Варвара Михайловна, человек социалистической закалки, не успокоилась и рванула к участковому с жалобой на девицу непотребного поведения, которая устроилась в доме без прописки.
Но милиционер, произведя проверку, неожиданно ответил:
– Полный порядок, договор о найме комнаты оформлен в агентстве.
– Но она проститутка! – воскликнула Варвара.
– Можете конкретно указать фамилии ее клиентов? – нахмурился участковый.
– Нет, – растерялась дама.
– Тогда не клевещите.
– Девка пляшет голой!
– Верно, она танцовщица в легально открытом заведении, претензий к ней нет.
Пришлось Варваре Михайловне прикусить язык.
– Вы в курсе, где живет Каролина Карловна? – подпрыгнула я от нетерпения.
– Конечно, в домовой книге четко указано, куда съезжают люди!
– Дайте мне адрес!
Варвара Михайловна поджала губы.
– Ну…
– Пожалуйста! – взмолилась я. – Поверьте, мне очень надо.
– Ладно, – смилостивилась дама, – сейчас.
Она взяла трубку, набрала номер и проворковала:
– Людмила Петровна, добрый день, это я. Спасибо, грех жаловаться в моем возрасте, живая проснулась – уже хорошо! Гляньте в документиках, куда выписывалась Хованская из сотой квартиры, у меня в гостях корреспондентка, статью о нашем доме пишет. Ага, конечно, подожду. Как, как? Поселок Изобильный?
Это где же? А, Красногорский район, ясненько. Да, да, сейчас завершу разговор с журналисткой и загляну.
Что вы говорите? Избил? До больницы? Вот это новость! Уже бегу! – Шлепнув трубку на рычаг, Варвара Михайловна выпалила скороговоркой:
– Записывайте, слышали адрес?
– Да, – закивала я.
– Извините, – алчно сверкнув глазами, воскликнула Варвара Михайловна, – мне надо в домоуправление, ЧП в доме! Конечно, я давно не работаю, но помогаю людям. Надо же! Быков жену избил! Не ожидала от него! Хотя, может, она ему изменила? Надо разобраться!
С горящим от возбуждения взором пожилая дама буквально вытолкала меня за дверь, она потеряла всякий интерес к корреспондентке и очень спешила к некой Людмиле Петровне, готовой выложить совершенно восхитительную, свежую информацию о скандале в семье Быковых.
Глава 28
Иногда мне хочется расцеловать операторов мобильной связи, этих милых девочек, готовых дать вам любую информацию. Конечно, услуги справочной стоят недешево, но, с другой стороны, потеряв деньги, вы сохраняете массу времени, а оно порой дороже потраченных средств. Вот и сейчас, не успела я набрать хорошо знакомый номер, как услышала:
– Девятнадцатый, Анна, чем могу помочь?
– Подскажите адрес поселка Изобильный, – попросила я.
– Минуточку, Красногорский район…
– Это я знаю, а как туда ехать?
– Откуда будете следовать? – деловито осведомилась Анна и тут же выдала оптимальный маршрут.
– Вы супер! – заорала я вне себя от радости.
– Рада помочь, – профессионально вежливо ответила служащая.
Я запихнула трубку поглубже в сумку и схватилась за руль. Красногорский район не так уж и далеко, если не попаду в многокилометровую пробку, то могу оказаться на месте часа через полтора.
Изобильный оказался самой обычной деревушкой, на фешенебельный коттеджный поселок не тянул.
Несколько десятков скромных, правда, каменных домов было разбросано в чистом поле. Никаких деревьев тут не росло, общего забора и бдительной охраны не имелось. Но, видно, в поселке все же работал управляющий, потому что узкая дорога оказалась расчищенной от снега, и мои «Жигули» без проблем докатились до дома номер 22.
Я вышла из машины и вдохнула упоительно свежий воздух, больше всего на свете мне хочется жить на природе, вид бесконечных крыш из окон нашей квартиры угнетает. Одно время мы весьма активно искали загородный дом, ради его покупки я готова была пожертвовать кое-каким наследством, доставшимся мне от отца, и мы даже нашли вполне подходящий вариант, переехали, почувствовали себя счастливыми, но потом случилась очень неприятная история, пришлось вернуться в город и временно «заморозить» мечту. Но каждый раз, выезжая за пределы огромного, сумасшедшего мегаполиса, в которой превратилась Москва, я с тоской думаю: «Как хорошо вдали от шумных проспектов. Нет, надо решительно забыть о прежних неприятностях л приступить к строительству дома» [8].
Стряхнув с себя не очень радостные воспоминания, я поискала на калитке звонок, не найдя ничего на него похожего, решила постучать, но железная дверь мягко открылась. Похоже, в Изобильном живут крайне беспечные люди.
Я пересекла небольшой дворик, еще раз удивилась полнейшему отсутствию деревьев, поднялась на крыльцо, снова решила позвонить, но не обнаружила ни пупочки, ни клавиши, ни окошечка домофона, пихнула дверь, и опять поразилась: не заперто.
– Есть тут кто живой? – заорала я, стоя в крохотной прихожей.
– Здесь я, – прозвучало в ответ, – ступайте в гостиную.
Я повесила на крючок куртку, стащила сапожки и босиком пошла по идеально вымытому коридору мимо закрытых дверей в сторону помещения, из которого неслись звуки музыки.
Просторная двадцатиметровая комната была обставлена не слишком дорогой и далеко не новой мебелью. В «стенке» мерцал голубым экраном телевизор, перед ним в глубоком велюровом кресле сидела пожилая дама, на ее ногах, укрытых пледом, спал, свернувшись клубком, большой черный кот британской породы.
– Добрый день, – без всякого удивления сказала хозяйка.
– Здравствуйте, – кивнула я и, не удержавшись, добавила:
– У вас дверь не заперта и калитка тоже.
– Знаю, – кивнула дама, – это специально, мне тяжело быстро ходить, пока доковыляю до прихожей, люди уходят, думают, в доме никого нет.
– Сейчас опасно так жить!
– Право, ерунда, красть у меня нечего, – улыбнулась хозяйка.
Я вздохнула, с одной стороны, это верно, с другой – увы, есть люди, для которых и старенький телевизор хорошая добыча, такие на все готовы, лишь бы бутылку водки получить.
– Вы ко мне? – снова без всякой настороженности поинтересовалась дама.
– Я ищу Хованскую.
– Слушаю вас внимательно.
– Каролина Карловна?
– Да.
– Ой, – воскликнула я, – как хорошо, что вы!..
Окончание фразы замерло на языке.
– Что? – усмехнулась Каролина Карловна. – Отчего вы замолчали? Не конфузьтесь, я отлично понимаю недосказанное: хорошо, что вы живы.
– Вовсе нет! – покраснела я. – Я не то хотела сказать.., а.., а.., вы.., э…
– Полноте, – отмахнулась Каролина Карловна, – сама порой удивляюсь, все знакомые уже на том свете, одна я осталась! Два инсульта перенесла, инфаркт, а все скриплю. Право, странно. Вы из собеса? Или как он теперь там называется?
Я заулыбалась во весь рот.
– Нет, из издательства «Марко».
– Не слыхала о таком, – равнодушно обронила Каролина Карловна.
Если честно, я сама только что узнала от Варвары Михайловны название издательства, но Каролине Карловне об этом говорить не следует.
– Я пишу книгу…
– Представьтесь, пожалуйста.
– Ох, извините, Евлампия Романова, можно просто Лампа.
– Продолжайте, – кивнула хозяйка, – вы, насколько я поняла, писатель?
– Ну.., да! Задумала интересное произведение, некий симбиоз истории, краеведения и детектива, хочу описать жизнь одного московского дома.
– Так.
– Выбрала объект.
– Так.
– Нашла жиличку с самой интересной судьбой.
– Понятно.
– Изучила ее биографию.
– Так.
– Но с самой героиней поговорить не смогла. Она умерла.
– Так.
Бесконечное «таканье» стало меня раздражать, но злить Каролину Карловну никак нельзя; улыбаясь, как японка на свадьбе, я продолжала:
– Я вынуждена по крупицам собирать данные о даме.
– Так.
– Пообщалась уже со многими ее соседями. Но у меня остались вопросы!
Каролина Карловна приоткрыла рот. «Так», – мысленно сказала я, но хозяйка произнесла иное:
– И какое отношение я имею к вашей книге? Кто дал вам мой адрес?
– Варвара Михайловна, живущая в том доме.
– Ax, эта! Так.
– Она сообщила много интересного.
– Не сомневаюсь, думаю, в основном ложь.
– Вот поэтому я и приехала к вам.
– Так.
– Хочется знать правду о вашей близкой подруге.
– У меня их нет, – вежливо, но твердо отрезала Каролина Карловна, – я осталась одна, все умерли.
– Да, да, я сразу же сказала, что разговор пойдет об ушедшей из жизни женщине, Альбине Фелицатовне.
Каролина Карловна вздрогнула.
– О ком?
– Об Ожешко, – слегка испугалась я, – вы же дружили?
– Нет.
– Как?
– Просто, не дружили.
– Но Варвара Михайловна сказала, что Ожешко и вас связывала…
– Нет.
– Извините, не понимаю, – лепетала я.
Старуха выпрямилась.
– Очень даже просто, НЕТ!
– Не дружили?
– Не хочу говорить на эту тему.
– Значит, вы общались, – обрадовалась я.
– Уходите.
– Пожалуйста, ответьте мне.
– До свидания.
– Очень прошу!
– Дверь открыта, – ледяным тоном заявила Хованская, – не смею вас задерживать.
– Только один вопросик! О ее сыне!
Каролина Карловна издала тяжелый вздох.
– Экая вы настырная! Можете тут хоть год провести, но ничего, кроме «нет», от меня не услышите.
– Я готова заплатить за информацию!
Хованская презрительно поджала губы.
– О бедный мир, – произнесла она, – все покупается! Но я не принадлежу к торговкам. После ваших последних слов мне стало совсем мерзко, исчезните, неуважаемая! Оставьте призраки спать в могилах.
Из моих глаз внезапно потекли слезы. Каролина Карловна, похоже, полная противоположность Варваре Михайловне.
– Утрите лицо, – сердито велела хозяйка, – ни к чему сырость разводить, напишите про другую женщину, не про Альбину!
Тот, кто встречается со мной продолжительное время, очень хорошо знает: Лампа Романова не принадлежит к породе плакс. Конечно, у меня, как у всех людей, случаются приступы депрессии и припадки отчаянья, но после смерти родителей я научилась отличать горе от беды. Горе – это когда случилось нечто абсолютно непоправимое: цунами смыло страну с населением, а беда все остальное. С горем следует научиться жить, а с бедой можно бороться. Уволили тебя с работы? Незачем лить сопли, ищи новую службу. Нет денег? Снова рыдания не помогут, вместо того чтобы жалеть себя и завидовать гражданам, рассекающим по улицам на дорогих иномарках, рой лапками, пытайся заработать, меняй службу, получай новую профессию и не стыдись любого труда, даже самого непрестижного. Уйдя от мужа, я поняла еще одно: женщина, существующая в теплице, никому не интересна, к тому же экзотические цветы мало живут и постоянно болеют. Можно принимать горстями витамины, ходить в спортзал, иметь штат врачей, и все равно будешь загибаться от аллергии, простуды, мучиться бессонницей. Осознание собственной никчемности убивает столь же верно, как порция яда, поэтому никогда не плачьте от жалости к себе, лучше сожмите кулаки и скажите: