– Квартиру убирали, – сообщила я, выпрямляя ноющую спину, – вот всякую дрянь выношу.
– Молодцы, – кивнула Анька, – а у меня бардак!
Страшное дело. Ты когда вечером дома будешь?
– Не знаю, – ответила я и поперла мешки к бачкам, куда как раз подкатил мусоровоз.
– В десять явишься? – проорала вслед Аня.
– Может быть!
– Приду за рецептом пирога.
– Ладно.
Григорьева побежала в сторону метро, я дотащила ставшие совершенно неподъемными кули до хмурого мужика в темно-синей куртке и сказала:
– Вот! Уж простите, сил нет поднять, чтобы в бачок положить.
– Че у те там? – нахмурился мужик и икнул, распространяя сильный запах перегара. – Строительный отход не берем. Битый кирпич, кафель, паркет ломаный, вызывай для такого спецконтейнер.
– Внутри всякая лабуда, – отдышалась наконец я, – старые шмотки, тряпки с антресолей.
– Ладно, – поверил мне на слово мужик, потом легко подхватил один мешок, швырнул его в грязное нутро машины и констатировал:
– Не соврала!
Стройотход тяжелее будет!
Страшно довольная собой, я, напевая, выкатилась на проспект, некоторое время спокойно ехала в потоке, но потом остановилась, на дороге возникла пробка. Я оперлась на руль, давно знаю, что не стоит нервничать, столкнувшись с совершенно не зависящими от тебя обстоятельствами. Ну начну я сейчас дергаться, жать на гудок, как вон тот водитель в битой со всех сторон «девятке», высовываться из окна и орать:
– Уберите гаишника, козла, от светофора, когда прибор работает в автоматическом режиме, на дороге порядок!
И чего я добьюсь? А ничего, поэтому сейчас послушаю радио, а еще можно подправить макияж, прическу, покрыть ногти лаком, много чем способна заняться женщина в свободную минуту, мы спокойней мужчин, вот сегодня ни одна дама не выскочила, красная от возмущения, на проезжую часть! А мужчин на дороге уже целая толпа, злые, размахивают руками!
Двигаясь по сантиметру в минуту, я наконец-то добралась до места затора, причиной его была авария, из-за которой перекрыли проспект, впереди замаячило почти свободное шоссе, нажав на педаль газа, я покрепче ухватилась за баранку, время близилось к десяти, будем надеяться, что Альбина Фелицаговна Ожешко в силу возраста не ходит на работу и сидит дома.
Поплутав по кривым переулкам, я еле-еле втиснула «Жигули» во двор старинного дома, стены его образовывали колодец, наверное, в окна, которые выходят во внутренний двор, никогда не проникает солнечный свет. Нужный подъезд оказался открыт, домофона не наблюдалось, и воздух в парадном соответствующий, тут невозможно было дышать.
Побоявшись сесть в лифт, больше похожий на клетку для канарейки, я стала преодолевать пешком бесконечные пролеты и на третьем этаже столкнулась с молодой женщиной, которая, закусив губу, пыталась спустить вниз коляску. Руки матери дрожали от напряжения.
– Давайте помогу вам, – предложила я.
Девушка с благодарностью посмотрела на меня.
– Ой, спасибо. Если можно, свезите колясочку вниз, а я Мишку на руки возьму.
Вынув из короба кулек в голубом конверте, она прижала его к груди, я ухватилась за скользкую ручку, толкнула коляску и сказала:
– Опасно так ребенка выкатывать, вдруг упустишь экипаж! Ступеньки-то крутые.
– А что делать? – с безнадежностью воскликнула девушка. – Бабушек у нас нет, муж на работе! С кем Мишку оставить, пока коляску вниз отвезу? И потом, ее во дворе без присмотра нельзя бросить, мигом сопрут. Вот думаю все, дом-то старый, говорят, еще при царе построен, как они своих детей гулять выволакивали? Неужели тоже мучились?
– Может, тут богатые люди жили? – предположила я, таща неповоротливую колымагу. – У них няньки имелись.
– Фу, – выдохнула девушка, открывая дверь во двор, – ну спасибо! Так мне помогли.
– Ерунда, – махнула я рукой и снова начала восхождение на «Эверест».
Оказавшись перед дверью с номером 32, я нажала на звонок раз, другой, третий… Но из квартиры не донеслось ни звука, никто не вопрошал: «Кто там?»
Либо хозяева ушли на работу, либо уехали…
Бах! Поцарапанная дверь отлетела в сторону, на пороге закачалась баба, нет мужик, а может, все же женщина, определить половую принадлежность существа с первого взгляда не представилось возможным.
– Чево звенишь? – заорало оно. – Какого хрена?
На часы глянь! Люди только с работы пришли.
– Так утро уже, – пискнула я.
– Вечер, – покачнулось непотребное создание, – ночь, мы спать легли!
Решив не спорить с монстром, я громко сказала:
– Альбина Фелицатовна дома?
– Хто?
– Ожешко!
Чудовище засопело, потом плюнуло на площадку.
– Этта хто?
– Хозяйка квартиры!
– Тута я живу.
– Альбина Фелицатовны нет? Может, она ваша мама? – цеплялась я за последнюю надежду.
Уродина повертела пальцем у виска и с треском захлопнула дверь. Я пошла вниз, глупо было надеяться увидеть Альбину Фелицатовну, дама могла переехать или умереть.
Воздух во дворе показался мне восхитительно свежим, я набрала полную грудь кислорода, ощутила легкое головокружение и услышала нежный голосок:
– Не могла бы ты мне еще разок помочь?
Я обернулась, с явным усилием толкая перед собой коляску, ко мне приближалась молодая мама.
– Пустышку дома забыла, – воскликнула она, – ну не переть же коляску наверх, покатай Мишку, я мигом сношусь!
Не надо совершать благородные поступки, потом трудно остановиться.
– Иди спокойно, – разрешила я.
Девушка кинулась в подъезд, а я стала прохаживаться с коляской между заваленными снегом скамеечками.
Юная мать словно сквозь землю провалилась, через четверть часа я стала всерьез размышлять над тем, как поступить с подброшенным мне младенцем, но тут непутевая родительница вывалилась из подъезда и заголосила:
– Господи, прости, пожалуйста. Сосед наш, Николай, страшный урод, запер дверь, а ключ в замке оставил, мне снаружи не открыть, он на игле сидит, совсем без соображения, еле-еле доколотилась, появился, перец мерзкий, зенки выкатил и давай орать: «Ночь давно! Люди с работы идут!» Ума не приложу, как от него избавиться, может, в милицию сбегать?
– Ты в какой квартире живешь? – перебила я тараторку.
– В тридцать второй.
– Давно?
– Ну.., не слишком. Меня, кстати, Ляля зовут, хочешь ириску?
Я вздрогнула, мигом вспомнив йоркшириху, почесалась и ответила:
– Очень приятно, рада знакомству, я Лампа, это имя такое, просто Лампа.
Ляля хихикнула:
– Суперское.
– Ну-ка скажи, тебе Альбина Фелицатовна Ожешко знакома?
– Нет, – удивилась Ляля, – а что?
– Эта женщина жила в тридцать второй квартире, и мне очень надо отыскать либо ее, либо каких-нибудь родственников дамы, допустим, сына.
Ляля попрыгала сначала на правой ноге, потом на левой.
– Скажи, нудное дело с ребенком гулять! Мне со всех сторон не повезло! У других балконы имеются, можно туда ребятеночка вывезти и, пока он спит, своими делами заниматься. А лучше бабушку иметь, только у нас с Николаем нет никого! Мы с ним вообще-то из Екатеринбурга, в Москву учиться приехали, он в автодорожный, а я куда попаду. В результате поженились, а жить негде, Колька пошел персональным водителем к хозяину, вот тут шоколадно получилось. Нам Иван Николаевич две комнаты выбил, настоящее счастье, теперь мы москвичи с постоянной пропиской. Сосед, конечно, урод, но ведь он и умереть может! Нам, правда, квадратные метры достались в ужасном состоянии, комнаты полгода закрытыми стояли, обои от сырости от стен отошли, кто до нас там жил – понятия не имею. Впрочем, похоже, что старуха.
– Почему? – спросила я.
Ляля толкнула туда-сюда коляску.
– А она умерла, одинокая была, все шмотки на месте остались, в шкафу платья, такие ни я, ни ты не наденем, всякие салфеточки кружевные, картины в рамах. Я думала, они ценные, потащила одну в скупку, а там меня на смех подняли, оказалось, репродукции, из журналов вырезанные. Нас сюда тетка привела из отдела, которым Иван Николаевич руководит, открыла дверь и заявила: «Лучше, ребятки, вам ничего не предложат, берите эту кубатуру, пока с соседом поживете, а там видно будет. Жилплощадь чистая, никто на ней не прописан. Прав на комнатки и скарб никто не предъявил в установленный законом срок, следовательно, вы полноправные владельцы всего будете». Но я знаю, кто тебе стопудово поможет!
– Да? – безнадежно поинтересовалась я.
– Вон видишь окошко на первом этаже?
– С белыми занавесочками?
– Ага, пошли, там Варвара Михайловна живет, она домоуправ, вернее, теперь уже нет, но про любого всю подноготную выложит. Тетя-гипноз, не хочешь, а все ей расскажешь. Давай, давай!
Вцепившись одной рукой в меня, а другой в коляску, Ляля быстрым шагом подошла к окну и постучала в стекло.
– Лялечка, ты? – донеслось из открытой форточки.
– Во, – шепнула молодая мамаша, – говорю же, гипноз, видит и чует под землей на три метра.
– Опять Мишенька соску выплюнул? – неслось из форточки. – Давай помою.
Занавеска заколыхалась, рама приоткрылась, наружу высунулась пожилая дама, которую легко можно было принять за сестру Зинаиды Самуиловны – прическа, маникюр, макияж.
– Где пустышка? – поежилась Варвара Михайловна. – Холод какой, словно в прежние времена.
– Сосочка у нас чистая, спасибо.
– Тогда зачем стучишь?
Ляля подтолкнула меня к окну.
– Это Лампа, моя подруга, она очень хочет с вами поговорить о.., о.., о…
– Альбине Фелицатовне Ожешко, – быстро добавила я, – квартира тридцать два, может, помните?
– Маразм еще не заключил меня в объятия, – кокетливо отозвалась Варвара Михайловна, – через окно полезете или в дверь войдете?
Я засмеялась, хозяйка тоже захихикала.
– Сейчас вам открою, – сказала она.
Глава 19
– Кто вы и почему интересуетесь Альбиной, – вперила в меня острые глазки Варвара Михайловна, усаживая на старинном кожаном диване.