Пока я жду, пока толпа разойдется, оцениваю обстановку в комнате. Команда Леви выглядит как материал для WurstFest™. Хорошо известная «Мясная волна». Dicksplosion в Testosteroven. Старый добрый Бродео. Кроме нас с Росио, есть одна единственная женщина, молодая блондинка, которая сейчас смотрит в свой телефон. Мой взгляд завораживают ее идеальные пляжные волны и розовый блеск ее ногтей. Мне приходится заставлять себя отвести взгляд.
Эх. WurstFest™ — это плохо, но это хотя бы небольшой шаг вперед по сравнению с Cockcluster™, так мы с Энни называли академические собрания с одной женщиной в комнате. Я была в ситуациях Cockcluster™ бесчисленное количество раз в аспирантуре, и они варьировались от неприятной изоляции до дикого ужаса. Мы с Энни обычно координировали свои действия, чтобы посещать собрания вместе — не так уж сложно, поскольку мы все равно были симбиотами.
К сожалению, никто из моей мужской когорты так и не понял, насколько ужасны WurstFest™ и Cockcluster™ для женщин. — Аспирантура — это стресс для всех, — говорил Тим, когда я жаловалась на мой полностью мужской консультативный комитет. — Ты все время твердишь о Мари Кюри — она была единственной женщиной во всей науке в то время, и она получила две Нобелевские премии.
Конечно, доктор Кюри не была единственной женщиной-ученым в то время. Доктор Лиза Мейтнер, доктор Эмми Ноэтер, Элис Болл, доктор Нетти Стивенс, Генриетта Ливитт и бесчисленное множество других были активны, делая лучшую науку кончиками своих маленьких пальцев, чем Тим когда-либо сможет сделать со своей жалкой задницей. Но Тим этого не знал. Потому что, как я теперь знаю, был тупым.
— Мы готовы начать. — Лысеющий рыжеволосый мужчина во главе стола хлопает в ладоши, и люди разбегаются по своим местам. Я наклоняюсь вперед, чтобы взять свой веганский пончик, но моя рука замирает в воздухе.
Его там больше нет. Я несколько раз осматриваю коробку, но там осталась только корица. Затем я поднимаю глаза и вижу это: голубая глазурь исчезает за зубами Леви, когда он откусывает кусочек. Откусывает от моего чертового пончика. Есть десятки альтернатив, но вот: Уорд выбрал тот, который я могу съесть. Что за беспечная, невнимательная сиська крадет единственный доступный вариант у голодного, нуждающегося вегана?
— Я доктор Борис Ковингтон, — начинает рыжий. Он выглядит как измученное, взъерошенное рыжее яйцо вкрутую. Как будто он прибежал сюда на эту встречу, а на столе его ждут пять стопок бумаг. — Я отвечаю за контроль над всеми исследовательскими проектами в Институте Дискавери, что делает меня вашим боссом. — Все смеются, но есть и несколько добродушных возгласов. Команда инженеров кажется шумной компанией. — Вы, ребята, уже знаете это, за исключением доктора Кенигсвассер и мисс Кортореаль, которые здесь, чтобы убедиться, что мы не провалим один из наших самых амбициозных проектов. Леви будет их контактным лицом, но все, пожалуйста, сделайте так, чтобы они чувствовали себя желанными гостями. — Все хлопают — кроме Леви, который занят доеданием своего (моего) пончика. Какой абсолютный тупица. — Теперь давайте притворимся, что я произнес впечатляющую речь, и перейдем к любимому занятию всех: ледоколам. — Почти все стонут, но мне кажется, что я фанатка Бориса. Он кажется намного лучше, чем мой босс из NIH. Например, он говорит уже целую минуту и не сказал ничего откровенно оскорбительного. — Мне нужно ваше имя, работа и… давайте снимем любимый фильм. — Опять стоны. — Тише, дети. Леви, ты начинаешь.
Все в комнате поворачиваются к нему, но он не торопится проглотить мой пончик. Я смотрю на его горло, и меня охватывает странная смесь призрачных ощущений. Его бедро протискивается между моими. Я вжата в стену. Лесной запах у основания его…
Подождите. Что?
— Леви Уорд, главный инженер. И… — Он слизывает немного сахара со своей нижней губы. — Империя наносит ответный удар.
Ты что, шутишь? Сначала он украл мой пончик, а теперь мой любимый фильм?
— Кейли Джексон, — подхватывает блондинка. — Я менеджер проекта BLINK и «Легальная блондинка». Она говорит так, будто могла бы быть одной из сестер Эль Вудс, что инстинктивно мне нравится. Но Росио напрягается рядом со мной. Когда я смотрю на нее, ее брови нахмурены.
Странно.
В комнате не менее тридцати человек, и «ледоколы» очень быстро надоедают. Я стараюсь быть внимательной, но Ламар Эванс и Марк Костелло начинают спорить о том, что «Убить Билла: Vol. 2» лучше, чем «Vol. 1», и я чувствую странную колючку в центре лба.
Когда я поворачиваюсь, Леви пристально смотрит на меня, его глаза полны того, что я, кажется, пробуждаю в нем. Я немного обижаюсь из-за пончика, не говоря уже о том, что он до сих пор не ответил на мое письмо, но напоминаю себе о том, что только что сказал Борис: он мой главный сотрудник. Поэтому я веду себя хорошо и дарю ему осторожную, медленно расплывающуюся улыбку, которая, как я надеюсь, выражает сожаление по поводу укола в угловую извилину, и я надеюсь, что мы будем хорошо работать вместе, и «Эй, спасибо, что спас мне жизнь»!
Он разрывает зрительный контакт, не улыбаясь в ответ, и делает глоток своего кофе. Боже, как я его ненавижу…
— Би. — Росио пихает меня локтем. — Теперь твоя очередь.
— О, эм, точно. Извините. Би Кенигсвассер, руководитель отдела неврологии. И… — Я колеблюсь. — Империя наносит ответный удар. — Краем глаза я вижу, как кулак Леви сжимается на столе. Черт. Надо было просто сказать «Аватар».
Как только собрание закончилось, Кейли подошла поговорить с Росио. — Мисс Кортореаль. Могу я называть вас Росио? Мне нужна ваша подпись на этом документе. — Она мило улыбается и протягивает ручку, которую Росио не берет. Вместо этого она замирает и несколько секунд смотрит на Кейли с открытым ртом. Мне приходится ударить ее локтем по ребрам, чтобы она разморозилась. Интересно.
— Ты левша, — говорит Кейли, пока Росио расписывается. — Я тоже. Левши — сила, верно?
Росио не поднимает глаз. — Леворукие люди более склонны к мигреням, аллергии, недосыпанию, алкоголизму и в среднем живут на три года меньше, чем правши.
— О. — Глаза Кейли расширились. — Я, эм, не…
Я бы с радостью осталась и стала свидетелем более яркого взаимодействия между девочкой из долины и готом, но Леви выходит из комнаты. Как бы мне ни была противна эта идея, нам нужно будет поговорить в какой-то момент, поэтому я бегу за ним. Когда добегаю до него, я жалко запыхалась. — Леви, подожди!
Возможно, я слишком много читаю в том, как напрягается его позвоночник, но что-то в том, как он останавливается, напоминает мне заключенного, пойманного охранниками всего в шаге от побега из тюрьмы. Он медленно поворачивается, громоздкий, но удивительно изящный, весь в черном и зеленом, со странным, напряженным лицом.
На самом деле, это было нечто, еще в аспирантуре. Что-то, о чем можно спорить в ожидании появления участников и анализов: Действительно ли Леви красив? Или он просто шесть четыре и сложен как Колосс Родосский? Мнений было много. Энни, например, была в лагере «10 из 10, у меня с ним был бы бурный роман». А я говорила ей «Фу, фу, фу», смеялась и называла ее предательницей. Что… да. Оказалось точным, но по совершенно другим причинам.
Оглядываясь назад, я не понимаю, почему меня так шокировал его фан-клуб. Не так уж и необычно, что серьезный, неразговорчивый мужчина, имеющий несколько публикаций в Nature Neuroscience и выглядящий так, будто он может выжимать скамью для жима всей кафедры любой рукой, может считаться привлекательным.
Не то чтобы я когда-либо была такой. Или когда-нибудь буду.
На самом деле, я совершенно не думаю о его бедре, протискивающемся между моих ног.
— Привет. — Я неуверенно улыбаюсь. Он не отвечает, поэтому я продолжаю: — Спасибо за тот день. — По-прежнему никакого ответа. Тогда я продолжаю. — Я, знаешь ли… стояла перед тележкой не для того, чтобы посрать и похихикать. — Мне нужно перестать крутить кольцо моей бабушки. — Там была кошка, так что…
— Кошка?
— Да. Котенок. В основном белый, с оранжевыми и черными пятнами на ушах. У нее был самый милый маленький… — Я замечаю его скептический взгляд. — На самом деле. Там была кошка.
— Внутри здания?
— Да. — Я хмурюсь. — Она прыгнула на тележку. Заставила коробки упасть.
Он кивает, явно неубежденный. Фантастика — теперь он думает, что я выдумала кошку.
Подождите. Я выдумала кошку? У меня галлюцинации? Я…
— Могу я чем-нибудь помочь?
— О. — Я почесала затылок. — Нет. Я просто хотела сказать тебе, как я рада снова сотрудничать. — Он не сразу отвечает, и мне приходит в голову ужасная мысль: Он не помнит меня. И понятия не имеет, кто я такая. — Мы работали в одной лаборатории в Питте. Я была первокурсницей, когда ты выпустился. Мы недолго пересекались, но…
Его челюсть напрягается, но тут же расслабляется. — Я помню, — говорит он.
— О, хорошо. — Это облегчение. Если бы мой заклятый враг забыл обо мне, это было бы немного унизительно. — Я думала, что ты не помнишь, так что…
— У меня есть функционирующий гиппокамп. — Он отводит взгляд и добавляет, немного ворчливо: — Я думал, ты будешь в Вандербильте. Со Шрайбером.
Я удивлена, что он об этом знает. Когда я планировала пойти работать в лабораторию Шрайбера, лучшего из лучших в своей области, Леви уже давно переехал из Питта. Конечно, это спорный вопрос, потому что после всех событий двухлетней давности мне пришлось искать другую работу. Но я не люблю вспоминать о том времени. Поэтому я говорю: — Нет, — сохраняя нейтральный тон, чтобы не показать гиене свое горло. — Я в NIH. Под началом Тревора Слейта. Но он тоже замечательный. — Он действительно не такой. И не только потому, что ему нравится напоминать мне, что у женщин мозг меньше, чем у мужчин.
— Как Тим?
А вот это уже подлый вопрос. Я точно знаю, что Тим и Леви постоянно сотрудничают. Они даже вместе выступали на главной конференции в нашей области в прошлом году, что означает, что Леви знает, что мы с Тимом отменили нашу свадьбу. Кроме того, он должен быть в курсе того, что Тим сделал со мной. По той простой причине, что все знают, что Тим сделал со мной. Товарищи по лаборатории, преподаватели, уборщики, женщина, которая обслуживала бутербродный стол в кафетерии Питта — все они знали. Задолго до меня.