ъявила:
― Явилась, не запылилась!
Я широко улыбнулась в ответ и ласково пропела:
― И я вас приветствую, Танюша!
Она пренебрежительно дернула плечом и повернулась ко мне спиной. Я грустно усмехнулась. Детский сад, ей Богу! Если она думала меня обидеть, так зря старалась. Подобные демонстрации мне не в новинку, их на протяжении многих лет устраивала любимая свекровь.
Осторожно лавируя между людьми и вежливо здороваясь с теми, кто удосужился обратить на меня внимание, я упорно пробиралась к собственному кабинету. И тут вдруг в стороне от всех, у настежь распахнутого окна, заметила Григория. Он с отсутствующим видом покуривал сигарету, и на первый взгляд казалось, совсем не замечал царящей вокруг суеты. Я резко изменила направление движения, вынырнула из плотной толпы на свободное пространство и подошла к нему. Торопливо поздоровавшись, с придыханием заметила:
― Что делается, а?
В ответ он даже головы не повернул, просто безучастно кивнул, демонстрируя явное нежелание вступать в разговор. В другое время и при других обстоятельствах, ни за что не стала бы навязывать свое общество, теперь же не обратила на его минорное настроение ровно никакого внимания и с оживлением, которое даже мне самой показалось уж очень преувеличенным, продолжала:
― И ведь как все странно!
Тут он проявил некоторый интерес и даже глянул в мою сторону:
― Ты о чем?
― Ну, как же! ― с готовностью воскликнула я. ― Сначала убили Тихомирова, теперь вот пытались проделать тоже самое с Мариной Ивановной. Разве не странная последовательность?
Григорий сдвинул брови и угрюмо пробурчал:
― Какая тут связь? Марину же просто пытались ограбить?
― Да что ты? ― наигранно изумилась я. ― Все вот так просто?
― К чему ты клонишь? Не понимаю я твоих намеков! Если есть что сказать, так не темни, говори прямо!
Я согласно кивнула и медленно, с расстановкой, как отстающему ученику, не понимающему простых вещей, начала объяснять:
― Тихомирова убили и унесли портфель, в котором лежали деньги. Много денег! Так?
Григорий молча мотнул головой в знак согласия. Я, довольная наладившимся взаимопониманием, с жаром продолжала:
― А потом Марина Ивановна случайно увидела одного человека у нас в офисе. И, представляешь, с этим портфелем в руках! Не знаю, чего она добивалась, но мне доподлинно известно, что бухгалтерша поговорила об этом с тем человеком. И сразу после этого её пытались убить. Ну, разве не странное стечение обстоятельств?
Григорий мертвенно побледнел, мертвой хваткой схватил меня за руку и злобно прошипел:
― Ты на что намекаешь, подлюка?
Я сердито вырвала руку и выпалила в ответ:
― Что тут намекать? И так все ясно, как божий день! Мне сама Марина Ивановна все рассказала. Это тебя она видела с этим чертовым портфелем на следующий день после убийства!
Видно, я говорила слишком громко, потому что на нас стали обращать внимание стоящие поблизости сотрудники. Григорий тоже это заметил, опять схватил меня за руку и потащил в дальний угол.
― Что ты орешь? ― испуганно зашептал он.
― А мне нечего скрывать! Это ж не я с портфелем убитого Тихомирова по офису разгуливала! ― огрызнулась я, рассерженная его грубостью. ― Кстати, где портфельчик сейчас? Почему сегодня явился без него?
― Навязалась на мою голову! ― простонал Григорий. ― Ты думаешь, что это я... Тихомирова?
― Точно! И Тихомирова, и Марину Ивановну и, возможно, Степана. Но о последнем могу только догадываться, наверняка сказать не могу.
― Сумасшедшая! Да и вообще, почему ты так уверена, что это его портфель? Может, просто похожий?
― Потому, что после того, как бухгалтерша кое-кому рассказала о нем, её попытались убить. Будь это другой, с ней ничего бы не случилось.
― Ну, так почему её не убили? ― хмыкнул Григорий.
― Не успели! Думаю, злоумышленника спугнуло появление нашего «Москвича». Пришлось ему оставить свою жертву и делать ноги.
― И ты считаешь, что это был я? ― сердито спросил Гришка.
― Точно!
― Можно спросить, почему?
― Из всех, кто знал об этих деньгах, только ты вечно в них нуждаешься. Еще бы! Нина ― женщина дорогая, чтоб такую удержать, нужно прилично тратить. А тут такая сумма!
Услышав про Нину, он так и встрепенулся:
― Откуда тебе про неё известно?
― Тоже мне, тайна! Да об этом половина города судачит! Думаешь, твоя конспирация кого-то обманула? У всех же есть глаза! ― не моргнув соврала я.
Григорий глубоко задумался, потом тряхнул головой, соглашаясь с собственным решением, и путанно забормотал:
― Ну, раз ты знаешь про Нину... могу тебе сказать... В общем, в тот вечер... когда Тихомирова убили... я у неё был. Мы с соседкой и её хахалем в карты играли и допоздна засиделись. Игорек часам к двум ночи спекся, а Люська, так та только под утро от нас ушла. Я все время с ними был и, значит, не мог Тихомирова убить. А тогда и Марину не я... А уж про Степана... Чего мне его трогать?
― Про Щапова ничего сказать не могу. А, что этих двоих ты прибил, уверена. Портфель-то у тебя оказался! ― твердо стояла на своем я.
― Да я случайно его нашел! Пришел утром на работу, мимоходом глянул на ларь с песком, что рядом с лестницей стоит, а за ним он лежит. Смотрю, совсем новенький, из дорогой кожи, только замки поломаны... Ну, думаю, раз какой-то слишком расточительный хозяин его выбросил, можно и себе взять. А что замки не в порядке, так это пустяки! Откуда мне было знать, что это Тихомировский портфель?
Излагал Григорий свою версию очень убедительно, и я заколебалась. Может, действительно нашел, а я на него напустилась? Мучимая сомнениями, неуверенно спросила:
― Чего ж теперь его не носишь?
Григорий уловил мои колебания и торопливо выпалил:
― Так Николай запретил! Увидел меня во дворе с этим портфелем и спросил, где я его взял. Я честно ответил, что нашел. Еще, дурак, похвалился, что за так добротной вещью разжился. Показал ему поломанные замки, а он вдруг как раскричится. Орет, что я, мол, его позорю. Кто-то из сотрудников бросил ненужную вещь, а я подобрал. Отнял и приказал о нем даже не вспоминать. Сказал, ему людей стыдно. Побирушкой обозвал. А чего орать? И никакой я не побирушка, просто бережливый.
Я уж не знала, что и думать. От всех этих объяснений голова шла кругом и отказывалась что-либо понимать.
― В тот вечер, когда Щапова застрелили, ты где был? ― устало спросила я.
― Раз ты знаешь про Нину, то скрывать глупо. Мы с ней на второй этаж поднялись и в пустом кабинете заперлись. Ну, сама понимаешь...
― Романтики, мать вашу, ― в сердцах выругалась я. ― И долго вы там... беседовали?
― Я за временем не следил, ― неопределенно ответил Гришка, потом наклонился ко мне и жарко зашептал:
― А если уж тебе надо кого-то подозревать, так обратила бы внимание на Инну. Она, между прочим, в тот вечер у окна стояла. Я к лестнице шел, собирался наверх поднимался, гляжу, Инка у окна топчется. Увидела меня, испугалась, голову нагнула и шмыг на улицу.
― Ага, а пистолет она за пазухой спрятала, ― усмехнулась я.
Григория насмешка обидела, и он сердито насупился:
― Зачем, за пазухой? У неё сумка дамская в руках была. Она её к груди прижимала. Ты вот мне не веришь, а причина убить Щапова у неё была.
Я досадливо отмахнулась:
― Да слышала уже! Ее Степан бросил, вот она его за это и застрелила. Прекрати, Гриша, не серьезно все это!
Услышав мое заявление, Григорий так и подхватился:
― Причем здесь это? Бабские бредни! Из-за денег она его убила! Сам слышал, как Инка у Степана денег требовала. А он в ответ смеялся. Думаешь, почему он её вскоре бросил? Чтоб она к нему не вязла и денег не клянчила.
― Ты о каких деньгах говоришь? ― обалдело спросила я, совсем уж ничего не понимая.
― О деньгах на лечение! Операцию Инка задумала делать. Знаешь же, хромает она. Между прочим, очень по этому поводу комплексует. А тут вот узнала, что в Швейцарии можно операцию сделать и будет нога, как новая. Только ей на это доллары нужны, вот она и просила их у Степана. Нашла спонсора! Да он за копейку готов был удавиться!
Я с сомнением глядела на Григория, а он, обиженный явным недоверием, вскипел:
― Не веришь мне? Не веришь? Ладно, не надо! Тогда сама у Марии спроси. Это она Инке о швейцарской клинике рассказала.
Не откладывая в долгий ящик, он ринулся в толпу и моментально затерялся в ней, но скоро вынырнул обратно, таща за собой молодую рыженькую женщину. Мне показалось, я встречала её в бухгалтерии и сидела она, если не ошибаюсь, рядом с Инной.
― Расскажи про швейцарскую клинику, ― приказал Гришка и для большей доходчивости легонько встряхнул улыбающуюся сотрудницу.
― А что рассказывать? Нечего особенно рассказывать, ― пожала она плечами. ― У меня родственница в Москве живет. Сама врач, работает в больнице. Приезжала прошлым летом сюда отдыхать, и я в разговоре сказала ей про Инну. Мол, переживает девчонка, что одна нога у неё покалечена. Моя родственница-женщина жалостливая, душевная, пообещала узнать, что можно сделать. Через несколько месяцев прислала проспект и там все подробно было описано: и условия, и цены, и адрес. Инна написала и получила ответ, что операцию они сделать могут, но обойдется это дорого. Клиника для богатых, там один день проживания огромных денег стоит. А ещё сама операция, послеоперационный уход, лекарства. В общем, насчитали ей больше десяти тысяч и это в долларах, заметьте! А Инна прямо заболела, только об этой поездке и говорит. Сначала искала, что из дома продать можно, но у них ничего особо ценного не нашлось. Потом занимать собралась, только кто ж такую сумму выложит, если ей отдавать нечем. В конце концов, у Щапова попросила. Только он, жмот, отказал, да ещё и посмеялся. Она тогда сильно расстроилась, а тут недавно пришла и объявила, что деньги у неё есть и она поедет в Швейцарию.
― Когда она это сказала? ― встрепенулась я.
― Дату не помню, знаю, недавно было, ― отмахнулась Мария.