— Не могу… — прошептал он на грани слышимости, а потом с видимым усилием отстранился. — Ты же сама потом от меня уйдешь. Зачем усложнять тебе жизнь?
— И почему ты решил, что уйду? — Я пыталась привести дыхание в норму. Без его объятий, несмотря на теплую ночь, стало холодно. Соображалось плохо, но меня осенило: — Думаешь, я такая же, как твоя бывшая жена? Что такого она узнала, что бросила тебя?
— Неважно, — ответил он, отступая на несколько шагов, и, прикрыв глаза, провел рукой по волосам.
— Арман, если во время полнолуния ты превращаешься в обросшее шерстью чудовище, то не переживай — я прикажу построить для тебя отдельный флигель и лично буду тебя запирать, а потом снова выпускать, — попыталась я разрядить обстановку.
— Что? — Он настолько ушел в свои мысли, что мои слова не сразу до него дошли. — Какое еще обросшее шерстью чудовище?
— Не знаю. — Я нервно хохотнула. — Но ты же почему-то решил, что я обязательно тебя брошу.
Арман посмотрел на меня долгим немигающим взглядом, а потом мрачно произнес:
— Хорошо, я расскажу тебе. Но не здесь. Через полчаса начнется выступление приглашенного театра, все будут увлечены представлением и не обратят внимания на твое исчезновение. Выскользни незаметно в коридор, там тебя будет ждать лакей. Он проводит ко мне в кабинет.
Арман подошел ко мне, невозмутимо поправил выбившиеся из прически пряди, пристально оглядел мое платье, чтобы оно было в порядке, и подал руку:
— Пойдемте, леди Анна.
— Пойдем, Арман, — грустно улыбнулась я. Смотреть на снова ставшего холодным мужчину было почти физически неприятно. — И изобрази улыбку. Иначе нас не поймут.
Губы канцлера растянулись в дежурной улыбке, и мы покинули балкон, снова окунаясь в шумную атмосферу званого вечера.
И как теперь пережить эти полчаса?
Как и ожидалось, время тянулось долго и нервно. Еще и от принца приходилось бегать из зала в зал. Хорошо хоть его останавливали на каждом шагу желающие пообщаться.
— Анна, ты куда? — посмотрела на меня обеспокоенно Жанна, с которой я вошла в зал, где готовилась к выступлению театральная труппа.
— В дамскую комнату. Прикрой меня, если что.
— Может, я с тобой? — предложила она, но слуги уже начали гасить свечи, создавая в зале полумрак, чем еще больше выделяли ярко освещенный помост.
— Что ты, не хочу отвлекать тебя от пьесы. Я знаю, что ты их очень любишь. Не переживай, я скоро. — И я тихонько вышла в коридор, где меня уже ждал лакей.
Он чуть заметно мне кивнул и пошел вперед, свернув в коридор для слуг. Его стены были обиты недорогой тканью, и он был гораздо у́же тех, где гуляли гости. Зато нам по дороге никто не встретился, и мы довольно быстро дошли до нужного места. Лакей распахнул передо мной дверь кабинета канцлера, по бокам которой стояли охранники, делавшие вид, что никого не видят.
Арман сидел за столом и рассматривал какие-то бумаги. В этот момент он показался мне таким серьезным, далеким и неприступным, что я невольно сделала шаг назад.
Он поднял голову.
— Проходи.
Обругав себя за минутную слабость, я решительно прошла к его столу и села в кресло. Арман проследил за мной внимательным взглядом, но начинать разговор не торопился.
Пауза затягивалась, но Арман молчал. И зачем только позвал? Хотелось встать и хорошенько его встряхнуть, но я продолжала изображать на лице невозмутимость. Начинать разговор первой я не собиралась.
И все же… Я тоже умею действовать на нервы. Так что держитесь, господин канцлер! И я начала тихонько, ритмично, как дятел, севший на затылок, постукивать ноготком по деревянному подлокотнику кресла.
Наконец Арман не выдержал.
— Анна, прекрати! Это раздражает.
— Нет, Арман, раздражает — это когда позвал для объяснений и молчишь.
Кажется, он скрипнул зубами, а потом попытался меня запугать!
— Анна, то, что я собираюсь тебе рассказать, — государственная тайна. Ты можешь после этого относиться ко мне как угодно, но говорить кому-либо о том, что сейчас узнаешь, нельзя. Более того, это опасно для жизни. Твоей. — Он снова выдержал длинную паузу, во время которой сверлил меня взглядом. — Ты все еще хочешь знать мою тайну?
Я смотрела ему в глаза и видела в них не только злость на себя, на меня и на обстоятельства, но и глубоко спрятанный страх снова быть непонятым и отвергнутым.
Хотелось обнять этого сильного большого мужчину и заверить, что я приму его любым, но в голове внезапно возникла мысль: а что, если он и в самом деле расскажет нечто, что заставит меня бежать от него сверкая пятками? Может, он младенцев по ночам режет или еще что-то в таком роде? Подобного я не приму. Никогда.
Я встала из кресла и пошла к окну. Вгляделась в темноту ночи, разбавленную светом фонарей.
Нет, Арман не мог делать что-то настолько ужасное. Уверена, его тайна может повергнуть в шок любую девушку этого мира, но не меня — попаданку, которая вполне способна мыслить шире. К тому же, если уйду сейчас, не узнав, что же такое страшное он о себе скрывает, я никогда себе этого не прощу.
— Арман… — обернулась я и вздрогнула, внезапно увидев, что он всего в шаге за моей спиной.
Он смотрел на меня как-то лихорадочно, будто прощался. Я выдохнула и шагнула к нему вплотную, обняла и прижалась к его широкой груди, в которой гулко билось его сердце.
Теперь уже вздрогнул он и нерешительно обнял меня в ответ.
— Анна…
— Не надо, Арман. Просто скажи как есть. Иначе я сама напридумываю столько ужасов, что тебе и не снилось. Поверь, воображение у меня хорошее.
И мысленно добавила: «А фильмов и книг обо всякой жути я видела и читала достаточно, чтобы вообразить такое, что тебя самого приведет в шок и трепет».
— Верю, — усмехнулся он. Но вместо того, чтобы рассказать свою тайну, внезапно попросил: — Поцелуй меня.
Я удивленно подняла голову, и он тут же накрыл мои губы своими. На этот раз поцелуй был нежным, тягучим, невероятно чувственным, сбивающим с ног.
— Арман… — прошептала я ему в губы, судорожно вдыхая воздух, который закончился в легких.
И Арман словно сорвался с цепи, целуя теперь напористо, жадно, страстно.
Я уже не могла стоять и повисла на нем, вцепившись в полы его мундира. Арман подхватил меня под бедра и посадил на подоконник, оказавшись между моих ног. Подставила ему для поцелуев шею, зарылась пальцами в его волосы и тихонько застонала, шалея от происходящего. В этот момент было неважно, кто он, что он. Я сходила с ума от его губ, рук, запаха, срывавшегося дыхания. Нас буквально трясло от желания прикасаться друг к другу, чувствовать, ощущать…
Внезапный стук в дверь не то чтобы привел в чувство, но заставил нас замереть, расфокусированно глядя друг другу в глаза.
Стук повторился, став более требовательным. Я посмотрела на дверь и увидела, как ручка начала медленно опускаться.
Меня аж подбросило на месте. В голове быстро пролетели ассоциации: полумрак комнаты, мужчина рядом, затем толпа зевак, позор, храм и монастырь. И я, как кошка, в одно мгновение вывернулась из объятий Армана и нырнула за тяжелую плотную портьеру, пытаясь унять дыхание.
Только тут до меня дошло, что в случае с канцлером представленная мною схема вряд ли бы сработала — он смог бы заткнуть рот кому угодно. Не зря ведь про его любовниц знали все, но никто не смел об этом даже пикнуть. Но все равно попадаться очень не хотелось, как и стать героиней подобных слухов.
Арман только и успел схватить воздух перед собой и посмотрел на меня большими удивленными глазами. Он приходил в себя на мгновение дольше моего, но потом до него дошло, почему я так поступила. Он сам тут же пригладил волосы и привел в порядок перекошенную одежду. Причем, поправляя брюки, этот нахал с укором посмотрел в мою сторону!
Ага, это же я ради оттягивания разговора готова была зацеловать его до невменяемого состояния! Нет, так-то я готова к поцелуям, но с другими целями, и…
Что-то мои мысли потекли совсем не туда.
— Арман, ты все-таки здесь, — услышала я знакомый женский голос и напряглась.
— Что ты здесь делаешь? — негостеприимно спросил он, отходя от окна и одергивая мундир.
Он окончательно скрылся из поля моего зрения, но что происходило в кабинете, я слышала хорошо.
— Ты не рад меня видеть?
— Нет, — коротко ответил он.
— А я по тебе скучала…
— Шарлотта, ты сама настояла на разводе. И я тебе его дал. При этом вернул все твое приданое и даже приложил к нему земли. И попросил лишь об одном: чтобы ты навсегда исчезла из Эфрона.
— Но я вернулась! — внезапно почти выкрикнула она. — Арман, я вернулась, потому что поняла, что не могу без тебя! — И после небольшой паузы, во время которой наверняка подбиралась к моему канцлеру, с придыханием добавила: — Я скучаю по твоим рукам и губам, я…
— Я помню, что тебе нравилось делить со мной постель, — жестко произнес он. — Не скрою, у меня даже были к тебе чувства, но они похоронены вместе с нашим неродившимся ребенком. — Мне показалось, что от тона его голоса по стеклу поползла изморозь. — По твоей воле не родившимся.
— Но ты ведь должен понимать, почему я так поступила!
— Я уже ничего тебе не должен. Ты сделала свой выбор много лет назад. Так чего хочешь сейчас?
— Я не могла допустить, чтобы мой ребенок родился таким, как ты! Не могла! — прошептала она, и я представила, как Шарлотта в этот момент с мольбой во взгляде протягивает к Арману руки. — Но тебя я любила и люблю до сих пор!
Страшно захотелось выглянуть из-за портьеры, но я пока держалась. Какое извращенное у этой женщины представление о любви к мужчине. Разве, если испытываешь такие чувства, сможешь сделать аборт? К тому же Арман был не случайным любовником, а мужем! Что за страшную наследственность он может передать своим детям, если Шарлотта предпочла так поступить?!
Внезапно она осеклась и с недоверием спросила:
— Откуда ты знаешь, что я сама вытравила плод?
— О, я узнал об этом не сразу, а поверил и того позже. Ты ведь так убивалась по этому поводу. Кричала, что это из-за меня, что не желаешь жить с таким, как я, и дети у тебя от меня не родятся, потому что сам Пресветлый стоит на страже. Ты ведь так говорила?