это.
Том сделал заказ по-голландски и, когда официант ушел, задумчиво посмотрел на Катю:
— А теперь вернемся к нашим баранам.
Катя закатила глаза, но ничего не сказала.
— Итак, ты думаешь, что я тоже смеялся вместе с теми идиотами над той идиотской шуткой?
— Там не прозвучало ничего другого, над чем можно было бы посмеяться. И не будь ты мачо, каким я тебя считаю, ты бы одернул наглеца.
Официант принес кофе.
— Знаешь, я смеялся вовсе не над этим, — продолжил Том. — Я просто представил себе на секунду, как бы ты выглядела в красном нижнем белье. Мысль увидеть тебя в таком облачении очень заманчива. Жаль, что ты из-за подобного пустяка обвиняешь меня в очередной раз в «мачизме», если можно так выразиться.
Катя добавила молоко в чай и размешала.
— Знаешь, это не пустяк. Это именно то, что делает тебя женоненавистником в моих глазах. Ты любую женщину, и меня в том числе, воспринимаешь только внешне. Для тебя женщина — кукла в соблазнительном белье.
— То, что для тебя — проявление женоненавистничества, для других женщин может оказаться комплиментом, — парировал Том. — Да, я прекрасно понимаю, что ходить на высоченных шпильках по улице — не бог весть какое удовольствие. Я вообще считаю, что быть настоящей женщиной — искусство. И, поверь, кое-что понимаю в этом искусстве. Но тебя я неплохо узнал в последние дни, и в этом вся разница.
Катя посмотрела на него с непониманием:
— Что ты хочешь этим сказать?
— То, что именно тебя, Катю, которую я уже достаточно хорошо знаю, а не любую незнакомую женщину с улицы, я хотел бы увидеть в красном белье.
— Том, это все детали. Даже если ты говоришь правду, это не меняет высокомерного тона, который ты применяешь в своих статьях.
— Высокомерного по отношению лично к тебе?
Кате стало жарко. Но не от кофе, а оттого, что Том видел ее буквально насквозь.
— Я такого не говорила. — Она попыталась уклониться от ответа.
— И никогда не скажешь, — заметил Том. — Ты ведь не хочешь признавать, что я задел тебя как личность. Ты пытаешься показать, что я оскорбляю тебя именно как женщину — и свою обиду приписываешь всем женщинам в мире, утверждая, что и они в такой ситуации почувствуют себя оскорбленными.
Катя ответила долгим молчанием. Казалось, он читает ее мысли, причем именно те, которые она сама старалась вытеснять. Не то чтобы она могла во всем с ним согласиться, но если копнуть глубже, то, наверное, Том был прав и речь шла о ее личных эмоциях и проблемах.
— Не надо обвинять во всем меня, — тем не менее возразила она ему. — Ведь это именно ты насмехаешься над правозащитницами и пишешь, что мы все должны вести себя как сексуальные объекты, чтобы сделать карьеру…
— Возможно, ты сама провоцируешь меня, — задумчиво ответил Том. — Если почитать некоторые твои статьи, то можно подумать, что их автор — благочестивая монахиня.
— Ты говоришь глупости, не имеющие ко мне никакого отношения. — Катя чувствовала себя загнанной в угол, тем более что внутри ее постепенно крепло убеждение, что она действительно приписывала свое личное раздражение стилем его публикаций всем женщинам.
— Ответь мне на один вопрос, — продолжил Том после короткой паузы. — Что бы случилось, если бы ты вдруг опубликовала статью с рассказом о жаркой ночи с твоим пастором в исповедальне?
— Что? При чем здесь я? — Катя была элементарно растерянна.
— Просто ответь на вопрос, — хитро подмигнул Том.
— Хорошо, мне вкатят иск за клевету.
— Такое бывает, — согласился Том. — А что произойдет, если ты просто напишешь о его воскресной проповеди?
— Если это будет чистой правдой, то ничего.
Том кивнул и продолжил:
— Как, по-твоему, отреагировали бы газеты в первом случае?
— Как обычно. Когда пахнет скандалом, кто-нибудь обязательно подольет масла в огонь и начнет плести интриги.
— А во втором?
Катя пожала плечами:
— Никак. Такие заметки никого не трогают.
Их разговор прервал официант, принесший заказ. Катю вдруг обуяло такое чувство голода, что она предпочла бы сейчас сосредоточиться только на обеде.
— Вот именно! — Том подцепил вилкой кусочек. — Ты понимаешь, о чем я?
Мысли Кати были полностью поглощены едой:
— Я сдаюсь.
— Когда появляется моя очередная статья, она задевает читателей за живое. Некоторые находят в ней информацию для размышления, обсуждают ее с друзьями. Моя колонка поляризует мнения, и за нее меня многие ненавидят. Они совсем не знают меня и судят обо мне только по моим статьям. Меня и мою колонку обсуждают, а значит, говорят и о моем журнале. То же самое происходит с нелюбимыми телепрограммами. Мы можем переключить канал, но мы этого не делаем, потому что хотим подзавестись.
Слушая Тома, Катя успела расправиться с половиной своей порции. Она посмотрела на него и кивнула:
— Да, я понимаю. Все, что ты делаешь, это просто шоу. Такое же, как по телевизору.
— Можно сказать и так. Пойми меня правильно, Катя. Когда ты на трех страницах расписываешь тернистый путь женщины к креслу топ-менеджера, это, конечно, приятно читать тому, кто такой путь проделал. Но это никого не заводит, никто на тебя не обижается, а значит, не жалуется, и конкуренты не злорадствуют по поводу того, что ты снова влипла.
— Ты хочешь сказать, что я скучно пишу? — с некоторым вызовом спросила Катя.
— Нет, не скучно. Но слишком сухо, что ли, — поправил Том. — Так ты не вызовешь приливной волны. Для этого необходим скандал или его видимость, даже если речь идет о совершенно безобидных вещах.
Катя пристально всмотрелась в его лицо:
— Тем самым ты утверждаешь, что лишь играешь роль?
Том утвердительно кивнул:
— Я просто изображаю из себя скверного мальчика. Я пытаюсь попасть в самое больное место и спровоцировать ответную реакцию читателя.
— И я могу тебе верить?
— Да, можешь. Правда, я попросил бы тебя никому об этом не рассказывать.
Катя искренне рассмеялась:
— Ты боишься, что я тебя разоблачу? Брось, Том, ты восстановишь справедливость в следующей же статье! — Она задумалась. — Кстати, а почему ты рассказываешь мне то, что с точки зрения корпоративной этики другие в принципе знать не должны?
— Потому что я те… — Он запнулся. Черт побери! Еще секунда — и у него с языка сорвались бы слова, в которых он бы потом раскаялся! — Потому что я тебе доверяю.
— Почему именно мне? — Катя и не думала отставать от него. Ей показалось, что она знала то, что хотел сказать ей Том в действительности. Ей было просто необходимо услышать эти слова от него, чтобы потом сесть и разобраться в собственных чувствах.
Том углубился в свою тарелку. Разве он на самом деле хотел произнести эти слова: «Я тебя люблю?» И зачем он выдал ей свой профессиональный секрет? Об этом никто не должен знать, и прежде всего конкуренты, которые тут же сровняют его с землей. «Нет, Катя на такое не пойдет, — подумал он, но тут же одернул себя: — А ты уверен? Откуда ты знаешь, какая реальность скрывается за фасадом?»
Катя тем временем не сводила с него глаз, мучаясь вопросом: «Ты это серьезно, милый Том? Или ты опять притворяешься, чтобы меня соблазнить?»
Катя так и не дождалась от него ответа. Почему? Может быть, он действительно влюбился, но боится в этом признаться? Но ведь он был с ней достаточно откровенен. Хотя кто знает — вдруг это всего лишь маска?
После обеда Том показывал Кате оставшуюся часть города, с увлечением расписывая, как то или иное здание выглядело каких-нибудь двадцать лет назад. Во время прогулки они болтали о чем угодно, лишь бы не возобновлять недавний разговор. Например, Том обратил внимание Кати на то, что тротуарные бордюры здесь кладутся по принципу пазла, отчего их конструкция отличается не только красотой, но и особой прочностью. Зашли и в «Мадурадам», знаменитый музей под открытым небом, где в миниатюре можно увидеть всю Голландию, и долго бродили там в почти непрерываемом молчании. Если вдруг один из них касался больной темы, возникала долгая пауза, а затем они начинали обсуждать велосипедистов на улицах, прекрасную архитектуру и прочие пустяки. В конце дня они вернулись в отель, решив в тот день больше ничего не предпринимать.
Глава 10
Том лежал в постели и смотрел турнир по снукеру, который транслировали по нескольку часов в день уже целую неделю. Катя в это время сидела на балконе за компьютером. Том специально вынес туда столик, чтобы она могла спокойно работать и одновременно наслаждаться чудесной погодой. Но через некоторое время Катя вернулась в комнату и спросила: