Настя кивнула и ушла. Полгода потом она исполняла обязанности домработницы, старалась изо всех сил, но, видно, не угодила хозяевам, потому что Альбина однажды сказала:
– Настенька, нам надо расстаться. Увы, нет больше средств тебе платить.
Няня вздохнула, она хорошо понимала, по какой причине от нее избавляются, но внешне приличия были соблюдены. Евгений поблагодарил Никифорову, вручил ей конверт с трехмесячным жалованьем, а Альбина Фелицатовна подарила золотые часы.
– Это очень дорогая вещь, – сказала она, – от дедушки Ирины Константиновны осталась, антиквариат, видишь, как я к тебе отношусь, семейную реликвию преподнесла.
Настя положила презент в шкатулку, решив, что если вещь и впрямь столь ценная, то пусть останется на черный день.
После этого судьбы Альбины Ожешко и няни разошлись. Настя родила дочку, назвала тоже Анастасией и стала ее воспитывать. Конечно, Никифоровой приходилось нелегко, работала она по-прежнему по чужим людям, получала не слишком много и отчего-то нигде долго не задерживалась, просто рок какой-то. Только привыкнет к новому воспитаннику, а его родители либо получают направление на работу за границу, либо к ним приезжает из провинции бабка, чтобы ухаживать за внуком, либо ребенок заболевает.
Как-то, в очередной раз лишившись службы, Настя пришла домой и расплакалась. Ну отчего ей так не везет! Ведь служит честно, старается изо всех сил, и что получается?
И тут раздался звонок телефона, на том конце провода была Альбина Фелицатовна.
– Ты сейчас служишь у кого-нибудь? – забыв поздороваться, поинтересовалась бывшая хозяйка.
– Нет, – шмыгнула носом Настя.
– Ко мне пойдешь?
– Да, – с радостью согласилась Анастасия, – только без проживания.
– Придется тебе к шести утра приезжать, а в полночь уходить.
– Ничего, ничего, я согласна! – воскликнула страшно нуждавшаяся в заработке Настя. – Только к кому меня зовете? Димочка-то уже совсем взрослый.
– Дима умер.
– Как? – ахнула Настя.
– Мне тяжелы воспоминания, – ответила Альбина, – тем более сейчас, после родов.
– Не поняла, – ошарашенно воскликнула няня, – кто родил-то?
– Я, мальчика, Павлика.
Настя чуть не села мимо стула.
– Вы.., но ведь.., э.., э…
Альбина издала сухой смешок.
– Намекаешь на мой возраст? Конечно, поздновато матерью становиться, но так уж судьба распорядилась. Короче, идешь на работу?
– Ага! – закричала Настя.
Глава 23
Настя вернулась к Альбине Фелицатовне. Ни Евгений, ни его жена никогда не вспоминали Валю, а о Диме мать сказала:
– Угорел он на даче. Думали уж с супругом, что судьба нам бездетными быть, да господь послал Павлика, все не одни.
Настя усердно выхаживала болезненного мальчика, Павлик ухитрялся подцепить все существующие болячки, рос тихим, молчаливым ребенком, шумные игры он не любил и вообще больше напоминал по складу характера девочку. Павлуше нравилось играть не в машинки или солдатиков, а в куклы. Мальчик упоенно шил им наряды, делал прически, и как-то Евгений сказал:
– Надо бы ему хоккеем заняться или борьбой, чтобы поздоровел и от болячек избавился.
И Настя отвела паренька в секцию, но ничего хорошего из затеи не вышло. На коньках Павлик стоял плохо и страшно боялся, что его толкнут или прижмут к бортику. А от борьбы он отказался сразу, едва увидев, как спортсмены «ломают» друг друга на ковре. Спортивные занятия закончились, практически так и не начавшись.
– Что он все болеет? – воскликнул один раз Евгений.
– Ну это не моя вина, – неожиданно резко ответила Альбина.
Настя от неожиданности уронила чашку, услышав сие заявление, а муж быстро посмотрел на жену и опустил глаза.
Анастасия удивилась еще больше. С годами любовь Ожешко к мужу не угасла, наоборот, она трансформировалась в огромное, всепоглощающее чувство.
Альбина Фелицатовна, как и раньше, завязывала Евгению шнурки и квохтала над ним.
Няня только качала головой. Ну зачем ее хозяйка родила мальчика? Материнские чувства у Альбины Фелицатовны были в зачаточном состоянии, нет, она не делала Павлику зла, но только, если в дом входил голодный Евгений и в тот же момент, требуя поесть, начинал ныть сынишка, Ожешко, не кормившая ребенка грудью, совала няньке рожок и неслась подавать ужин мужу. Девяносто девять женщин из ста в подобном случае кинулись бы к ребенку, но Альбина Фелицатовна оказалась сотой, которая предпочитала супруга.
А еще у Ожешко стала развиваться боязнь старости, хозяйка подолгу сидела у зеркала, втирая в лицо кремы и делая маски. Каждое утро Альбина вставала в шесть и торопилась в ванную, оттуда выходила при полном макияже и с прической.
– Охота вам ни свет ни заря вскакивать, – не утерпела один раз Настя, – поспите до девяти.
– С ума сошла! – нахмурилась Альбина. – Женечка меня ненакрашенной увидит и разлюбит, поймет, что я старею. Боже, это ужасно! Неужели нет радикального средства от морщин?!
Няньке стало жаль окончательно свихнувшуюся на почве обожания мужа хозяйку.
– Не переживайте, – попыталась она утешить Альбину, – он сам не юнец, живот вырос, и лысина появилась. Куда же ему от жены, с которой жизнь провел, деваться? Никто ваше «добро» не заберет!
Альбина моргнула раз, другой, потом молча отвернулась к зеркалу и принялась накладывать на щеки румяна. Настя пошла на кухню, испытывая чувство зависти. Конечно, Ожешко потеряла голову от любви к мужу, но, с другой стороны, не всем дано испытать столь всеобъемлющее чувство. В союзе Альбина – Евгений остальные были лишними, и Настя не понимала, зачем Ожешко понадобился Павлик. Вот отец любил мальчика и часто беседовал с ним или читал сыну книги вслух. Но едва Женя говорил:
– Павлуша, пойдем в кабинет, Жюля Верна полистаем, – как Альбина Фелицатовна мгновенно восклицала:
– Ах, как хорошо, а я с вязанием в уголочке посижу, ведь не помешаю?
Ожешко явно не собиралась делить Евгения ни с кем, даже с родным сыном.
Летом семья уезжала на дачу, Евгений, связанный работой, не мог ежедневно мотаться в Подмосковье, он навещал своих в субботу и воскресенье. Едва электричка увозила мужа в Москву, как Альбина скучнела. В понедельник она старательно пыталась чем-то занять себя, во вторник скисала окончательно и говорила Насте:
– Мне в город надо срочно, ты тут одна справишься.
Няня кивала, хозяйка, веселая, словно птичка, упархивала к супругу. Возвращалась она в четверг вечером и, забыв поцеловать Павлика, сразу кидалась к плите, приговаривая:
– Женечка в пятницу вечером прибудет, надо тесто на пирожки поставить, сделать его любимые, с капустой.
– Лучше с мясом, – один раз попросил Павлуша.
Мать уставилась на сына, а затем раздраженно воскликнула:
– Фу, глупости! Женечка только с капусткой любит!
Вот и поймите теперь, зачем даме был нужен ребенок? Она им совсем не занималась, матерью Павлуше была Настя. Мальчик вырос, стал подростком, а няня была при нем.
Но всю глубину чувства Альбины Настя поняла, когда Евгений умер. Вдова превратилась в зомби, несколько месяцев она ни с кем не разговаривала, ела то, что подсовывала ей испуганная Настя, и отказывалась выходить из квартиры. Потом Альбина Фелицатовна опомнилась и превратила комнаты в мемориальный комплекс. По всем стенам она развесила фото обожаемого Женечки и запретила Насте трогать вещи покойного. Более того, Ожешко стала вести себя так, словно Евгений ушел на работу и вечером обязательно вернется.
– Ты купила газеты? – вопрошала она у Насти. – Положи на тумбочку, Евгений вечером почитает.
Няня вздрагивала, но исполняла приказ.
Альбина Фелицатовна не изменила своим привычкам, она по-прежнему вставала в шесть, накладывала на лицо макияж и варила супругу какао.
– Дорогой, – кричала вдова, – завтрак на столе!
Настя и Павлик вздрагивали, но ничего не говорили.
Во всем остальном Ожешко казалась вполне нормальной, она даже повеселела, вот только начисто отказывалась считать мужа мертвым, могла сказать знакомым:
– Женечка в командировке.
Но поскольку никакого вреда от этого никому не было, Настя решила не обращать на закидоны хозяйки внимания. Жаль, конечно, что нянька была необразованна, иначе она бы спохватилась и вызвала к Альбине психиатра, может, тогда и не случилось бы несчастья.
Как-то летом на даче Альбина в один из дней весьма резко спросила:
– А куда подевались книги из библиотеки? Отчего внизу вместо Брокгауза стоят дурацкие издания и какие-то журналы напиханы?
– Мама, – спокойно ответил Павлуша, – старой энциклопедией никто не пользуется. Я переместил ее наверх, а на нижние полочки поставил нужные мне книги.
Глаза Альбины чуть не вылезли из орбит.
– Что? Ты переворошил библиотеку?
– Да, – кивнул сын, – разве нельзя?
– Конечно, нет! – взвизгнула дама.
– Почему?
– Папа читает Брокгауза.
Павлик крякнул.
– Мама, мне очень неудобно наверх за книгами лазить.
– С ума сошел! Верни энциклопедию.
– Пусть наверху останется.
– Нет!!!
– Мама… – начал было юноша, но мать не дала ему договорить.
Тонкая рука, украшенная кольцами, со всего размаха опустилась на щеку парнишки.
– Ты не уважаешь отца!
Павел вздрогнул и впервые в жизни заорал:
– Хватит бредятины! Папа умер.
– Что? – отшатнулась Альбина.
– Отец в могиле, – четко произнес Павел, – достаточно с меня твоего идиотизма, теперь я тут хозяин.
Извини, я устал от истерик и кривляний. Мне жаль папу, не хватает его, но портить себе жизнь я не дам.
Знаешь, мама, тебе следует посетить психиатра, попить лекарства, авось в себя придешь!
Альбина рухнула на диван.
– Кто умер?
– Хватит! – рявкнул сын.
– А ты, значит, хозяин? – прищурилась мать.
– Да, – кивнул Павел, – я достаточно взрослый, чтобы стать во главе семьи. Пойми, пожалуйста, папы нет, но есть я, и мне тоже хочется наконец хоть капли внимания.