Несколько секунд спустя я не выдержала, приспустила «забрало» и, словно в кошмарном сне, увидела прямо перед собой спину Мити, сидящего за соседним столиком на расстоянии вытянутой руки. Девица расположилась напротив.
- Кто это? - прошептала я Оле.
- Не знаю, может, сотрудница… - В ее ответе не чувствовалось должной убежденности.
Я же была убеждена лишь в одном: сервер, которым в данный момент должен был заниматься Митя, выглядит как угодно, но не так! Он наверняка симпатичнее. И уж точно не такой вульгарный, как эта краля - неприлично рыжая, со взбитым фонтаном кудрей, узким лицом и презрительными губами. Ее ресницы были так густо накрашены, что, казалось, о них можно пораниться, словно о проволоку. Из-под пошлой кружевной кофточки выглядывал лифчик.
Кто она вообще такая?
Судя по всему, «сотрудницу» волновала та же проблема.
- Кто я такая? Скажи мне, кто я такая в твоей жизни? - визгливо поинтересовалась она, явно продолжая уже начатый разговор.
Оля судорожно вцепилась в мою руку.
Господи, что он ей ответит?
- Ты - моя любимая женщина, - раздался голос Мити.
Мы с Олей синхронно подпрыгнули на месте и недоуменно посмотрели друг на друга.
Возникал ответный вопрос: а кто же тогда мы?
Это нам тоже разъяснили.
- Моя жизнь превратилась в анекдот, - скорбно продолжал Митя. - Говорю жене, что иду к любовнице, любовнице, что иду к жене, а сам…
- Идешь ко мне, - окончила рыжая, неприятно кривя рот. - Я любимая женщина № 3. Мне это насточертело. Я всегда была номером первым. Я больше так не могу! Ты любишь свою жену?
- Ты же знаешь, я люблю только тебя. У нас с Олей, скорее, дружеские отношения.
Я скосила глаза на новоявленного друга ее собственного супруга - губы Оли мелко дрожали.
- А эту свою ведьму черную, Ирку, любишь? - не унималась рыжая.
Мое сердце начало в истерике отплясывать чечетку.
- Ира - мой друг. Я же не могу бросить всех своих друзей…
- Я вовсе не прошу тебя бросать всех друзей. Только тех, с кем ты спишь, - съязвила девица.
- Чего ты добиваешься? - устало вздохнул Митя.
Мы с Олей тоже хотели бы это знать!
- Ты прекрасно знаешь - чего. Ты и я любим друг друга. Хотим быть вместе. Сколько можно тянуть резину? Вот уже несколько месяцев ты обещаешь мне все порвать. Позвони сейчас, прямо сейчас им обеим и скажи, что между вами все кончено.
Митина шея мгновенно покраснела и напряглась.
- Прямо сейчас? - в ужасе переспросил он.
- Прямо, - садистки подтвердила рыжая. - Сколько можно кривить душой!
- Но это же жестоко, нечестно… - слабо запротестовал Митя.
- Правда не бывает нечестной, какой бы жестокой она ни была. Ну же, давай… Иначе ты никогда этого не сделаешь.
Девица выжидательно уставилась на своего собеседника.
Заторможенно, словно на замедленной съемке, он вытащил из кармана мобильный и с сомнением посмотрел на экран. Я увидела профиль Мити. Знакомую складку в уголке рта, делавшую его похожим на обиженного ребенка. На секунду меня захлестнула привычная жалость: «Бедненький, как ему сейчас тяжело…»
А вслед за ней - ужас:
«Неужели все окончится так?! Так глупо и бессмысленно?!»
- Кому из них звонить первой? - обреченно спросил он.
- Той, которой тебе труднее это сказать, - с жестоким удовольствием произнесла девица. - Той, которую любишь больше. То есть я хочу сказать: любил…
Заведенный с утра счетчик взбесился у меня в мозгу и начал отчаянно щелкать цифрами, подсчитывая - не неприятности - катастрофы!
«Десять», «одиннадцать», «двенадцать» - дуэль, девушка, друзья…»
Три пары женских глаз напряженно смотрели на главного мужчину своей жизни.
«Тринадцать» - если Митя!…»
Его рука с телефоном замерла в воздухе. Большой палец дрогнул и начал набирать номер.
Звезда телеэкрана
Я пошила свадебное платье, бледно-сиреневое, расшитое серебряной пылью стразов, похожее на мокрую русалочью чешую… Мы купили обручальные кольца, билеты на поезд, заказали номер-люкс в гостинице у моря, где собирались провести свой медовый месяц. И роковой «бермудский треугольник» центрального киевского ЗАГСа уже готов был затянуть нас в пучину семейного счастья, когда, за неделю до свадьбы, я решила познакомить жениха с моей звездной свидетельницей.
Она пришла к нам в гости. Высокая. Яркая. Загорелая. На ней был темно-синий сарафан в больших красных цветах.
- Аня - телезвезда, - радостно представила я подругу. - Ведет передачу «Суперлото».
- Надо же… - удивился Стас.
Она его поразила. Ее поджарое, плоскогрудое тело гончей, просвечивающееся сквозь полупрозрачную ткань, притягивало взгляд Стаса, как притягивают детский взор золотые монетки, лежащие на дне фонтана. Такие ничейные, близкие и доступные… И стоит только протянуть руку - они будут твоими!
Привычно закинув ногу за ногу, дымя сладкой ментоловой сигареткой, Аня вдохновенно вещала о съемках, спонсорах, визажистах, известных артистах, посетивших ее программу, об огромном, заманчивом, закадровом мире, крутившемся вокруг одной-единственной - ее персоны. Мире, непрерывно заигрывающем с ней, ухаживающем за ней, пудрящем ей нос, поправляющем ей складки платья, влюбленном в нее, королеву.
Стас слушал завороженно. А мой чуткий нос втягивал разлитую в воздухе угрозу. Но я не верила обонянию. Того, что мне угрожало, - НЕ МОГЛО БЫТЬ! Стас любил меня, я - его, мы должны были пожениться. Эта истина была незыблема, как письмена на скрижалях. И я не видела его растерянных взглядов, не хотела их замечать. Не понимала, почему он смотрит на меня так беспомощно - умоляя о помощи! Да и не знала еще тогда, что именно такими страдальческими глазами Иуды глядят на своих жертв будущие предатели.
Я давила свои муторные предчувствия, стыдясь их. Но, помню, все предметы вокруг вдруг перестали свидетельствовать о незыблемости счастья. Часы тикали угрожающе. Закипевший чайник презрительно и раздраженно задул в свой свисток. Я пошла на кухню снять его с плиты. Посмотрела в окно - на балконе в доме напротив стояла девушка в короткой полосатой майке, едва прикрывающей признаки пола. Она закурила и жадно втянула дым пассивными, брезгливо скошенными губами. Затем, облокотившись одной рукой на перила и обвиснув на них всем телом, девица лениво и равнодушно почесала себя между ног. И в голове сразу же всплыл роман Куприна «Яма»: серое, сентиментально-циничное - безнадежное! - утро барышень киевского борделя, лузгающих семечки, пытающихся нагадать себе на картах суженого и отпускающих пошлые шутки проходящим мимо мужчинам. И почему-то именно в тот прозрачный миг беспросветность, бессмысленность жизни нахлынула на меня волной… Ничего больше не будет - все кончено!
- Что ты тут делаешь? Мы ждем тебя, - заглянул в кухню Стас. - Забавная у тебя подружка.
Его, всегда такие искренние, губы были сейчас зажатыми и стыдливыми - стыдящимися размывающей их фривольной улыбки.
- Она понравилась тебе?
- Ну… - неуверенно протянул мой жених, не зная, что сказать.
- Ребята, я, пожалуй, уже домой поеду, - зарисовалась за его плечом Аня.
- А чай?
- Не хочется. Стас, подвезешь меня?
- Да, конечно…
И уже в коридоре, застегивая пряжку на сандалии, он подчеркнуто равнодушно произнес:
- Лена, я сегодня уже не вернусь… Хорошо?
Позже я поняла: подсознательно он хотел услышать от меня «Нет». Я могла сказать «Нет». И он бы остался. Наверное, я должна была так сказать. Но усомниться в нем, признаться себе в своих сомнениях и повелительно дернуть за поводок было бы столь мелким, противным, собственническим поступком… Я все еще верила ему и в него. Может, из гордости, может, из привычки к счастью сознание отказывалось принять уязвимость нашей любви. И потому я сказала: «Да».
- Я позвоню тебе завтра, - заверил он.
- Я тоже звякну… - махнула рукой Анюта.
Завтра не позвонили ни он, ни она. И хотя это могло объясняться тысячью возможных, вполне разумных при-
чин, я уже точно знала одну-единственную - безумную и невозможную.
Ничего больше не будет - все кончено!
Весь день я просидела на балконе, бездумно вглядываясь в пейзаж: дом, пустырь, полоску железной дороги. Мозг отключился, защищаясь, зная: первая же четкая формулировка происходящего врежется в лоб острием бритвы. А ближе к вечеру я подняла голову вверх и, втянув ноздрями приторный августовский чад, неожиданно поехала в город. Я шла «на нюх» по следу, не думая, не желая понимать, куда и зачем иду. Двери кафе «Корона» бесшумно разъехались передо мной, как кулисы в театре. Я увидела их сразу. Они сидели за «нашим» столиком. «Нашим» со Стасом. «Нашим» с Аней. Все было, как обычно. Только без меня.
Странно, я не почувствовала ни злости, ни обиды. Лишь пустоту, невероятно тяжелую, разрывающую изнутри. Будто кто-то надувал у меня в животе огромный воздушный шарик. Они обернулись. Улыбка Стаса съехала набок… Аня надменно подняла брови: «А что, собственно, случилось?» Проходящий мимо официант с подносом случайно задел меня плечом, и внезапно я почувствовала такую боль, словно он ударил меня кулаком наотмашь. Избил на всеобщее посмешище!
Дома я изодрала ножницами свое свадебное платье. А потом еще полгода выметала из ковра серебряные пылинки. И плакала каждый раз, напарываясь на эти сверкающие осколки моей разбитой…
Жизни?
Веры?
Любви?
Не знаю…
Ни тогда, ни потом я не знала, как это назвать - то главное, что, исчезнув во мне, навсегда уступило место пустоте.
- Не понимаю, зачем ты его бросила? - презрительно заявила мне Аня по телефону (из всех видов самозащиты она признавала только один - нападение). - Сама наворотила проблем на пустом месте! Стас вовсе не собирался расставаться с тобой. Расписались бы себе как миленькие и жили бы счастливо.
- Счастливо? Он же изменил мне с… - у меня не было сил договорить эту фразу до кон