– Нет. Точно нет, – мгновенно получил я ответ Ракитина. И я понял, что Костров поделился с ним всей информацией, касающейся моей машины. Получается, что я оплатил дорогущую экспертизу, сэкономив государственные денежки. – Твоей машиной воспользовались подготовленные люди, угоняли ее в перчатках.
– Люди?
– Ну это я так просто выразился. Предполагаю, что это был один человек, но близкий тебе. Скорее всего, кто-то из местных.
Круг замкнулся, причем в который уже раз!
– Вы для этого приехали? Что ж, весьма серьезный повод. Ну что ж, хотя бы на кофе сэкономите.
– Марк, не злись! – мягко одернул меня Костров. – Но мы правда зашли в тупик.
Мне бы сейчас вынести Зойкину шаль, но, представив, какой хохот поднимется в баре, когда я озвучу версию Вершинина, я передумал.
– А что Винник, я имею в виду, отец? Родители Сони? Отец и две матери убитых девушек? Кто-нибудь знает, с кем встречалась последняя Соня? Студент или кто там…
– Ее мать высказала предположение, – начал неуверенно Ракитин, – что Соня встречалась вовсе и не со студентом.
– В смысле?
– Для девушки ее возраста роман с молодым парнем – это естественно, и спрашивается, зачем из этого делать какую-то тайну? Так вот, она высказала предположение, что у дочки был роман со взрослым мужчиной. И что она нарочно назвала его студентом, потому что он годился ей в отцы.
Призрак Вершинина занял место за соседним столиком, он широко улыбался, помахивая мне рукой.
– Макс? – вырвалось у меня.
– Вполне возможно, – вмешался Костров. – И если предположить именно этот вариант, то получается, что первой и главной жертвой был как раз твой доктор, и мотив сразу вырисовывается – ревность!
Может, эта парочка вчера ночью подслушала наш разговор с нервным фантастом?
– Но если это так, то выходит, что наша Ольга это скрыла. Спрашивается, почему? – возмутился Фима, словно уже заранее согласился с этой версией. Как же легко его было в чем-то убедить!
– Но она могла и не знать. – Я бросился на защиту своей любимой.
– Вот уж никогда не поверю, – ухмыльнулся Фима, забывшись, что работает на меня. Надо же, так быстро переметнулся на сторону Ракитина, разве что на колени к нему не сел и щеки не облобызал в знак преданности и дружбы!
И тут он поймал мой острый, как рапира, взгляд и замолк.
– Что вы такое несете? Выдумали роман молоденькой девчонки с нашим Максом! Да вы его просто не знали! Он не такой и никогда не стал бы заводить себе любовницу, которая годилась бы ему в дочери! Он был нормальным мужиком и если и позволял себе расслабиться с женщиной, не связываясь с ней браком, то это могла быть натурщица, я не знаю, какая-нибудь приятельница, с которой его связывала теплая и долгая дружба. И даже если предположить невероятное, что Соня была его любовницей, то я на правах его друга могу клятвенно заверить вас в том, что относился он к ней в высшей степени уважительно и уж точно не допустил бы, чтобы она ночью ушла из его дома… Это вообще полный бред! Макс был добрейшей души человек, и совесть его была чиста. Если бы он был беспринципным бабником, таким, к примеру, как я (у меня это просто сорвалось с языка), то разве упустил бы он возможность уложить в койку Ольгу?! Вы же видели ее, она просто ангел… Мужчины по таким с ума сходят.
Вот и я тоже сошел. Окончательно. Мне было стыдно признаться даже самому себе в том, что мне доставляет удовольствие просто произносить ее имя!!!
– Но кто-то же их убил! – воскликнул вдруг Фима, теряя самообладание. – Может, твой Селиванов и не был любовником Винник, но она-то могла в него влюбиться. Может, она была его пациенткой или они просто познакомились где-то, он ей помог, выписал рецепт или довел до дома или больницы… Словом, они могли где-то пересечься, и она, Соня, влюбилась в него. Нашла его, приехала, позвонила в его дверь, он открыл. Она могла выдумать какую-нибудь болезнь только ради того, чтобы иметь возможность встречаться с ним, приезжать к нему. Но если между доктором и Ольгой были чисто дружеские отношения, во что я верю, потому что теперь знаком с ней и понимаю, что она за человек, то Соня могла воспылать к нему страстью и ездить к нему в тайне от родителей в надежде, что он все же ответит на ее чувства.
– Ну ты и нафантазировал, Ефим! – Я был разочарован.
– Да тут уже и не знаешь, что вообще думать!
Ракитин попросил еще одну чашку кофе. Видно было, что он чувствует себя не в своей тарелке, возможно даже, что он испытывает стыд передо мной, что приехал ко мне как бы за помощью, за советом. Или же его просто притягивало место преступления, я не знаю, и он думал, что разгадку следует искать в нашем лесу.
– Когда я опрашивал твоих друзей, Марк, один из них сказал, что видел машину, старенький «Жигуленок», в кустах. Но не с той стороны, где дорога идет к шоссе и где установлена камера, а с другой, со стороны деревни, – сказал Ракитин. – А ведь мы деревенских вообще не опрашивали. Сосредоточились на писательском поселке.
Вот тебе и представитель правоохранительных органов! Опуститься до признания низкого качества своей работы, и перед кем? Перед подозреваемым! Тоже мне, профессионал!
С другой стороны, разве не мог он увидеть во мне уже просто человека и даже друга? Возможно, он испытывал по отношению ко мне чувство вины за те подозрения, что заставляли его воспринимать меня как убийцу? И лишь пообщавшись со мной и заручившись Фимиными рекомендациями, он переменил свое мнение обо мне?
Звонок телефона буквально вспорол тишину. Кто бы это мог быть?
Гриша!
– Извините, это сын. – Я вышел в сад. – Слушаю, сынок.
Учитывая мою профессию и способность предугадывать какие-то события, а также любовь к неожиданным поворотам сюжетов (чем и нравились продюсерам и режиссерам мои сценарии), я вдруг представил себе, как услышу от Гриши, что они дали задний ход и теперь он хочет назначить мне час, чтобы снова встретиться и поговорить, объяснить, почему они передумали продавать мне квартиру. К примеру, нашелся покупатель, который даст на несколько миллионов больше, да хотя бы на один миллион! Что ж, за те несколько секунд, что разделяли его «Привет, па!» от последующих слов, я успел уже подготовиться ко всему. Однако жизнь – она тем и хороша, что редко, когда угадываешь ее повороты и сюжеты.
Гриша сказал, что сейчас отправит мне номер телефона риелтора, который в данный момент как раз готовит документы для сделки. Еще сказал, что, чтобы ускорить процесс, я мог бы заплатить ему дополнительно, и тогда он, в свою очередь, тоже кому-то заплатит, и все произойдет гораздо быстрее, и что уже на этой неделе квартира будет моей.
Я улыбнулся, радуясь тому, что мой прогноз не оправдался. Я поблагодарил Гришу, спросил, когда они выезжают, поскольку вчера при встрече Майя, передавая мне ключи от квартиры, сказала, что они улетают на днях.
Гриша ответил, что завтра. Я пожелал ему всего самого хорошего, сказал, что буду ждать его сообщений, звонков и, конечно же, что мой дом – это его дом, куда он может приехать в любое время и жить сколько угодно. Спросил про машину, он ответил, что будет на ней ездить, когда приедет в Москву, и что он поставил ее в гараж к своему другу. Напоследок я предложил ему еще денег, мало ли, вдруг потребуются, он удивился и сказал, что деньги у него есть и что мне теперь вообще не следует париться по этому поводу.
Я был счастлив, что мы окончательно помирились с сыном, что теперь у нас с ним начнется новая жизнь. Я даже мысленно уже покупал билет на Коста-Бланку и даже присматривал там себе небольшую квартиру-студию неподалеку от сына…
И тут увидел в траве маленькую белую коробочку. Поднял. «Эналаприл». Лекарство. Странно, откуда оно? Вроде бы в моем доме никто не страдает сердечно-сосудистыми заболеваниями.
Из кустов мне помахал Вершинин: привет, мол, Марк, видишь, это Зойка-сердечница обронила, когда к машине шла…
Фантазии и видения, возникающие в моей похмельной голове, становились опасными – так можно и с ума сойти.
Я вернулся в бар. Коробочка с таблетками лежала у меня в кармане. Ну не готов я был тогда озвучивать эту версию с Зойкой. Как сказал бы мой Гришка, уж больно она была стремной.
– Так что там с «Жигуленком»? – спросил я, как ни в чем не бывало.
– Будем работать, – сказал Ракитин. – Ну что ж, спасибо за кофе. Было очень вкусно.
Он уехал, а Фима остался.
– Где Герман? – произнес я, когда уже услышал шум отъезжающей машины.
– Дома. Жалеет, что не взял камеру, чтобы снимать соседских голубей. Они почти ручные.
– Да уж, где слоны и носороги, а где голуби. С Ольгой не разговаривал, не знаешь, как она там?
– Не в курсе.
– Интересно, они окончательно помирились с мужем или нет? – Я, произнося это, словно полоснул себя ножом по сердцу. Просто мазохизм какой-то! А мне всего лишь хотелось услышать, что у Ольги с мужем уже никогда не восстановятся отношения. Однако Костров промолчал.
– Я вижу, Ракитин вцепился в тебя мертвой хваткой, значит, дела у него не очень-то, а?
– Да не то чтобы вцепился… Просто дело какое-то запутанное. Но все равно мы считаем, что мотив надо искать в личных отношениях жертв. В смысле, к кому-то из них кто-то явился ночью, чтобы выяснить отношения. Но что-то пошло не так…
– А пистолет? Тоже случайно оказался в руках убийцы?
– Некоторые постоянно носят его при себе, особенно состоятельные люди, проживающие в сельской местности – бизнесмены, фермеры…
Где-то я уже это слышал… «…почти у каждого более-менее обеспеченного мужика в доме хранится пистолет, и у меня, кстати, тоже есть…» Голос Вершинина заполз мне в мозг вкрадчиво, словно змея. Да только голову этой змее я отсек.
И тут словно кто-то толкнул меня, и я заговорил против своей воли.
– Слушай, что вообще происходит? – У меня и голос прорезался, и возмущение накрыло меня с головой. – Что это за специалисты работают в системе МВД?
– Ты это о чем?
– Сначала перевернули весь мой дом. Типа, обыск делали. И я до сих пор не знаю, кто украл мои деньги. Теперь вот моя машина… Как ты думаешь, когда подозрение падает на меня и мою машину угоняют, чтобы нарочно меня подставить, разве не надо обследовать и мой сад, к примеру? Ведь не по воздуху же летел этот угонщик или угонщица, чтобы залезть в мой гараж, машину… Да и ключи наверняка взяли, забравшись на балкон по яблоне…