За столом, на который неприязненно косились младшие Сипягины, сидел давешний крепыш с золотыми украшениями и мужчина лет пятидесяти в сером костюме и галстуке. Мужчина что-то негромко говорил и для пущей убедительности размеренно постукивал ладонью по столу в такт словам, а крепыш слушал и кивал, что, однако, не мешало ему внимательно разглядывать собравшихся. Перехватив мой взгляд, Николай пояснил:
― Мои компаньоны.
― Сколько ж их у тебя? ― удивилась я.
― Двое. Степан Щапов и Андрей Тихомиров.
― Того, в пестрой рубахе, как зовут?
― Степан. Почему спрашиваешь? Понравился? ― ревниво сверкнул глазами приятель.
― Не он сам, а его украшения. Очень впечатляюще выглядят, ― засмеялась я.
― Да, Степан это любит. Считай, не меньше килограмма презренного металла на себе таскает, ― коротко хохотнул Николай. ― А вон тот мрачный, что рядом с брательниками сидит, мой заместитель по производству, Виталий Чертков.
― Много у тебя помощников, ― неопределенно заметила я.
― Иначе нельзя. Дело поставлено с размахом, тут тебе и производство, тут и строительство. Одному за всем не уследить, ― охотно пояснил друг детства, и было заметно, что ему нравится говорить о своих делах.
Мне тоже стало интересно, и я полюбопытствовала:
― Они тоже строители?
― Нет, ― засмеялся Николай. ― Строитель у нас только я, остальные пришли кто откуда. Но теперь мы все строители, раз работаем в этой фирме.
― Чем же ты конкретно занимаешься?
― Жилые дома строю, промышленные объекты возвожу. Берусь за все, что под руку попадается. Я после окончания института пришел работать в наш местный ЖБИ. Начинал с простого инженера, а через два года был уже главным. Сечешь?
Я понимающе кивнула, и довольный Николай пустился в объяснения:
― Завод не особенно большой, но бетонными блоками и конструкциями снабжал весь район. Поработал я там, обжился, с людьми познакомился и, когда началась вся эта свистопляска с приватизацией, я уже был в руководстве. Если хочешь знать мое мнение, наш народ так и не понял, что такое приватизация. Представляешь, у нас рабочие свои ваучеры меняли на ящик водки!
― И что?
― А то! Теперь этот завод принадлежит мне!
― Значит, ты оказался умнее всех?
― А ты не издевайся! Раз смог стать хозяином, управляю заводом так, что получаю прибыль, какая бывшему директору и не снилась, значит умнее, ― стал закипать он.
― Не смеюсь и не издеваюсь, ― пожала я плечами. ― Из простого любопытства спросила.
― Остынь, Коля! Не всякому интересно слушать про твои железобетонные конструкции, ― подала голос Рита, которая до этого не проронила ни слова.
― А про что ещё говорить? ― взорвался супруг. ― Не про тряпки же!
Присутствовать при чужом семейном скандале в мои планы не входило и, стараясь погасить его в зародыше, спросила:
― Компаньоны твои откуда взялись?
Приятель ничуть не изменился со старых времен, все так же моментально вспыхивал и так же быстро отходил. Вот и теперь, услышав вопрос, касающийся любимого детища, сменил гнев на милость и вполне мирно ответил:
― Андрюха руководил строительно-монтажным управлением. У меня занимается кровельными работами, канализацией, подводкой света, газа. Работа хлопотная, требует бесконечных согласований, но он справляется. Очень дельный мужик. А Степан отвечает за деревообрабатывающий цех Двери, рамы и даже паркет мы для своих домов сами делаем.
― У тебя все продумано.
― А как же! Хочешь деньги зарабатывать, думай башкой!
Пока мы беседовали, праздник набирал обороты. Народ дружно налил по первой, выпил, закусил, тут же, не медля повторил и веселье понеслось. При этом гости не забывали, по какому поводу собрались и по очереди произносили здравицы в адрес виновника торжества. Я слушала выступавших, и, хотя говорили они не особенно гладко и по сути одно и то же, можно было понять, что к моему другу здесь относятся с искренней симпатией и уважением. Основной причиной был не столько его организаторский талант, о котором поминал почти каждый, сколько благодарность. Похоже, работы в городе не было и те, кому повезло устроиться на фирму, чувствовали себя счастливыми. Из речей подвыпивших соратников было ясно, что мой приятель хоть и проявил себя жестким и требовательным хозяином, но работников не обижал, зарплату платил исправно и по местным меркам вполне приличную.
Когда веселье достигло апогея, дверь неожиданно распахнулась и в столовую впорхнула жизнерадостная дама с огромным букетом алых роз. В первую минуту мне показалось, что ей уже перевалило за сорок. Однако, приглядевшись, поняла: дама ― моя ровесница, просто из-за некоторой полноты выглядит старше. Правда, её саму недостатки собственной фигуры ничуть не смущали, и она смело облачилась в небесно-голубой брючный костюм. При появлении новой гостьи все до единого оторвались от тарелок и повернули головы в её сторону. Женщина в ответ лучезарно улыбнулась, и на полных щеках заиграли две очень милые ямочки. Одарив присутствующих сияющим взглядом голубых, в тон костюма, глаз, она радостно пропела:
― Салют! А вот и я!
Над столами пронесся неясный шепоток, а дама улыбнулась ещё ослепительнее. Остановив свой искрящийся синевой взгляд на имениннике, она, трогательно прижимая к груди огромный букет, павой поплыла в его сторону. Все испортил насмешливый возглас:
― О, какие люди и без конвоя!
Женщина вздрогнула, запнулась и сбилась с шага. Полуобернувшись, через плечо послала испепеляющий взгляд нахалу. Однако крепыш не смутился, лихо подмигнул ей, и гнусным голосом промурлыкал:
― Нинуля, радость наша! Никак у тебя сложные проблемы организовались, иначе с чего бы ты на такой дорогущий букет разорялась.
Женщина нахмурилась и уже открыла рот, чтобы поставить наглеца на место, но положение спас Николай. Он вскочил с места и пошел навстречу гостье с распростертыми объятиями:
― Нина, какой сюрприз! Не ждал, но очень рад!
Она демонстративно повернулась спиной к задире и голоском, напоминающим перезвон серебряных колокольчиков, прощебетала:
― Николаша, дорогой! С днем рождения тебя! И всяческих благ!
Тут она не сдержалась, обернулась и послала крепышу гневный взгляд, а мне подумалось:
― Если бы взгляды могли убивать, парень уже лежал бы на полу без признаков жизни.
Увлеченная этой занимательной сценкой из провинциальной жизни, я совсем забыла о своих соседках. Но в тот момент, когда Нина своими пухлыми губками потянулась к Николаю, рядом раздался резкий сухой треск. Я вздрогнула, отвела глаза от целующейся пары и увидела Риту с перекошенным от ярости лицом и остатками шариковой ручки в кулаке. Она так крепко сжимала обломки пластмассы, что костяшки пальцев побелели.
Николай взял Нину за кончики пальцев, широким жестом обвел зал и галантно поклонился:
― Прошу, присаживайся и будь моей самой дорогой гостьей!
Все опять испортил Степан. Небрежно развалившись на стуле, он похлопал рукой по соседнему сидению:
― Нинок, красавица наша, присаживайся сюда. Утешь одинокого мужика, как только ты одна и умеешь.
Нина одарила нахала ледяным взглядом, молча прошла к столу, за которым одиноко сидела Инна, и устроилась рядом. Такое пренебрежения явно развеселило Степана, он оперся локтями о стол, наклонился вперед и, растягивая слова, произнес:
― Ох-хо-хо! Ниночка не хочет сидеть рядом с таким греховодником, как я. Боится замараться. Только, смотри не ошибись. Инночка, хоть и выглядит невинной голубицей, а и тебе с твоими талантами фору даст. Она у нас бо-о-ольшая мастерица на всякие штучки!
Инна густо покраснела, вскочила и, со слезами на глазах, выбежала из комнаты. Следом за ней, метнув в нахала ненавидящий взгляд, проковыляла грузная Марина Ивановна. Думаю, Степан на этом не успокоился бы, привязался бы ещё к кому-нибудь, и дело обязательно закончилось бы скандалом, но вмешался Николай.
― Степан, ты в своих шутках переходишь границы. Прекрати, ― строго приказал он.
Младший компаньон с наигранным испугом замахал руками:
― Все, все, Яковлевич! Молчу! Больше ты от меня слова не услышишь.
Николай сделал вид, что не заметил ерничания и покладисто кивнул:
― Вот и прекрасно.
На собравшихся случившееся произвело неприятное впечатление, все забыли про тосты, притихли и перешли на частные беседы. Приятель повернулся ко мне и предложил:
― Выйдем, покурим.
― Да я, вроде, не курю.
― Я покурю, а ты рядом постоишь.
Риту он с собой не позвал, а она, услышав слова мужа, моментально помрачнела.
Не успели мы выйти за дверь, как нас нагнал Григорий.
― Николаша, можно тебя на минутку? ― прошептал он, заискивающе заглядывая брату в глаза.
― Ну, что стряслось? ― добродушно усмехнулся Николай.
― Отойдем в сторонку, ― с неудовольствием покосился на меня младший Сипягин.
Николай рассмеялся:
― Гришка, окстись! Нашел, кого стесняться. Это ж Анастасия, она тебя с пеленок знает.
Григорий понизил голос и просительно зашептал:
― Николаша выручи. Я поиздержался немного, а тут такое дело... в общем, ссуди парой тыщенок.
Старший Сипягин страдальчески крякнул:
― Ну, что ты, Гриша, в самом деле! У меня ж сегодня день рождения! Можешь хоть в праздник оставить в покое и не клянчить деньги? И вообще, куда ты их деваешь? В бочке, что ли, солишь? Я ж тебе хороший оклад положил. Ты не пьешь, не куришь, на девок не тратишься. Куда ты их деваешь?
Григорий потерянно молчал и только виновато моргал белесыми ресницами. Николай ещё немного побухтел, потом вытащил бумажник и сунул несколько купюр брату в руки. Не слушая, как тот бормочет слова благодарности, обратился ко мне:
― Пойдем в кабинет. Поговорить хочу, а здесь не дадут.
Недоумевая, что это ему вздумалось со мной обсуждать, я согласно кивнула.
В вестибюле после душного зала было прохладно. На город уже спустились поздние сумерки, изматывающая жара отступила и на смену ей пришла влажная сырость ночи. Все окна были распахнуты, и с улицы задувал приятный ветерок. Николай прошел к двери с табличкой «Сипягин Н.Я.» и достал из кармана ключ. Пока он возился с замком, я стояла сзади и бездумно смотрела на припаркованные рядом с домом машины. Их корпуса тускло поблескивали лаком в падающем из холла рассеянном свете, а дальше все сливалось в одну сплошную, темную массу. Можно было разглядеть забор и силуэты деревьев, но их очертания были неясны и расплывчаты.