После минутного раздумья Кевен рассказал дяде всю правду, чуть-чуть приукрашивая ее. Его действия в отношении внучки Рогана должны были принести Ирландии целое состояние, если бы эти проклятые испанцы и арабы не забрали все себе. Потом они дали ему этот забытый Богом клочок земли и Мануэлу, которая, бедняжка, умерла при родах, поэтому ему пришлось вернуться домой. Он хотел вернуться домой сразу, но ему было стыдно, что его не правильные действия украли у них состояние Эйден.
Роган кивнул.
— Ну ладно, — философски сказал он. — По крайней мере ты дома, парень, и я рад тебя видеть.
С этих пор за твоей семьей остается право управлять моими землями. Давай-ка найдем тебе хорошую девушку, и обзаводись семьей. Тебе уже давно пора иметь своих детей. Кевен собрался с духом и сказал:
— Дядя, у нас есть еще один способ получить для Ирландии богатство Эйден Сен-Мишель.
— Какой? — Вопрос был задан четко и ясно.
— У меня есть план, дядя, и если вы не против того, чтобы прикончить одного-двух О'Малли, мы можем здорово заработать.
— Давай дальше, — кивнул племяннику Роган.
— Нам надо завлечь Эйден в Ирландию. Она должна приехать сюда по своей воле.
— И как ты собираешься управиться с этим, парень? Моя внучка — англичанка по рождению и по воспитанию.
— В Ирландии должно появиться что-то, что дороже ей больше всего на свете.
— И что же это?
— Ее ребенок, — последовал ошарашивающий ответ.
— Господи, ну и дрянь же ты, Кевен Фитцджеральд, — выругался старик, — но, что лучше, ты находчив. Я всегда говорил, что ты похож на свою мать, но, клянусь Богом, это не так! Значит, ты хочешь похитить ее ребенка и требовать выкупа?
— Я женюсь на ней, дядя.
— Что? Эта женщина уже замужем. Ты что, повредился умом от жаркого испанского солнца?
— Эйден Сен-Мишель венчал личный капеллан королевы, хотя она крещена и воспитана в лоне святой католической церкви. Поэтому здесь, в Ирландии, как и везде, кроме Англии и некоторых немецких государств, ее брак не считается действительным. Я же, дорогой дядя, женюсь на ней по обряду церкви, в которой она была рождена, — единственной истинной церкви. Даже О'Малли с Иннисфаны не смогут отрицать этого. А когда господин Конн О'Малли приедет разыскивать ее, он будет один, и я убью его. Тогда, дорогой дядя, уже не будет никаких сомнений относительно того, чьей женой является Эйден Сен-Мишель. Раз она становится моей женой, значит, ее богатство становится моим. Все очень просто.
От удивления Роган Фитцджеральд открыл рот.
— Господи, племянник, будь ты проклят, но ты гений! Замечательный план, и такой несложный! Как жаль, что он не пришел тебе в голову пораньше, тогда мы бы избавились от этого проклятого испанца! Но нам надо ждать, пока она родит и оправится от болезни.
— Она писала вам, когда ребенок должен родиться?
— Где-то либо в конце зимы, либо ранней весной.
— Значит, следующим летом я еду в Англию, — сказал Кевен, — и привожу ребенка, чтобы он здесь погостил. Я не сомневаюсь, что его мать примчится следом. — И он засмеялся. — Вы ответили на письмо Эйден?
— Нет.
— Тогда зовите священника и сделайте это. Покажите вашей дорогой Эйден, как вы беспокоитесь и радуетесь за нее.
Роган Фитцджеральд послал за своим вторым сыном, Барра, который был назван так в честь брата Рогана, тоже священника. Кроме Барры, еще двое детей Рогана служили церкви. Его самый младший сын Фергал был монахом, а его старшая дочь Сорча — монахиней. Трое его других сыновей, Райсарт, Далах и Карра, ухитрились найти жен с хорошим приданым, простушек, которые были счастливы получить в мужья красивых сыновей Фитцджеральда. Однако все сыновья Рогана, включая двух служителей церкви, были жестокими, грубыми и алчными мужчинами, но не могли похвастаться острым умом, каким обладал их кузен Кевен.
Когда священнику Барра Фитцджеральду рассказали, как они хотят заставить Эйден приехать в Ирландию, он злобно сказал:
— Церковь не будет препятствовать тебе, Кевен, в твоем намерении сделать Эйден Сен-Мишель честной женщиной. Не беспокойся, я сам обвенчаю вас. Оглашения будут вывешены и прочитаны даже раньше, чем она приедет сюда, и откладывать свадьбу не придется. — Потом он холодно добавил:
— Церковь ожидает щедрого вознаграждения за помощь.
— Ты его получишь, — последовал такой же холодный ответ.
— Это вознаграждение не должно быть слишком большим, — вмешался старый Роган Фитцджеральд. — Помните, что богатство моей внучки предназначается для Ирландии. Это на золото Эйден мы будем покупать оружие и наемников, чтобы бороться с англичанами.
— Конечно, дядя, — успокоил его Кевен, — конечно! Итак, Барра Фитцджеральд от имени своего отца написал письмо своей английской племяннице.
Прочтя письмо, Эйден удивилась такому неожиданному интересу к ее жизни со стороны родственников ее матери, которые многие годы делали вид, что не знают о ее существовании. Правда, она писала своему деду о том, что вернулась в Англию, что ждет ребенка, но сделала она это по настоянию Конна и его семьи, которые надеялись выудить какие-нибудь сведения о месте пребывания Кевена Фитцджеральда. На самом деле она и не рассчитывала получить ответ, да еще такой доброжелательный. У Конна возникли какие-то подозрения, потому что опыт их прошлого общения с Фитцджеральдами заставлял его быть осторожным. Однако ничто не говорило о том, что Кевен вернулся в Ирландию. Шпионы семьи О'Малли, занимающиеся его розыском в Испании, зашли в тупик, когда, приехав в деревню, где были земли Кевена, выяснили, что он отправился на поиски своей сбежавшей жены и еще не вернулся.
— Не удивляюсь, — сказала Эйден, — что она от него сбежала. В конце концов, Кевена Фитцджеральда нельзя назвать хорошим парнем. Должно быть, она богата, если он за ней гоняется, — продолжала она с мрачным юмором, — а может быть, пользуется спросом на рынке рабов в Алжире.
— Если она ухитрилась сбежать от Фитцджеральда, — заметил Конн, — она постарается, чтобы он не нашел ее.
— Давай больше не говорить об этом мерзавце, моем кузене. Конн, я не хочу думать о нем. Никогда! А особенно сегодня, во вторую годовщину нашей свадьбы. Из-за Кевена нам не удалось отпраздновать нашу первую годовщину, и сейчас я не позволю, чтобы в такой счастливый день мы говорили о нем!
В это холодное и ясное февральское утро они уютно устроились в постели. Конн нагнулся и погладил большой живот жены.
— Твое желание, мадам, — закон. Как я могу спорить с матерью моего сына?
— Дочери, — поправила она. — Я знаю, что ношу дочь, милорд, и не спорь со мной! Он хохотнул.
— Почему ты так уверена?
— Не знаю, — ответила она, — но уверена. Совершенно уверена, что скоро у нас будет дочь.
— Как мы назовем нашу дочь, мадам? — Он быстро поцеловал ее в губы. — Как всегда, ты изумительна, моя дорогая!
Эйден улыбнулась. Впервые за много месяцев она была спокойна и счастлива. Некоторое время, до тех пор пока она не стала очень толстой, они поддерживали супружеские отношения. Но несмотря на ее огромную любовь к нему, ее тело отказывалось повиноваться зову сердца, и она не испытывала ничего похожего на то прекрасное, пылкое чувство, которое когда-то переживала и с Конном, и с Явид-ханом. Это огорчало ее, потому что она понимала, что лишает удовольствия и Конна. Но он отмахивался от этих ее переживаний.
— Когда родится ребенок, — пообещал он, — у нас все будет так, Эйден, дорогая, как было раньше.
По ее щеке покатилась слезинка, и она опять спросила:
— Как ты можешь быть уверен, Конн? Я сама не уверена.
Но он успокоил ее страхи добрыми словами, легкими поцелуями и нежными ласками.
— Итак, как ты собираешься назвать нашу дочь? — повторил он, возвращаясь к прерванному разговору. — Есть такое латинское имя Валентинус, которое происходит от глагола valere, что значит «быть сильным». Я поняла, Конн: чтобы выжить в этом мире, женщина должна быть сильной. Поэтому я назову дочь Валентиной, это женский род от Валентинуса. Надеюсь, это имя принесет ей счастье.
— Она и так счастливая, если у нее такая мать, как ты, — галантно сказал Конн, — и такой отец, как я, — закончил он.
Эйден засмеялась, потом, посерьезнев, погладила его по щеке и сказала:
— Какой же ты хороший человек, Конн. Он покраснел.
— Мадам, что бы подумали мои благородные друзья при дворе, если бы услышали, какими нежными словами ты хвалишь меня? Моя репутация разлетелась бы в клочья.
— Твоя репутация, — рассмеялась она, — разлетелась бы в клочья уже давно, если бы королева не женила тебя на мне.
В отместку он принялся щекотать ее, и она, не желая отставать, стала тоже щекотать его до тех пор, пока оба не свалились в приступе хохота, задыхаясь и ловя воздух. Наконец он успокоился и, наклонившись, поцеловал ее. В его зеленых глазах светилась глубокая любовь.
— О-о-о! Я такая счастливая, — со вздохом объявила Эйден. — Разве это хорошо, Конн, быть такой счастливой?
— Конечно, дорогая, быть счастливой всегда хорошо.
— Я люблю тебя, — сказала она просто.
— Я знаю, — ответил он, — я тоже люблю тебя. И потом снова погладил ее толстый живот. Он слышал, как под его пальцами шевелился ребенок. Интересно, неужели это и в самом деле дочь, как утверждала Эйден? На кого она будет похожа? Действительно ли это его ребенок? И сможет ли он определить после его рождения, кто является его отцом?
Когда двадцать первого марта одна тысяча пятьсот восьмидесятого года Эйден, как и предсказывала, родила дочь, Конн, разглядывая лицо младенца, ни за что в жизни не смог бы сказать, был ли это его ребенок. Но это не имело значения, потому что он уже любил ее. Валентина Сен-Мишель была розовым младенцем, с голубыми, как у всех новорожденных, глазами и легким пушком рыжих волосиков на головке. В течение нескольких следующих месяцев эти глаза приобрели замечательный фиалковый цвет, и на головке выросли волосики, которые сохранили рыжий цвет волос ее матери.