— Что это на тебе такое?
Али в замешательстве уставилась на него, потом оглядела свой костюм:
— Ты же сам настоял на строгом наряде. Ты сказал — никаких юбок.
— Нет, черт возьми, — проворчал он. — Я имею в виду твои духи.
— Ванильное масло?
Ваниль. Вот в чем дело. Вот почему он хочет облизать ей шею.
— Мне его дала Кэт. Оно действует расслабляюще.
— Помогает?
— Да. По крайней мере, помогало, пока тебя это не стало раздражать.
— Ничего подобного, — возразил он и потер лоб. — Прости, я…
— Тебе… не нравится запах?
Макс уткнулся подбородком в ладонь:
— Этот запах нравится мне даже больше, чем следовало.
— Значит, все-таки нравится?
— Он меня… отвлекает.
Али заметила, как его взгляд задержался на ее губах. У нее перехватило дыхание.
Последние две недели они старательно придерживались исключительно делового тона в их общении. Макс даже злился на себя за то, что предложил ей позвонить ему. Тот телефонный разговор толкал его на опасный путь, и он решил, что дальнейшие телефонные звонки были бы неразумны, так как нарушили бы ту границу, которую они прочертили между собой. И Али с ним согласилась.
Но сейчас он снова представил ее в своей постели.
Макс заметил, как потемнели ее оливковые глаза, а влажные губы приоткрылись. Он помнил вкус этих губ, ощущал их нежность.
Али было трудно дышать. Он смотрел на ее рот и постукивал пальцами с таким видом, как будто решал: целовать или не целовать? Хочет ли она, чтобы он, отбросив приличия, ее поцеловал? У нее пересохло во рту, и она облизала губы. Лучше бы она этого не делала! У Макса раздулись ноздри, и он перестал стучать пальцами по столу.
— Я не стану больше… пользоваться этой эссенцией…
Макс убрал руки под стол. Искушение наброситься на нее было слишком велико.
Как он станет возражать, если ванильное масло помогает ей расслабиться и немного успокоиться? Но сможет ли он вдыхать этот пьянящий запах и не думать о ее восхитительной коже?
Он сойдет с ума.
— Нет, не надо, — произнес он. — Тебе необходимо быть спокойной.
Дверь распахнулась, вошли Редж и два других представителя администрации госпиталя, а также юрисконсульт Макса Джемма Уорд и Дон Уокер — представитель страховой компании. Для Макса их появление было как нельзя своевременным.
Спустя двадцать минут судья Вероника Дейвис вошла в зал суда и объявила заседание открытым. Макс был доволен, что дело ведет она. У нее была репутация жесткого, но честного судьи.
Макс разложил свои записи. Редж и Дон сидели справа от него, Джемма — слева. Напротив через проход сидели Дидре и Гордон Каллены со своими юристами.
Алейша сидела сразу за его спиной. Сладкий запах ванили доносился до него, и Макс молил Бога даровать ему силы и терпение.
Он видел, какие презрительные взгляды мать Натаниэля бросала на Али. Как она это вынесет?
Каждый раз, приходя на предварительные слушания, Алейша придумывала себе новую профессию на будущее, и это превратилось у них с Максом в неизменную шутку. Но Макс знал, что Алейша говорила серьезно. Если в суде для нее все закончится плохо, она никогда не вернется в медицину. Черт, ему уже стало казаться, что, вероятно, она не вернется, даже если они выиграют дело.
— Мистер Шеррингтон?
Макс поднял голову от документов. Улыбнувшись судье, он встал:
— Да, ваша честь.
— Вызовите вашего первого свидетеля.
Неожиданно для себя Макс на мгновение ощутил тревогу. С ним никогда ничего подобного не происходило, он никогда не волновался в зале суда. Но ни одно дело прежде не касалось его лично.
— Я вызываю доктора Алейшу Грегори.
И начались два дня мучительных вопросов. Каждая секунда, каждое действие, каждое решение той трагической ночи тщательно анализировалось и проверялось.
Ничего не было упущено. Ни мысли Али, ни ее записи, ни ее душевное состояние, ни личная жизнь.
Как и предсказывал Макс, и ее разрыв с любимым человеком, и ее выкидыш были упомянуты противоположной стороной. Алейше казалось, что ее раздели донага. Она чувствовала себя выставленной на всеобщее обозрение.
А после всех этих допросов оставшуюся часть недели и три дня следующей были посвящены опросу других людей относительно ее действий. И все происходило так, словно ее там не было. Ей хотелось крикнуть, что она здесь. Сидит в первом ряду.
Каллены заявили, что она и госпиталь в целом проявили небрежность.
Макс оспаривал это утверждение.
И потянулись дни слушаний, опрос бесконечных свидетелей. Целая армия экспертов разбирала каждый шаг Али, часть из них поддерживала версию халатности, другие отвергали это.
Все это время Али только и делала, что ходила из дома в суд, а из суда домой.
Она сохранила ясность ума лишь благодаря Максу, каждое утро он говорил ей, как хорошо она держалась. Он был для нее спасательным кругом в штормовом океане, потому что юридические аспекты оказались настолько сложными и пугающими, что она не верила в победу.
Но она должна победить. Просто должна, и все.
Очередное слушание было назначено на завтра, и Али знала, что не должна звонить, но сегодня вечером ей было особенно плохо.
— Думаю стать стюардессой, — сказала она в телефон.
Макс, который задремал в окружении документов, посмотрел на часы:
— Почти полночь.
— Прости. Не могу уснуть.
По ее голосу было ясно, как она взвинчена.
— Завтра все закончится, — сказал Макс. — И мы выиграем.
— Хорошо. — Если бы она была так же уверена!
— Значит… стюардесса на этот раз?
— Почему нет? Я удовлетворю свою любовь к путешествиям.
— Алейша, мы победим.
— А мне нравится их форма.
Макс закрыл глаза и представил Алейшу в узкой юбке, чулках и туфлях на высоких каблуках. Она наклоняется к нему, он видит ложбинку в вырезе жакета, она подает ему напитки и обращается «сэр». А потом он идет за ней по проходу в служебное помещение, закрывает дверь, задирает ей юбку…
Господи. Это какая-то пытка.
Али услышала в его голосе низкие, похожие на звук саксофона нотки. Приятное покалывание разлилось от ладони, держащей трубку, вверх по руке.
— Ты питаешь слабость к юбкам, да?
— Обычно нет.
Али крепко сжала телефон. Разговор быстро выходил из-под контроля. Наверное, это результат того, что приходилось день за днем проводить в платоническом общении с Максом, когда ее тело жаждет совсем другого. Когда оно помнит в мельчайших деталях, как хорошо им было вместе.
— Может, тебе обратиться по этому поводу к врачу?
— Я и обращаюсь.
У Али сдавило горло.
— А он хороший специалист?
— Это она.
Дышать становилось все труднее.
— Звучит так, как будто она тебя еще не вылечила.
Ее прерывистое дыхание возбуждало.
— А может, я не хочу быть излеченным?
— Догадываюсь, что зависимость бывает от вещей и похуже.
С этим нельзя не согласиться. Вещи типа ванили и завитушек и большого красивого бюста. Но этот разговор уводит их совсем не в ту сторону. Господи, осталась всего-то одна ночь. Он почти добился успеха. Он должен подождать.
— Думаю, нам пора пожелать друг другу спокойной ночи.
Али застыла. Она ведет абсолютно неподобающий разговор со своим адвокатом, но у нее внутри все гудело и звенело подобно камертону, и было трудно соображать.
— Подожди, — сказала она. Надо срочно придумать причину для своего звонка! — Насколько хорошо ты знаешь судью?
— Почему ты спрашиваешь? — Макс нахмурился. — Уж не собираешься ли ты предложить ей взятку?
Али засмеялась. Ей вдруг стало легко. Кэт, которая только что вернулась с работы, просунула голову в дверь и улыбнулась Али. Али помахала ей, приглашая войти, и Кэт плюхнулась на кровать.
— Нет. Я имею в виду ее родинку.
— Родинку?
— Да. Над верхней губой.
У Макса глаза полезли на лоб. Конечно, он видел эту родинку — ее нельзя не заметить.
— И что?
— Она вот уже несколько дней ее почесывает. Мне не нравится форма родинки, и у этой женщины такая бледная кожа… Ты ее знаешь достаточно хорошо, чтобы спросить, консультировалась ли она с кем-нибудь по этому поводу, и если нет, то, может быть, посоветуешь это сделать? Я бы могла сама, но мне не позволено разговаривать с судьей.
Макс был ошарашен. Две недели он выслушивал дурацкие выдумки Али о том, как она поменяет род деятельности и кем станет после суда, но… она врач до мозга костей.
Сначала она прочитала ему лекцию по поводу прививки от ветрянки, потом помогла Хелен с артритом, потом дала совет, как лечить раздражение на коже одному из судебных репортеров, и теперь судья. Не говоря уже о том, как она мгновенно вытащила из сумочки пластырь, когда на улице упала девочка и оцарапала коленку. А пастилки от боли в горле, которые она вручила Джемме?
Нравится это ей или нет, но Алейша Грегори — прирожденный врач.
— И это говорит женщина, которая хочет стать стюардессой, — пробормотал он.
Али знала, что ей надо прекратить давать медицинские советы. Но прежде… пусть судья все же покажет свою родинку специалисту.
— Значит, твой ответ — нет?
Макс понял, что ему не отвертеться:
— Я поговорю с ней.
Али улыбнулась и подмигнула Кэт:
— Спасибо.
Макс усмехнулся и постарался стереть в голове картинку: он с Али в тесном туалете в самолете, юбка обмоталась вокруг ее талии…
— А теперь скажи «Спокойной ночи», — прошептал он в телефон.
— Спокойной ночи, — со смехом ответила Али.
Кэт наблюдала за подругой:
— Как я вижу, вы, ребята, мило поладили.
Али поправила одеяло и отвела глаза:
— Он мой адвокат, Китти Кэт. Ничего больше.
— Я просто говорю…
— Не надо. — Али не хотела, чтобы Кэт строила воздушные замки на ее счет. — Мы оба пережили несчастье, и он — мой адвокат. Помимо всего прочего, мне кажется, он все еще любит свою бывшую жену.
Али впервые произнесла это вслух, и ей тут же стало тяжело на душе. Их с Максом секс был похож на цунами, но это не означало, что его чувства были задеты.