— Извиниться не хочешь?
— За что? За то, что ты меня дверью ударил?
— За то, что ты меня обозвала!
Я, специально скорчив брезгливую гримасу, чтобы в будущем ему неповадно было прикасаться ко мне, осторожно двумя пальчиками взялась за его палец и сбросила тяжелую руку с плеча. Хотелось развернуться и проверить реакцию, но так и стояла лицом к двери, чувствуя тяжелое дыхание прямо на своем затылке. Почему он не уходит? Чего цепляется ко мне? Хотелось сказать, что "зараза" для него — комплимент, но не рискнула — кто его знает, такой, как он и ударить может!
— Можно я уже пойду… генерал?
Не удержалась все-таки. С издевкой произнесла это его звание. И в ту же секунду сзади ко мне прижалось огромное тело, впечатывая меня прямо в дверь животом, а на ухо раздался шепот:
— Мне нравится, как это слово звучит в твоих устах…
И вопреки здравому смыслу, даже вопреки страху, по моему телу вниз живота хлынула волна безудержного возбуждения. И я уже не хотела никуда идти. Почему-то стали ватными ноги. Почему-то до дрожи захотелось, чтобы он поцеловал… Вся моя сила воли ушла на то, чтобы не тереться, как последняя шалава, о твердый бугор на его штанах, которым он уперся в развилку между моих ягодиц. Но мне хотелось этого безумно… Собраться! Взять себя в руки! Поддашься ему — оправдаешь его подозрения. Он будет уверен, что ты — шпионка, что специально здесь для того, чтобы втереться в доверие к кому-нибудь из сильных мира сего. Выдавила из себя:
— Отпусти меня!
Сзади послышался тяжелый вздох:
— Отпущу. Скажи только, ты под каждого лечь готова, кто по твоему мнению, хоть что-то значит в этом мире?
Разве я давала повод? Разве я заслужила? Наоборот ведь, хотела помочь, хотела быть полезной! Так обидно стало, так жаль себя бедненькую, что не выдержала, как дурочка какая-то расплакалась прямо у него на глазах. Но зато и добилась того, что он отпрянул в сторону, но только дверь все еще держал. Размазав слезы по щекам, я резко развернулась и оказалась лицом к лицу с этим бессердечным мерзким человеком.
— Какой же ты! Сволочь ты! Что я тебе сделала? Отстань уже от меня! Оставь в покое! Сколько раз я буду объяснять, что Пророк без меня не сможет, я поддерживаю, питаю его своим даром! Завтра сам увидишь, когда он выступать будет! Я не понимаю, почему ты решил вообще, что я сплю с каждым встречным?
Он почему-то уцепился только за последние мои слова.
— То есть это не так?
— Нет, конечно.
— А Ярослав?
— Да твой Ярослав сейчас от боли загибается! Ему не до секса!
— А Пророк?
— А Пророк, вообще-то, — мой отец!
От вида его отвисшей челюсти у меня сразу высохли слезы и, не встретив сопротивления, я спокойно открыла дверь и шагнула в комнату к Яру.
44
Антон.
Идиот! Что же ты творишь? Ругал себя последними словами, но ничего с собой поделать не мог — срывало крышу напрочь, когда видел ее. Гремучий коктейль моих эмоций вскипал в голове, и меня распирало одновременно от страсти, от ненависти и презрения, от восхищения ее красотой, а еще… от желания обладать ею. Нет, не просто трахнуть, а так, чтобы только моя и ничья больше. А тут… Пророк — ее отец? Неужели правда? Ну, по возрасту, наверное, это возможно. Но тогда получается, она не подстилка никакая! И, может быть, не шпионка? Просто — дочь, помогающая отцу в его нелёгком деле — сплочении оставшихся в нашей стране людей.
Эта мысль почему-то наполнила мое сердце радостью. И я, как истукан, долго стоял перед закрытой дверью, не желая уходить.
… На площади, во дворе нашего завода собралось немало народа. Так много руины домов, и заводских зданий, окружающих это место, не видели, наверное, уже более десяти лет. На грубом деревянном помосте, который мои ребята сколотили специально для выступления, кто-то поставил стул, хотя Пророк еще вчера сказал, что сидеть он не будет.
Он заметно волновался, ходил туда-сюда вдоль импровизированной сцены и что-то шептал себе под нос. Таисия пыталась успокоить, подходила, гладила по руке, заглядывала в глаза. И теперь мало напоминала мне любовницу, скорее, действительно, дочь!
Слепой молча стоял рядом со мной и смотрел невидящими глазами на людей, а, может, куда-то вдаль, кто ж его разберет? Он за полторы недели, что мы не виделись, успел сделать многое — объехал полгорода и собрал слушателей. Ждали только Лимбета с его братвой — самых отьявленных мерзавцев в городе.
Меня неприятно поразила его вчерашняя встреча с Пророком. Если меня последний принял настороженно, то Слепого почему-то обнимал, как давнего знакомого, как друга, хотя я точно знал, что они раньше никогда не встречались.
Мои ребята были расставлены на всех подъездах к нашему заводу. Все, кто направлялся сюда на встречу, останавливались бойцами, проверялись на наличие взрывчатки, разоружались и только потом допускались до пункта назначения. Лимбет появился с помпой, на двух машинах, бывших когда-то "Нивами", переделанных под нечто невообразимое с гнездом для пулемета, который в данный момент отсутствовал и местом для обслуги этого вида оружия на крыше. Взвизгнув тормозами, машины остановились возле бывшей проходной, перед закрытыми воротами. Оттуда можно было проникнуть на территорию завода, только пройдя через узкий проход в маленьком домике, причем пятеро моих вооруженных парней еще раз проверяли на наличие оружия. Двое бойцов Лимбета остались в машинах — показательная предосторожность, не доверяет мне и дает это понять. Но я бы сделал также… ну и еще попытался бы оружие пронести…
С проходной донеслось:
— Командир!
Боец обращался к Ярославу, наблюдающему с балкона. Я подумал, что судя по внешнему виду — по серому болезненному лицу, по розовым пятнам ожогов на нем (повязку снял перед выходом), не стоило мне его заставлять. И, конечно, я преувеличил необходимость присутствия Яра здесь. Но и смотреть на то, как он страдает, как поедом ест себя самого (и, чувствовал, меня тоже), я больше просто не мог. А так, хоть отвлечется немного. Ну и бойцы не должны чувствовать слабость своего командира, а он после меня — здесь главный.
Ярослав перегнулся через перила балкона и что-то тихо проговорил вниз. Из здания проходной донесся недовольный голос Лимбета. Я был уверен, что он не желает разоружаться, поговаривали, что он даже спит с ножом в руке. Этот-то факт, на мой взгляд, и отличал мою команду, группировку, как сейчас говорили в городе, от его банды. Я доверял своим ребятам. Знал, что прикроют, что среди моих, предателей быть не может. Потому что сам бы прикрыл, даже самого захудалого бойца, потому что каждый из них знал, что случись что-либо у него или у кого-то из его семьи, если она имеется, никто не будет брошен. Наши старики не доживали дни, роясь в помойках и отвоевывая кусок протухшей еды у крыс.
Поэтому я и не ждал ножа в спину. Верил им, и ребята это чувствовали.
Хотя я отлично понимал и свои минусы — я умел тренировать солдат, организовать бой, наступление, оборону. Наш завод был неприступной крепостью, а оружие в руках умели неплохо держать даже женщины и дети. Но хозяйственник из меня был никакой. Наладить вопросы с питанием, например, мне было сложно. И да, вот здесь бы мне не помешало перенять опыт таких группировок, как те самые предатели-землекопоеды или выращивающие так же под землей здесь у нас Питере всевозможные зерновые, овощи и даже фрукты, ребята из Южной группировки.
… Тем временем вопрос с упрямым Лимбетом все-таки был решен. Выматерившись, он шагнул с крыльца проходной, нашел меня глазами, скривившись, недовольно кивнул и остановился неподалеку от входа во двор, подозрительно оглядывая всех вокруг. Его бойцы толпой встали за спиной своего командира. Ну, теперь можно начинать.
Пророк, видимо, почувствовав что-то, вопросительно взглянул на меня, я кивнул, и он, глубоко вздохнув, заговорил:
— Я хотел начать свое выступление с красивых слов о солнце, о вере, о любви. Но вижу перед собой лица простых людей, с печатью обычных повседневных забот — чем прокормиться, как выжить, где раздобыть то необходимое, без чего жить нельзя. Я знаю место, где все это есть. Я вам о нем расскажу, — он замолчал ненадолго, собираясь с мыслями, а потом заговорил вновь, тихим ровным голосом, который однако было слышно даже с моего места, а я находился достаточно далеко. — Я был в городе, который многие называют Живым, а сами жители — городом Солнца, Солнечногорском. Не буду говорить о том, как добрался до него, но поверьте мне, путь был неблизок и труден. Хочу сказать вам о том, как устроена жизнь в этом далёком городе.
Я перевёл взгляд на Таисию и поразился ее внешнему виду. Она смотрела на толпу людей, скинув с головы капюшон плаща, широко распахнутыми глазами. Ее лицо было бледным, а губы то и дело что-то тихо шептали. Я слышал каждое слово Пророка, но при этом смотрел только на нее и не мог отвести глаз — настолько нереально красивой Таисия мне казалась. Стараясь остаться незамеченным, я осторожно осмотрелся вокруг. И понял, что многие из мужиков, чуть ли не облизываясь, глазеют на нее! Меня точно обухом по голове шандарахнули — суки, если кто из вас хоть шаг в ее сторону сделает, да я… А что ты? Ты, дружок, так же безоружен, как и все остальные. Я усмехнулся своим мыслям — и голыми руками справлюсь, пусть только попробуют!
Невероятной силой воли заставил себя не смотреть на нее, сосредоточился на Пророке, которого, кстати, внимательно слушали и не перебивали.
Он рассказывал о человеке, который является президентом города, которого безмерно все уважают и любят. Из толпы вдруг кто-то выкрикнул:
— И какая же у него охрана?
На что последовал молниеносный ответ, как если бы Пророк ждал подобного вопроса:
— Никакой.
Тот же мужик, незнакомый мне, недоверчиво рассмеялся. А Пророк, абсолютно не смущаясь этого смеха, даже как-то воодушевившись. продолжил:
— Нет, у них есть собственное войско, но оно скорее для защиты от внешних врагов. И предупреждая дальнейшие вопросы, скажу, что на власть президента никто не претендует. Он живёт, как все, не имея ничего, сверх того, что есть у других, кроме забот. Но это — не самое главное.