19/II — 3 ч. дня.
При лежаньи, ничего не деланьи всегда обстановка приобретает особый смысл. Люблю смотреть в окно на прутики качающихся от ветра деревьев! Могу часами так лежать. Я и разбаловала себя, но и ослабела. Долго готовлюсь, собираю много усилий, чтобы сделать что-нибудь. Напр. — приготовить к отправке книгу, обернуть её.
Завтра узнаю, кровоточит ли ещё ранка.
Приходящие знакомые раздражают разговорами о необходимости лечь в клинику. Там от одной больничной обстановки и от неизвестности за дом я не буду поправляться.
20/II. Первая ночь прошла без болей, и сегодня я почувствовала, что наконец-то мне легче. Уже 3 ч. дня, а у меня ещё не было припадка. Думаю, что и результаты анализа будут отрицательные, т. е. не найдут крови.
Утром так хотела тебе писать, но пришла Нюся, а сейчас что-то не вяжется.
Идуся благодарит за календарь, он мне тоже понравился. С интересом читаю о 4-й симф. Шост-ча. Когда-то он меня отпугнул своими диссонансами, странной крикливостью. Танечка что-то находила в его произведениях, для меня же они звучали какофонией. Теперь же критика говорит о песенном звучании, об испытываемом эстетическом наслаждении и т. д. Вобщем я бы хотела слышать эту симф-ю. Да и основная мысль симфонии: «через страдания — к радости» — уже сама по себе должна нас с тобой привлекать.
С интересом прочитала об иллюстрации «Кола Бреньон». Всё, что связано с именем Роллана — меня радует и умиляет. Это он — Роллан — способствовал превращению нашего случайного знакомства в глубокую, настоящую человеч. дружбу. Правда, мне посчастливилось, что я встретила тебя, а ты — почти неповторима! Не ищи иронии здесь. И с этих пор с именем этого Человека, с кот. связано всё, что есть светлого, благородного в людях — сочетается ещё и какое-то родное, тёплое чувство. Он — наш! Символ многих восприниманий. Не так ли, родная?
Сегодня утром по радио я услышала о посадке папанинцев — вздохнула облегчённей. За них волновалась.
На дворе мороз и мятель. Хочу уже на воздух и к вечеру выйду мин. на 5. Надо же постепенно выходить.
О К-ке начинаю думать более доброжелательно. Боюсь вспугнуть. И почему я родилась такой дрянью? Как я обижаю иногда людей, не желая этого, жалея их!
6 час. Была на улице. В глазах красные пятна, голова кружится. Сделалось совсем плохо. Как же я буду работать, а скоро ведь пойду, сколько ж можно сидеть дома?
Кончаю. Береги себя, родная. А я посылаю тебе свою любовь. Всегда твоя Мура.
[Видимо, на следующее утро, перед отправкой письма.]
Да, Кошечка, нас ждёт много наслаждений: природа, музыка, книги. Только когда-то прийдётся встретиться? В это я теряю надежду…Паустовского и Олдингтона не читала. Если б ты могла достать мне «Через реку» Дж. Голсуорси. Ещё в Мисхоре я тебе говорила, что люблю его. «Через реку» — это его последняя книга, он не так давно умер.
Я не жду прихода весны; самая чудесная (для меня) пора года — м-ц март (по укр. «на провеет»), так моментально проходит!
Передай привет Ол-ке. Этими днями я видела её во сне…
22/II. Вчера было отправлено тебе письмо.
Очень и очень благодарна тебе, мой Кисунечек, за хорошее предложение, с какой бы радостью воспользовалась бы им! Абсолютно не с кем оставить маму. Старушка, ходившая к нам, сама заболела, да и не подходит она — глухая!
Предложение столь заманчиво! Оно во всех отношениях подошло бы мне. Но что же делать?!
Вчера моя врачиха привела ко мне консультанта, известного в Киеве проф. Стражеско. Он нашёл, что усугубляет мою болезнь имеющийся невроз вегетативной системы. С постели поднял. К концу месяца выйду в детсад, не могу уж больше находиться дома. Да и говоря откровенно: около меня, голодающей по обязанности — для лечения, голодают и Ида с мамой. Некому покупать продукты. Как ни странно, но я ожидала большего внимания от сотрудников. Они заходят, но как-то выходит, что мои просьбы не могут быть исполнены. Правда, идёт энергичная подготовка к празднованию XX РККА, и они заняты сверх обычного.
Кисанька, Олдингтона «Вражда» у меня есть (снабдила Нина Яковлевна).
Бог мой, а как бы хорошо было бы нам вдвоём! Ск. бы общих интересов было бы пересмотрено, пережито! Как мне не везёт! Если б могла бы мама поехать к брату — это же недалеко.
Телеграмму некому отправить. Сейчас Ида, придя со школы, отнесёт это письмо.
24/II. Понемногу хожу. t° пала. Слабость — до расслабленности, до дрожания конечностей. Это результат не так болей, как 24-х дневной голодовки. Не знаю, просто не знаю, как буду работать, с 1-го числа уже начинаю. В анализе были хорошие результаты. После, через некот. промежуток времени снова будет проделан анализ.
Вчера отправила тебе Лескова и Байрона. Внутрь вложила газету. Увы! — одну!.. Кисунечек, не беспокой себя присылкой книг, мне приносит хорошие книги Анна Яковл.
Я такая никудышная, ни за что не хочу браться. Одичала и никого не хочу видеть — это меня больше всего волнует при моём выходе. Надо говорить, улыбаться и т. д. Отпуск сейчас нельзя брать, да и дальше не знаю, как выйду из сложившегося положения — мама ведь не ходит!
Если достанешь, пришли, пожалуйста, таблицу последнего тиража. Да, Кисанька, не присылай заказных писем. Ты давно не говорила мне о своих сёстрах. Перешли привет Марье Порфирьевне.
25/II. Сегодня много ходила. Была в лаборатории на промыванье желудка, но не знаю к удаче или нет, но промыванье (это ужасно гадкая процедура — так говорят) не было сделано. Устала. Сегодня же будет сделана последняя проверка на кровь. Результаты будут известны завтра.
26/II. Моё большое утешение — радио, звучит шёпотом. Я очень огорчена. Нужно достать таки репродуктор. А письма сегодня нет от тебя, и я готова плакать. Нужно тебе сказать, что могу я проливать слёзы при всякой причине и без неё.
Много думаю, правильней мечтаю о том времяпровождении, что могло бы быть, если бы за мной не тянулся бы такой длинный хвост. Провела бы у тебя ну хотя бы месяц! Такова уж моя «злая доля». Не могу жить, как хочу, из-за мамы. Вот опять слёзы льются. Ах, какая я дура!
Почему, родная, не пишешь о своём здоровье? Когда увижу тебя? А вдруг никогда?! Нет, ты не знаешь всей силы моей любви к тебе! Моей привязанности, нежности к тебе, моё солнышко!
28/II. Родная, утром шла в поликлинику с редким и прекрасным чувством внутреннего ликования. Пахло началом весны; только что прочитала хорошую книгу («Вражда»); не болела ранка — в общем мне так мало сейчас надо, чтобы наполниться радостью. А вот из полик-ки еле дотащилась, всё померкло — боли. Сейчас уже 5 час., а мне всё нехорошо. Так много, много надо говорить тебе, а писать не могу. Делаю перерыв. От усилия появляется тошнота.
7 час. веч. Мне нехорошо, но т. к. язва не кровоточит, я уже не на соцстрахе. Не знаю, как пойду на работу? Я не говорила врачу, что мне так плохо, но по мне видно и без слов. Я вообще не могу «кривиться» перед чужими от боли. Что-то я почуяла неприятное для себя в самой технике получения соцстраховского листа. А перед этим мне врач говорила о симулянтах, и я решила, что
[фраза не закончена].
8 час. Не сообщай К-ку о моих письмах. Мне наскучило… Прервала Валечка. Она шлёт свой привет тебе.
Кисанька, я же просила вас не беспокоиться о масле. Не надо слать его. Масло в дороге портится, оно было ёлкое. За неимением никакого я его ела, но как только Кирилл мне достал, присланное пришлось перетопить. Прошу тебя не высылать его больше.
Чувствую себя, из-за тошноты, как перед смертью. Сегодня она особенно мучительна и мешает беседовать с тобой… Спасибо, что ты посоветовала мне прочитать Олдингтона. Однако, мне нельзя читать интересных книг: я всё забрасываю; страдаю от неподходящей обстановки — разговоров, шума; огрызаюсь при обращении ко мне — вот в таком состоянии пожирала я и эту книгу. С волнением читала места, где описывается воспринимание героем красот природы. Он умел наслаждаться ею.
Истинное, великое чувство — любовь, кот. они пронесли через всю жизнь, — думается, — существует не только в романах. Я могла бы так любить, и считаю себя обворованной, что мой объект пронёсся где-то мимо.
Напишу неск. фраз, прочитанных из этой книги: «Она как бы черпала моральную поддержку в хорошем материале и фасоне». «В любви труднее брать, чем давать». «Какое заблуждение искать постоянства и устойчивости, окружая себя предметами, обладание которыми порабощает». «Самое главное — чувствовать вкус к жизни».
Нет, детонька, не могу писать. Не знаю, что такое со мной? Неужели завтра не будет легче?
1/III. С добрым утром, Кисанька! Вчера я была совсем покойником. Страшно хотелось писать тебе, но полуобморочное состояние не разрешало. Безусловно, работать мне не следовало бы, этим самым я задерживаю выздоровление. Но что же делать? Жить надо — значит необходимо работать, тем более что на моём содержании 2 челов. Братья не помогают. Как-то раньше, ещё до своей болезни я написала им свою просьбу аккуратно помогать, по мере возможности, маме. Они, очевидно, очень уменьшают свои и увеличивают мои возможности. Я уже не помню, когда были от них деньги. Хорошие скоты!
Я могу констатировать, что ко мне здоровой было больше от всех (сотрудники и знакомые) внимания, чем к больной. А может быть, я очень требовательна, тем более моя обидчивость тебе известна. Вот так же вышло и в полик-ке — мне показалось, что врачу неудобно дальше давать мне соцстрах, и я не говорила о своём настоящем состоянии, но ведь по мне видно. Я не ошибаюсь, если скажу, что ей было приятно не выписывать мне дальше бюллетень. Ну, бог с ней, чем-то она мне симпатична, и поэтому я ей многое «прощаю» — даже такое казённое отношение ко мне…
К маме никого не удаётся найти. О Кате (техничка) вопрос отпадает, она много занимается, серьёзно принялась за учёбу, не имеет времени.