Кэт сжала ей руку:
— Правильно. В таком случае не втюрься в него.
Али кивнула:
— Не втюрюсь.
Али проснулась на следующее утро в ужасном состоянии. Ее тошнило.
Уверения Макса в том, что они выиграют дело, не помогали. А глядя на свое отражение в зеркале, на восковое лицо, темные круги под глазами, она окончательно разуверилась в победе.
Чтобы хоть как-то себя подбодрить, она открыла флакон с ванильным маслом, капнула на пробку и смазала кожу на шее и за ушами.
После того дня, когда Макс заявил ей о том, как это на него действует, она ни разу не пользовалась ванильной эссенцией. Стоило ему поднять на нее взгляд, она читала в его глазах страсть. Намного опаснее было то, что у нее внутри разгоралось ответное сильное желание.
Но сегодня ванильное масло ей совершенно необходимо. Если она хоть немного не успокоится, то ей грозит кровоизлияние или глаукома. Так что сегодня любые средства хороши.
Али вдохнула сладкий запах, напоминавший ей, как они пекли кексы с Зои, о жженом сахаре, которым они поливали сверху кашу, а также о крошечной булочной в полуподвальном этаже в Риме. Счастливые воспоминания. Али улыбнулась — она понемногу успокаивалась.
И вдруг увидела перед собой серые глаза. Серые, как пучина. И почувствовала дрожание крыльев носа у своего горла.
Все внутри у нее перевернулось.
Макс был поглощен изучением записей по делу на лэптопе, когда на него повеяло ароматом ванили. Он резко обернулся и увидел в дверях Али.
— О господи, Алейша, — простонал он.
— Прости. Я очень нервничала, и мне необходимо было успокоиться. Я подумала, что, если выпью для этого с утра пораньше красного вина, это не произведет хорошего впечатления на судью.
— Все в порядке, — сказал он, хотя это было далеко не так.
Али видела, каким усилием он пытается обуздать желание. Видела по его глазам — как они затуманились. Она сделала шаг назад:
— Я подожду тебя, — и скрылась.
Макс со вздохом снова уставился в лэптоп. Еще один день. И его надо пережить.
За несколько недель близкого общения с Али каждая клеточка его тела молила о том, чтобы он ее коснулся.
Сегодня эта пытка кончится. Больше никаких слушаний по выходным. Никаких рукопожатий, ободряющих похлопываний по плечу. Сегодня в конце дня он попрощается с ней и уйдет. Потому что он слишком глубоко вник в это дело. И к ней слишком опасно приблизился. Он ведь поклялся после Тори, что покончил со связями. А что теперь? Теперь он по уши завяз в такой связи. Черт, за несколько недель знакомства он узнал об Алейше Грегори больше, чем знал о собственной жене.
И еще он точно знал, что Али не интересует связь с ним.
А его — связь с ней.
То, что происходит у них сейчас… должно закончиться. Сегодня.
Но так получилось, что к концу дня дело не было закрыто. Неожиданные сбои электроэнергии насторожили службу безопасности, и из здания всех дважды эвакуировали, на что ушло три часа. Заключительные спорные вопросы пришлись на конец рабочего дня, и судья решила отложить вынесение решения до утра.
У Али тошнота подступала к горлу, она не знала, что делать — плакать или топать ногами, когда встала вместе со всеми при уходе судьи. Она психологически подготовилась к судьбоносному решению, и оно было сорвано.
Ей предстоит вернуться в суд завтра и снова все это выносить.
Макс повернулся к ней.
— Мне очень жаль, — сказал он.
Она бессильно опустилась на стул:
— Ты здесь ни при чем.
— Завтра все закончится очень быстро, — заверил он. — Ты даже не должна появляться.
Али подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза:
— Должна.
Макс понимающе кивнул. Она сильная женщина.
И мужественная, раз высидела столько дней в суде, где стоически слушала, как ее жизнь выворачивают наизнанку, и не дрогнула.
Ни одна женщина не вызывала у него такого восхищения.
Через пятнадцать минут Али и Макс спускались вместе в лифте. Лифт был наполовину заполнен людьми, кабина двигалась рывками, и Макс ухватился за перила, чтобы случайно не задеть Али. Он старался не вдыхать сладкий ванильный аромат. Но лифт был старый, как и само здание, и опускался очень медленно. Макс боялся, что не сможет долго задерживать дыхание.
К несчастью, лифт останавливался на каждом этаже, впуская людей. На пятом этаже вошла большая шумная группа, и Макс с Али оказались прижатыми к задней стенке подобно сардинам в банке.
Своим телом Макс закрывал Али от людей, в ноздри лез миндально-ванильный запах, ее упругие локоны задевали ему лицо, и он прикрыл глаза. На четвертом этаже лифт, подпрыгнув, остановился, и они с Али ударились бедрами. Он обхватил ее за талию, чтобы поддержать.
У Али стянуло живот, жар быстро разлился по ногам. Она смотрела на узел его галстука, рука Макса жгла ее, он прерывисто дышал.
Макс опустил голову, и тогда его губы оказались на уровне ее уха. Коснувшись ее волос, он прошептал:
— Я хочу тебя поцеловать. Знаю, что не должен, но хочу. — Ему нужно было сказать ей, что он поговорил с судьей, и та уже договорилась о визите к своему лечащему врачу, но слова вылетели совсем другие.
Али благодарила Бога за шум вокруг них. Она закрыла глаза. Голос Макса возбуждал, каждая клеточка ее тела жаждала его прикосновений.
— После той ночи я каждый день хочу целовать тебя, — тихо застонал он прямо ей в шею. Туда, где так умопомрачительно пахло. Какая пытка быть рядом с ней ежедневно и соблюдать дистанцию, в то время как воздух между ними шипит от страсти.
Али качнулась. Она хотела впиться в его рот, обвить ему шею руками, плотно прижаться бедрами.
— Завтра, — прошептала она.
Лифт со стуком остановился. Люди толкались, пробиваясь вперед, и Макс не сразу сообразил, что завтра для него не наступит.
Не будет того, что она имела в виду. Даже если его тело этого требовало. Завтра они покинут суд. И это будет последний раз, когда они видят друг друга. Лучше поставить точку и забыть их кратковременную страсть. Повторение не нужно ни ему, ни ей.
Толпа вынесла Макса из лифта. Он прижимал Али локтем.
— Значит… я увижу тебя завтра в девять? — спросил он.
— А… о’кей, конечно…
Макс подавил желание схватить ее в охапку. Чтобы не сделать этого, он вцепился одной рукой в портфель, а другую засунул глубоко в карман. Ему надо держаться от нее подальше. И от ее духов с ванильным ароматом. Он кивнул:
— До свидания. — Развернулся и ушел.
Телефон зазвонил в половине десятого, как раз когда Макс вылез из-под душа и вытирался полотенцем. Он не сразу ответил на этот звонок. В конце концов, он знает, кто ему звонит, а он битых два часа бродил по городским улицам и вокруг скал Кангару-Пойнт, пытаясь выбросить из головы все мысли об Али.
Макс обмотался полотенцем и все-таки взял трубку телефона со столика у кровати.
— Я подумала, а не стать ли мне инженером-конструктором по лифтам.
Макс не удержался от смеха, а его решимость быстро прекратить разговор улетучилась в одну секунду. Он уселся на край кровати.
— Я серьезно. Эти лифты в помещении суда ужасно медленные.
Макс вспомнил про те несколько минут в лифте, когда он совсем потерял голову. Помимо воли тело под полотенцем напряглось.
— Эти лифты к тому же чертовски тесные, — хрипло произнес он.
Али не донесла до рта тортеллини[5] с телятиной. Господи, что бы случилось, будь они в лифте одни?
— Согласна — там очень тесно, — пробормотала она в телефон.
Наступило молчание. Али все же донесла тортеллини до рта и прожевала, хотя есть расхотелось.
— А что, Кэт дома? — Макс не знал, о чем безопасно поговорить, а присутствие подруги Али в квартире было подходящим сдерживающим фактором и помогло бы ему набросить узду на свою разыгравшуюся похоть.
— Она намеревалась остаться дома, ведь мы думали, что сегодня суд вынесет свое решение. Она приготовила мою любимую пасту, но ее младший брат Деймиан, который, как бы это сказать, загулял, сейчас сидит в полицейском участке за то, что напился и буянил. Он просил ее приехать и вытащить его оттуда. Кэт была в ярости и заявила, что пусть он посидит там часок-другой, потому что я для нее важнее, но я ей сказала не дурить — Деймиан не заслуживает того, чтобы сидеть в камере предварительного заключения с ворами и наркоманами, и поэтому она должна… — Боже, что она несет? — Поэтому… Кэт уехала. Боюсь, что на этот раз она пригрозит ему все рассказать родителям…
Макс сжал телефон. Итак, она в квартире одна. Вероятно, в пижаме. Лежит на кровати. Али, не услышав ответа, поморщилась:
— Прости. Я несу околесицу… — Она подцепила на вилку тортеллини, но не донесла до рта, и жирный комочек упал на ярко-розовую майку. — Черт, — выругалась она и села, уставившись на большое красное пятно от соуса.
— Что такое? — спросил Макс.
— Я измазала соусом пижаму. Не вешай трубку — я только сниму майку.
— Алейша?
Ответа не последовало. Макс тупо смотрел на телефон, потом трижды поколотил себя трубкой по лбу. На другом конце он услышал шорох. Она что, хочет его смерти?
Али прошлепала по квартире, на ходу стягивая через голову майку, бросила ее в корзину для грязного белья и снова уселась на кровать. Она взяла в руку телефон и одновременно выдвинула ящик прикроватной тумбочки, ища, что ей надеть.
— Прости, — сказала она, прижимая плечом к уху телефон. — Я снова здесь.
Макс закрыл глаза:
— Только, пожалуйста, не говори мне, что ты без майки.
Руки Али замерли внутри ящика. От хриплого голоса Макса горячие струйки потянулись куда-то в глубь живота. Она бросила взгляд на свою голую грудь. Соски мгновенно закололо. Желание захлестнуло все тело.
Али убрала руки из ящика.
Кому навредит, если она поговорит с ним полуголая? В спальне никого нет. Мысль была заманчивой. Соблазнительной. Озорной.