В романе Пейрефита нет ни сексуальных сцен, ни эротики. По сегодняшним стандартам, он очень сентиментален. Но это одно из лучших произведений о любви между мальчиками. В дальнейшем Пейрефит стал очень плодовитым и популярным писателем, многие его произведения откровенно чувственны, порой на грани допустимого. Но ни одно из них не может сравниться с его первой книгой.
В отличие от Пейрефита, который открыто признавал и даже выставлял напоказ свою гомосексуальность, Монтерлан тщательно скрывал ее и даже слыл моралистом. Талантливый писатель, он с 1961 года был членом Французского Института. Оборотная сторона его жизни открылась лишь годы спустя после его самоубийства, когда Пейрефит опубликовал их скандальную переписку.
Детство Монтерлана прошло под жесткой материнской опекой. Его мать была истерично влюблена в сына: «Я хотела бы жить тысячу лет ради того, чтобы тысячу лет любить тебя». Отец, крайний реакционер, который отказывался даже проводить в фамильный замок электричество и телефон, как «слишком республиканские изобретения», сына по-своему любил, но никогда не сказал ему ласкового слова. В школе Монтерлан учился вместе с Луи Арагоном и даже защищал его от старших мальчиков, которые били маленького Луи за то, что тот отказывался идти с ними в туалет, «сами знаете, зачем». Под страшным секретом, он также рассказал Арагону, «как делают детей».
Сексуальная ориентация Монтерлана окончательно сформировалась в 1911—12 гг. в католическом коллеже Сент-Круа, откуда он был исключен за любовную связь с мальчиком по имени Филипп. Свой юношеский дневник и переписку с этим мальчиком Монтерлан уничтожил в 1930 г. Психологически он так и остался вечным подростком. В его неопубликованном романе «Thrasylle» (1913—14) много откровенной гомоэротики. В дальнейшем писатель увлекается молодыми спортсменами. Однажды он сказал, что исповедует четыре культа: «человеческого (точнее было бы сказать — мужского) тела, героев спорта, мертвецов и Неизвестного солдата». Но больше всего его привлекали мальчики-подростки.
Роман «Мальчики» (второй том трилогии «Юность Альбана де Брикуль») был начат Монтерланом в 1923 г., а закончен только в 1966—67 гг. (два другие тома вышли уже в 1920-х годах). Действие его происходит в 1912—14 гг. в католической школе Нотр-Дам де Пари, в которой без труда узнается коллеж Сент-Круа. Быт и нравы этой школы очень похожи на описанные Пейрефитом. Старшие, шестнадцати-семнадцатилетние мальчики открыто покровительствуют младшим, двенадцати-тринадцатилетним, цинично обсуждают форму их ног и прочие стати, а младшие кокетничают, как девочки. На этом фоне развертывается история начавшейся еще в школе нежной дружбы-любви Альбана, в котором легко угадывается автор, и юного Сержа Суплие. Явно приукрасив действительность, писатель изображает Альбана борцом с порочными нравами и жертвой произвола. Конец истории, как и у Пейрефита, трагический: аббат де Прадт, сам влюбленный в Сержа, добивается исключения Альбана, а затем настоятель исключает также и Сержа. Больше мальчики не встречаются.
Монтерлан много раз переписывал «Мальчиков», они были впервые опубликованы в 1969 г. с большими купюрами, причем писатель и тогда не решился признать книгу автобиографической. После его смерти, в 1973 г. было выпущено ограниченным тиражом полное иллюстрированное издание романа, в котором есть весьма откровенные эротические сцены, например, как мальчики обнимаются в кино и Альбан сначала ласкает соски Сержа, а затем тот сам передвигает его руку к себе между ног и просит его «согреть». Впрочем, эротические сцены имеются и в обычном издании. После первой близости с Сержем у Альбана «нет ни угрызений, ни тревоги о будущем. Это чувство полноты, после четырех лет идеализма. Он был потрясен, буквально уничтожен блаженством, неспособен ни успокоиться, ни сосредоточиться на чем-либо другом».
Если бы «Мальчики» были опубликованы раньше, они могли вызвать скандал, но одновременно иметь успех. Но Монтерлан на это не решился, Пейрефит опередил его на 25 лет.
Художественная литература сыграла решающую роль и в постепенной реабилитации женской однополой любви. Христианские богословы говорили о ней гораздо реже, да и либертины XVI–XVIII вв. не принимали ее всерьез. Сексуальные отношения между женщинам казались самоуверенным мужчинам только временной заменой или подготовкой к «настоящему» сексу. Если для «голубых» мужчин главной опасностью было засветиться, обнаружить себя, то лесбиянки страдали прежде всего от своей невидимости.
Хотя секс между женщинами будоражил мужское эротическое воображение, единственным известным ему типом лесбиянки была мужеподобная и коварная женщина-вамп, гермафродитка, которая успешно конкурирует с мужчинами и развращает молоденьких девушек. Естественно, что этот образ наделялся самыми отвратительными чертами. Даже в наиболее дружественной к лесбиянкам стихотворной книге Шарля Бодлера «Цветы зла» (1857) сочувствие по поводу неосуществимости их сексуальных желаний переплетается с осуждением их «демонизма»:
Вас, дев и дьяволиц, страдалиц и чудовищ,
Люблю вас, нашу явь презревшие умы!
Вы в бесконечности взыскуете сокровищ,
Вы, богомолицы, и вы, исчадья тьмы!
То плачете, а то кричите в исступленьи,
О, сестры бедные! Душа за вас скорбит,
За муки хмурые, за боль неутоленья.
За сердце, где любовь, как пепел в урнах, спит.[10]
Наибольшее внимание ученых-сексологов также привлекали мужеподобные, крупные женщины с волосатыми ногами, грубыми манерами и низким голосом. Имея дело преимущественно с транссексуалками, сексологи видели в них просто «недоделанных» мужчин, приписывали всем лесбиянкам мужской склад ума и характера, а также врожденную склонность к преступности и проституции.
Поскольку применить это к себе порядочная женщина, естественно, не могла, единственным доступным способом символизации однополой любви было представление ее как не имеющей эротической подоплеки романтической дружбы. Поскольку женщины считались в принципе несексуальными, они могли целовать, ласкать друг друга, спать вместе, выказывать чувства всеобъемлющей любви и клясться в вечной верности и, тем не менее, не видеть в этих страстях ничего, кроме душевных излияний. Мужчин это вполне устраивало.
Самый знаменитый пример таких отношений — так называемые «леди из Лланголлена», Элинор Батлер (1739–1829) и Сары Понсонби (1755–1831). Дочь знатной ирландской семьи Элинор Батлер, вернувшись из монастыря, где ее воспитывали, отказалась думать о замужестве и целиком погрузилась в книги. В 1768 г. 29-летняя Элинор познакомилась с 13-летней Сарой и их сразу же связала «особенная дружба». Десять лет спустя, переодевшись в мужское платье, подруги сбежали из дома. Их догнали, вернули и решили поместить Элинор в монастырь, а Сару принудить к замужеству. Но после того, как Сара пригрозила разоблачить сексуальные домогательства своего опекуна, от них отступились, девушки поселились в Уэльсе и прожили вместе долгую счастливую жизнь. Официально никто не считал их отношения сексуальными. Даже знаменитая ханжа, сплетница и гомофобка, отравившая жизнь многим достойным современникам, в данном случае держала свои подозрения при себе.
Помогало лесбиянкам и сексологическое невежество, в частности — викторианское представление об асексуальности женщин. До нас дошел замечательный в этом смысле судебный процесс.
В 1810 г. в Эдинбурге знатная леди Камминг Гордон неожиданно забрала из частной женской школы свою незаконнорожденную внучку Джейн и посоветовала другим родителям сделать то же самое, мотивируя это соображениями нравственного порядка. Чтобы спасти свое доброе имя и получить компенсацию за понесенный ущерб, молодые учительницы подали в суд. Судейские протоколы достаточно красноречивы. Девочка рассказала, что мисс Вудс забиралась в постель к подруге, ложилась на нее, и они обменивались явно эротическими репликами. Но судьи не могли поверить столь чудовищному обвинению и приписали жалобы болезненному воображению ученицы. После многолетнего разбирательства, в 1819 г. Палата Лордов решила, что порядочные девушки просто не могли этого делать.
Как сказал один из судей, «ни одного такого случая неизвестно ни в Шотландии, ни в Британии… Я считаю, что такое преступление не существует… Совокупление без пенетрации… равносильно обвинению в изнасиловании посредством болтовни».
Этот судебный прецедент еще долго охранял женщин от «грязных подозрений».
Как и в случае с мальчиками, рассадниками однополой любви были монастыри и возникшие в XIX в. школы-интернаты. Жесткая диктатура властных старых дев-директрис и абсолютное замалчивание всех вопросов пола благоприятствовали массовым влюбленностям девочек в учительниц и соучениц. Учителя и теоретики педагогики, как водится, ничего в этом не понимали. Если учителя-мужчины, зациклившись на мальчишеской чувственности, преуменьшали духовную сторону отношений между мальчиками, то учительницы, наоборот, гипертрофировали духовные свойства и пренебрегали фактами девичьей сексуальности.
Важную роль в освободительном процессе и становлении нового женского самосознания сыграли писательницы-лесбиянки. Маргарет Рэдклифф Холл (1880–1943) с раннего детства обожала мужские занятия, увлекалась молодыми женщинами и предпочитала называть себя Джоном. Унаследовав от деда огромное состояние, она вела самостоятельный образ жизни, подолгу жила во Франции и в Италии и имела несколько серьезных романов с женщинами.
Героиня главного произведения Рэдклифф Холл, романа «Колодезь одиночества» (1928), Стивен Гордон больше похожа на транссексуалку, чем на лесбиянку. Ее родители хотели иметь сына, появление девочки было для них разочарованием. Не желая смириться с этим, они дали ей мужское имя «Стивен», а ее главным наставником стал отец. Семилетняя Стивен одевается, как мальчик, пренебрегает куклами и платьями, страстно влюбляется в юную горничную Коллинз и категорически заявляет: «Я мальчик». С возрастом ее маскулинность усугубляется. В 17 лет «она не имела с другими девочками ничего общего, а они, в свою очередь, находили ее неприятной». С мужчинами ей легче, но их раздражают ее ум и независимость. Соседям она кажется странной и вызывает сплетни: что-то в ней явно не так! В 18 лет в жизни Стивен появляется молодой человек Мартин, с которым у нее устанавливается нежная дружба, но как только он объясняется в любви, Стивен охватывают ужас и отвращение; Мартин уезжает, так и не поняв, в чем дело.