Арлетт сочла эту встречу дурным предзнаменованием. Солнечный свет, игравший на клинке секиры, на мгновение ослепил ее.
Оруженосец попятился, уступая дорогу хозяйке, и, поравнявшись с ним, она словно бы ощутила, как отточенное острие секиры коснулось ее шеи.
В зале, расположившись у камина, Берта кормила грудью Жизель… Рядом сидела ее прабабка Ранильда… Никто не помнил, сколько старухе лет, но поговаривали, что видела она, по меньшей мере, восемьдесят зим. Одно время она слыла лучшей повитухой в округе, но лет пять назад распухшие суставы и старческая слабость заставили ее уйти на покой. Почтенный возраст не мешал Ранильде сохранять ясный и острый, как лезвие ножа, ум. Жители окрестных деревень до сих пор приходили к ней за советами и целебными настойками на травах. Кроме того, старуха умела читать руны. В другое время Арлетт и не подумала бы обращаться к Ранильде, ибо это противоречило всем учениям церкви, но сейчас они не имели для нее никакого значения.
Приблизившись к огню, Арлетт остановилась перед старухой.
— Я хочу узнать, что скажут для меня руны, — без лишних пояснений потребовала она.
Ранильда продолжала жевать кусочек смолы. Ее сморщенная кожа напоминала дубовую кору, глубоко посаженные глаза походили на маленькие пещеры, образовавшиеся в старой, выветренной каменной стене.
— С чего бы это госпоже вдруг захотелось читать судьбу по древним языческим булыжникам? — В скрипучем голосе старухи все еще звучали нотки былой соблазнительной хрипотцы.
— Пожалуйста, я заплачу, хорошо заплачу. — Вконец растерявшись, Арлетт сняла с накидки серебряную брошь и опустила ее в уродливую ладонь Ранильды. — Я должна кое-что узнать.
— Видно, молитвы в часовне не на все дают ответ, а? — злорадно усмехнулась старуха. Затем, повернувшись к Берте, добавила: — Иди и корми ребенка где-нибудь в другом месте. Убирайся, ты, бесполезная шлюха. У нас с госпожой важное дело. — Спрятав брошь в кошелек, она достала из-за пазухи маленький матерчатый мешочек. Сердито сверкнув глазами, Берта пересела на стул, стоявший по другую сторону от камина.
Переминаясь с ноги на ногу, Арлетт беспокойно оглянулась вокруг. Она уже раскаивалась в том, что так опрометчиво обратилась к Ранильде.
— Успокойся, моя госпожа, никто не увидит. Сейчас утро, все заняты работой. — Старуха неожиданно подмигнула Арлетт. — Итак, что бы ты хотела узнать?
Нервно облизнув губы и стянув на шее накидку, Арлетт выдавила:
— Лорду Рольфу грозит опасность.
Ранильда многозначительно улыбнулась и небрежно бросила горсть белых камней на земляной пол. На каждом из них были вырезаны угловатые рунические знаки. Старуха склонилась над ними, внимательно разглядывая только ей понятные письмена. Ее грязный платок сполз набок, заслонив лицо.
— Ну? — нетерпеливо нарушила тишину Арлетт.
— Собери-ка камни, дочка. Мои руки, к сожалению, уже не так проворны, как прежде, — приказала Ранильда непривычно-ласковым голосом. Арлетт поспешно выполнила ее просьбу.
— Что там, скажи мне.
Ранильда покачала головой.
— Наберись терпения. Брось их еще раз. Швырнув камни, Арлетт заворожено смотрела, как они раскатились по полу в разные стороны. Тяжело, со свистом, дыша, Ранильда свесилась с кресла, вглядываясь в руны.
— Ты спрашиваешь, угрожает ли твоему мужу опасность? — вполголоса начала напевать она. — Руны говорят, что черные вороны Одина будут пировать на многих полях сражений, но им не клевать плоть, принадлежащую Бриз-сюр-Рислу.
Облегченно вздохнув, Арлетт неожиданно для себя широко улыбнулась противной дряхлой гадалке.
— Значит, он вернется ко мне?
Изможденное лицо Ранильды осталось непроницаемым.
— Он вернется к тебе, госпожа.
Арлетт быстро собрала камни и сложила их в засаленный льняной мешочек. Теперь, воспрянув духом, ей хотелось как можно скорее избавиться от старухи.
— Руны также сказали, что наш герцог надолго останется на чужой земле, — пробормотала Ранильда вслед уходящей молодой женщине. — Берегись: остальные тоже последуют его примеру. Секира перерубит якорную веревку надвое.
Но Арлетт уже не слышала ее. На пороге появился священник, и теперь она спешила к нему навстречу в надежде на прощение и благословение.
Рольф сидел у костра и жевал хлеб с куском холодного мяса, запивая их разбавленным вином.
Оглянувшись, он увидел Оберта де Реми: тот, печальный и измученный, получал свой завтрак на полковой кухне. Быстро извинившись перед сотрапезниками, де Бриз поспешил к другу.
— Похоже, ты преследуешь меня. — Рольф сгорал от любопытства.
Слабо улыбнувшись в ответ, Оберт сделал глоток вина.
— Увы, у меня нет на это времени, — устало вымолвил он. — Я прискакал в лагерь поздно ночью. А к сумеркам должен добраться до цели. Конюх уже седлает для меня свежего коня. — Поморщившись, Оберт потер рукой ягодицы. — Господи, у меня, кажется, вся задница в синяках.
— Ты направляешься в Сен-Валери? Сдвинув густые, посеревшие от дорожной пыли брови, Оберт кивнул головой.
— Я приплыл в Див прошлой ночью на фламандском торговом судне. Пролив свободен. Гарольд распустил свой флот и отправил солдат, охранявших южное побережье, по домам. Их было трудно прокормить.
— Вот это новости! — воскликнул Рольф. Однако в глубине души он чувствовал себя слегка обманутым. Лаконичные и сдержанные фразы Оберта свидетельствовали о том, что он чего-то недоговаривал. — Итак, нам следует молиться, чтобы Господь поскорее послал южный ветер, я правильно тебя понял?
— Это еще не. все, — приглушенным голосом продолжил Оберт и оглянулся. — Распустив одну армию, Гарольд в настоящий момент собирает другую. Я слышал, что на севере Англии высадились норвежцы. Их правитель Гарольд Хардгад тоже предъявил свои права на английскую корону. На его стороне выступил братец Годвинсона, Тостиг.
Возможное участие скандинавов в событиях само по себе не вызывало удивления. В Нормандии уже давно знали о планах норвежского короля на английский трон, но никто не предполагал, что он приступит к активным действиям именно сейчас, да еще при поддержке Тостига Годвинсона.
Рольф задумчиво потягивал вино.
— Значит, высадившись на английский берег, мы можем столкнуться не только с саксами, но и с норвежцами.
— Да.
Рольф повеселел.
— Обстоятельства складываются в нашу пользу. К тому времени, когда мы со свежими силами вступим в бой, един из баранов — будь то Гарольд или Хардгад, — забодав своего противника, успеет выдохнуться и чуть ли не сам ляжет под наш нож. — Дождавшись утвердительного кивка собеседника, он добавил: — Кроме того, любому из них придется вести свое войско на юг, навстречу нашей армии. Разумеется, при условии, что мы поймаем попутный ветер и благополучно пересечем пролив, а не пойдем ко дну.
В этот момент конюх подвел к костру гнедого рысака. Оглянувшись, Оберт простонал:
— Меня уже тошнит от одного вида седла и конской морды. — Быстро проглотив остатки завтрака, он вытер руки об штаны и потянулся за уздечкой.
Рольф усмехнулся.
— Да поможет тебе Господь в пути. И пусть он пощадит твой благородный зад.
Скорчив гримасу, Оберт неохотно взобрался в седло. Приподнявшись в стременах, он замер и посмотрел на друга.
— Фелиция все еще в Англии. — В его голосе не осталось и следа недавнего шутливого тона.
— Почему ты не вывез ее оттуда?
— Она беременна и плохо себя чувствует. Я хотел попробовать забрать ее с собой, но испугался, что в дороге она может потерять ребенка и даже умереть. Ты же знаешь, как бывает в таких случаях.
Рольф знал, как сильно горевал Оберт из-за бесплодия Фелиции. Теперь же, убедившись в обратном и осознавая, какой опасности она подвергается, он, вероятно, места себе не находил от беспокойства. Оберт обожал свою хрупкую темноволосую супругу: она была его радостью и гордостью.
— Искренне сочувствую, — сказал Рольф. — Так она все еще в Лондоне?
Оберт растерянно покрутил в руках поводья.
— Да. Кроме того, в Англии проведали о некоторых любопытных особенностях моих торговых поездок. Мой сосед-оружейник, вернее, его жена, отвезли Фелицию в сент-этельбургский монастырь. А Гарольд выставил там охрану на случай, если я захочу повидаться с женой. Я бы поехал туда, но какая польза будет Фелиции и ребенку от моего трупа? — Тяжело вздохнув, он выпрямился в седле и натянул поводья. — Клянусь, после окончания кампании я снова стану простым виноторговцем. И никем другим. — Прощально взмахнув рукой, Оберт вывел гнедого за пределы лагеря и пустил его галопом.
Почесывая затылок, Рольф смотрел ему вслед и думал о милосердии Божьем, пронесшим мимо него горькую чашу, из которой большими глотками пил сейчас Оберт де Реми. Между тем поднимающийся от реки туман окутал копыта лошади. Лучи кроваво-красного солнца, прорываясь сквозь влажную пелену осеннего утра, окрасили удаляющегося в багряно-золотистый цвет. Когда он наконец скрылся из вида, Рольф вернулся к кострам и дал солдатам и рыцарям приказ спешно собрать амуницию и быть готовыми к выходу.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
— Сестра Эдит уверяет, что до рождения ребенка осталось по меньшей мере два месяца. Но я чувствую, что это случится раньше, — простонала Фелиция, приложив руку к огромному, возвышающемуся как гора, животу.
Теперь я не уступлю по обхвату винным бочкам Оберта.
Эйлит перевела взгляд на свой живот, казавшийся небольшим бугорком по сравнению с животом Фелиции, хотя ей самой до родов тоже оставалось не больше пары месяцев.
— Я спрашивала у сестры Эдит, может ли там быть двойня, но она рассмеялась и ответила, что вокруг него просто скопилось слишком много воды.
— Вокруг него? — улыбнулась Эйлит.
— Судя по тому, как он бьется и днем и ночью, я определила, что ношу мальчика. Только мужчина может вести себя так неразумно. Ой! Послушай. Снова он! — Схватив руку Эйлит, Фелиция приложила ее к своему набухшему животу.
Эйлит с удивлением и некоторой растерянностью ощутила прямо под ладонью сильные, нетерпеливые удары.