Бочерч, помахав официанту, сделал рукой широкий круг, давая тому понять, что нужно заказ повторить для всех.
— Так что же такое — «не все», Жинетт? — спросил он, стараясь подавлять готовое вырваться наружу недовольство.
— Письма, телефонные звонки, — сказала Жинетт.
— Какие письма, какие телефонные звонки? — не понял он.
— С угрозой убить меня, — с удивительной легкостью объяснил Местр. — Письма обычно адресуются мне лично, звонками донимают жену. Вполне естественно, она сильно расстраивается, ведь она женщина. Особенно тогда, когда раздается до пяти или шести звонков в день.
— Ну и кто их пишет, эти письма? — поинтересовался Бочерч. Как бы ему ни хотелось не верить этому человеку, что-то в его манере говорить сейчас указывало на правду. — Кто звонит?
Местр пожал плечами.
— Кто звонит? Чокнутые, старые вдовы — любительницы оригинальных шуток, армейские офицеры в отставке, убийцы… Ведь они никогда не подписываются, само собой разумеется. Все это старо как мир. Анонимки всегда играли почетную роль во французской литературе.
— Вы думаете, это не пустые угрозы?
— Иногда. — Подошел официант, Местр поднял на него глаза. Он молчал, покуда тот, поставив на стол стаканы, снова не удалился. — Ну, когда я очень устал, подвержен депрессии или когда на дворе идет дождь. Тогда я думаю, что это не пустые угрозы. В любом случае, кое-кто из них на самом деле вынашивает такие планы.
— Ну и что вы в этой связи предпринимаете?
— Ничего, — сказал Местр с удивлением. — Что тут поделаешь?
— Для начала можно сходить в полицию, — предложил Бочерч.
— В Америке любой, несомненно, обратился бы в полицию, — сказал Местр. — Здесь… — Скорчив кислую гримасу, он довольно долго и не спеша потягивал виски. — В данный момент у меня не очень хорошие отношения с полицией. На самом деле, я уверен, что вся моя почта вскрывается, что время от времени за мной устанавливают слежку и мой телефон прослушивается.
— Какой позор! — искренне воскликнул Бочерч.
— Мне нравится твой муж, — с прежней легкостью, почти игриво сказал Местр, обращаясь к Жинетт. — Он считает подобные вещи позором. Чисто американский взгляд.
— У нас, в Америке, бывали такие же времена, — сказал Бочерч, беря под свою защиту тот уровень политического своекорыстия, который существует у него на родине. — Причем не так давно.
— Знаю, знаю, — торопливо заговорил Местр, — я вовсе не считаю Америку сказочной страной, которую обошли стороной особые заразные болезни нашего века. Но все равно, я просто утверждаю, что в Америке любой на моем месте пошел бы в полицию…
— Вы на самом деле считаете, что кто-то может предпринять попытку вас укокошить? — спросил Бочерч.
«Ничего себе, — подумал он, — проводить в Париже отпуск и разговаривать на такие темы!»
— Скорее всего не сейчас, — спокойно сказал Местр, словно с юридической беспристрастностью рассматривая какую-то абстрактную проблему, не имеющую лично к нему никакого отношения. — Но стоит начаться беспорядкам, то наверняка.
— Ну и когда, по вашему мнению, начнутся такие беспорядки?
После нескольких недель, проведенных в этом мирном, сверкающем городе с его многочисленными нарядными магазинами, с его оживленной деловой активностью, с его громадным выбором самых разнообразных, самых утонченных удовольствий, никак нельзя было поверить, что вскоре все это бурное великолепие будет принесено в жертву насилию и кровопролитию. Просто невероятно!
— Когда все это начнется? — повторил Местр. Он задумчиво скосил глаза через плечо Бочерча на отливающие красным деревом темные глубины бара, словно пытаясь нарисовать яркую картину того незавидного будущего, которое ожидало этот город. — Я, как вам, наверное, известно, не вхожу в советы героев, — чуть улыбнулся он, — посему могу лишь строить догадки. Все, конечно, зависит от действий генерала1. От состояния его здоровья — как политического, так и физического. От его способности к выживанию. В настоящий момент все мы переживаем период разрядки. Заговорщики ожидают нужного момента. Убийцы в той или иной мере сидят в своих норах. Но если генерала свергнут, не важно, в силу каких обстоятельств: его слишком большой самоуверенности, его престарелого возраста, в общем, по любой причине, тогда можно ожидать вслед за его падением серьезных политических событий.
— Каких же? — спросил Бочерч.
— Может, мятежа армии в Алжире, — продолжал Местр, — приземления самолетов ВВС на различных аэродромах, волнения в рядах полиции, появления также вооруженных, прошедших специальную подготовку отрядов «коммандос» в различных районах страны, захвата правительственных учреждений, радио- и телестанций, пленения или даже убийства некоторых важных политических деятелей. Все это обычная процедура. Уже нет никакой тайны во всем этом. Проблематичным остается верное определение нужного момента.
— Ты веришь всему этому? — Бочерч повернулся к жене.
— Да, верю, — ответила она.
— Ну а твои остальные друзья придерживаются точно такого же мнения?
— Почти все, — уверенно сказала она.
— Ну а вы, — теперь Бочерч снова повернулся к Местру почти с видом обвинителя, — что вы лично собираетесь делать, если такое, не дай Бог, произойдет?
— Предложу свои услуги правительству, — ответил без колебаний Местр, — то есть при условии, что я смогу найти его и меня к этому времени не запрут в каталажке.
— Иисусе Христе, — воскликнул Бочерч. — Как трудно, однако, быть французом!
— Но и в этом есть свои выгоды, — сказал Местр. — Правда, только иногда.
— Хорошо, — сказал Бочерч, обращаясь к Жинетт. — По-моему, я получил вполне исчерпывающую информацию. Только я не понимаю, для чего она мне? Почему вам захотелось все это высказать именно мне?
Местр с Жинетт обменялись заговорщическими взглядами, и вновь Бочерч почувствовал себя в их компании чужаком со стороны, против которого плетутся сети заговора.
Местр, наклонившись к Жинетт, легко коснулся ее руки.
— Позволь, дорогая, все ему объяснить, — сказал он.
Он, подняв свой стакан, допил его до конца, словно оратор, стремящийся выиграть время.
— Мистер Бочерч, — официальным тоном начал он, — ваша жена была настолько добра, что предложила обратиться к вам. Может, вы мне поможете… — он сделал паузу, ожидая, что Бочерч его перебьет, но тот хранил молчание, явно не торопясь прийти ему на помощь.
— К несчастью, это вопрос денег, — промямлил он наконец.
«Боже мой, — передернуло Бочерча, — весь этот предварительный треп только ради того, чтобы попросить денег в долг!» Как он был зол в эту минуту на Жинетт за все ее тщательно разработанные, хитроумные маневры!
Ожидая продолжения, он чувствовал, как на лице его собирались глубокие морщины — верный признак грядущего отказа.
— Если что-то случится, — опять взялся за свое Местр, явно чувствуя себя не в своей тарелке, — а я верю, что так и будет, мне придется попытаться бежать из Франции. Или, по крайней мере, моя жена с детьми будет в большей безопасности в другой стране. В любом случае я чувствовал бы себя гораздо увереннее, если бы у меня были наличные деньги в другой стране. Они могли бы поддержать меня, помочь мне пережить трудный период ссылки, возможность которой лично для себя и всего своего семейства я вполне ясно предвижу. Нужен счет с определенным номером, например, в Швейцарии, которым либо моя жена, либо я сам могли пользоваться без особых формальностей…
— Я сообщила Клоду, что во вторник мы уезжаем в Женеву, — перебила его Жинетт. Бочерч почувствовал вызов в ее голосе. — Что нам стоит там это сделать? Пара пустяков!
— Ну а теперь позволь мне высказаться начистоту, Жинетт. Ты обещала своему другу, что мы дадим ему в долг определенную сумму денег для… — Он остановился на полуфразе, заметив, насколько поражен его словами Местр. — Может, я что-то не так понял? — спросил он.
— Боюсь, что нет, — сказал Местр. Теперь он казался смущенным и очень сердитым. — Вопроса о займе никогда не возникало. Какое я имею право просить в долг у человека, которого прежде никогда в жизни не видел, хотя бы сотню франков?
— Жинетт, — сказал Бочерч, — думаю, ты все объяснишь гораздо лучше.
— Видишь ли, — начала Жинетт, — французский гражданин не имеет права вывозить деньги из страны. — Ну, во всяком случае, какие-то крохи. А так как мы едем в Швейцарию, мне казалось, что могли бы помочь Клоду.
— Насколько я понимаю, — уточнил Бочерч, — никто не имеет права вывозить деньги из Франции, включая и американцев.
— Двести пятьдесят новых франков, — сказал Местр.
— Но таможенники, — перехватила инициативу Жинетт, — никогда не пристают к американцам. Никогда даже не просят их открыть чемоданы. Ну а если кто-то из них поинтересуется, сколько при тебе наличных денег, ты можешь сказать, что какая-то жалкая сотня франков, и все тут.
— Но все-таки, — упрямо стоял на своем Бочерч. — С технической точки зрения мы в таком случае нарушаем закон.
— С технической, не с технической, — нетерпеливо возразила Жинетт. — Какая, в сущности, разница?
— Мои дорогие друзья, прошу вас, — сказал Местр, положив обе руки на стол жестом миротворца. — Прошу вас, не нужно из-за меня поднимать этот спор. Если вы испытываете хоть малейшее колебание, то я прекрасно понимаю…
— Позвольте, мистер Местр, — сказал Бочерч, — задать вам один вопрос. Предположим, что мы с Жинетт сейчас не приехали во Францию или, предположим, она вам не позвонила, что бы вы делали в таком случае?
Местр задумчиво втянул щеки. Потом заговорил, но заговорил медленно, старательно подбирая слова:
— Думаю, мне пришлось бы попытаться найти для этого кого-нибудь другого. Но, смею заверить вас, я бы чувствовал себя очень, очень, — он подыскивал нужное слово, — очень неуверенно. Я же сказал вам, что время от времени за мной устанавливается слежка. Такую просьбу я мог бы доверить очень близкому другу, так как он рискует, поддерживая со мной близкие отношения, себя сильно скомпрометировать. Если ему не повезет, то и он может попасть под подозрение, особенно при переезде через границу в другую страну. Любого француза наверняка подвергнут обыску, если тольк