– Можно и сейчас.
– Что, в отдел приезжать? Адрес назови, – и Карпов хохотнул без особого веселья. – Чего тянуть-то!
– Какой отдел, ну какой отдел? – снова заныл Игорь Сергеевич.
И Карпов представил себе его лысоватым, худощавым брюнетом в лоснящемся на локтях пиджаке, с карманами, полными табачных крошек, в вытянутых на коленках джинсах и несвежей рубашке в пятнах от чая и кофе, которых Симаков употреблял за день наверняка ведрами.
– Приезжай в «Фортуну». Знаешь кафе такое на набережной?
– Знаю.
Карпов опешил. Кафе было не из дешевых. Хотя и кормили там не всегда так, как деньги гребли. Простому óперу такое кафе точно не по карману, даже если он и возглавляет отдел.
Может, он насквозь коррумпированный? И вызывает его, чтобы в неформальной обстановке обозначить размер взятки, которую Карпов должен заплатить за свою свободу и спокойствие?
– Вот, если тебе нетрудно, подъезжай сюда, а? – пристал Симаков. – Кормят тут раз на раз не приходится, а стоит все ого-ого, но сегодня мой знакомый повар трудится. Обещал покормить сносно. Подъезжай, заодно и покушаем, и дела наши обсудим.
Точно! Точно деньги с него станет трясти. Потому и в кабинет не вызвал. Что делать-то?! Платить или нет? Он бы, может, и заплатил бы, если аппетит у Симакова вполне разумный, а вдруг подстава?! Может, его специально разводят, чтобы уж засадить наверняка не за одно, так за другое.
Карпов без конца вздыхал, колеся по городу. И все ломал голову, как отреагировать, если Игорь Сергеевич нудным уставшим голосом назовет ему цену собственного спокойствия.
Но все пошло совсем не так, как мучительно размышлялось Карпову, хотя Симаков и в самом деле оказался неряшливым худощавым брюнетом с наметившейся лысиной на макушке. И кофе тот пил непомерно много, пока в кафе посидели с час, четыре чашки уговорил. И курил часто, без конца роняя пепел и табачные крошки себе на коленки. Но вот о деньгах не сказал ни слова. То ли честным оказался Симаков Игорь Сергеевич. То ли вообще не подумал, что с коллеги своего, пускай даже и в таком, пардон, говне оказавшемся, деньги брать можно.
Говорил все по делу, да так гладко и грамотно, что Карпов его заслушался.
– В общем, с тещей твоей засада полная, – начал сразу без переходов рассказывать Симаков. – Никто ничего не видел, не слышал и знать не знает. Дверь она открыла сама. Тут соседка по лестничной клетке подтвердила, слышала, как дверь твоей тещи открылась, и Наталья Ивановна кого-то приветствовала и по имени называла. Но имени соседка не расслышала.
– Значит, открыла сама. И человека этого знала. Я так и думал.
– Я тоже. Потому что ни единой царапины на замке. Тут либо кто-то дверь ключом открыл, либо она сама. А ключ у кого был?
– У меня не было! – отшатнулся Карпов.
– У жены мог взять, она бы и не узнала, – хмыкнул язвительно Симаков. – Но не было так не было, я ведь не настаиваю. Но знать позднего визитера она точно знала.
– Ну да, выходит, так.
– Выходит… Выходит, что ничего не выходит! – воскликнул Симаков, сломал третью по счету зубочистку и поморщился недовольно. – Ну что за кафе говенное такое, деньги дерут, а шашлык дерьмо! Вот и повар сегодня знакомый, а мясо все равно никуда не годится… Кому она могла открыть, Глеб?
– Я ее знакомых не знаю, – решил быть осторожным Карпов.
Намерений этого Симакова он точно не знал, мало ли с какой целью тот его прощупывает. Что же ему, все карты на стол выкладывать?
– Это ты правильно осторожничаешь, – ухмыльнулся догадливый Игорь Сергеевич и закурил. – Давай тогда сообща рассуждать.
– Давай, – кивнул Карпов, уважительно покосившись на брата по оружию.
Не зря тот, видимо, пост свой занимал и в начальствующем кресле штаны просиживал. Сообразительный!
– Кто-то из соседей мог ее навестить поздним вечером? Ну, там я не знаю, соли попросить, денег до зарплаты или… стипендии. – И Симаков заглянул Карпову в самую душу своими проницательными серыми глазами. – Все ведь о соседях ее знаешь? Если не знал, то навел справки уже, так?
– Допустим. – Глеб кивнул едва заметно.
– И что узнал?
Симаков откинулся на спинку стула, тут же начав ронять пепел себе на коленки, обтянутые старыми вельветовыми штанами. Уставился на Карпова с ободряющей улыбкой. Ну, он и начал говорить, чего темнить-то?
– Узнал, что в подъезде проживает трое мужчин. Одного зовут Геннадий.
– Сошкин. Сошкин Геннадий Иванович тридцати пяти лет от роду, временно безработный, – тут же внес добавления Симаков.
И Карпову пришлось снова его невольно зауважать. Выходит, времени следопыты зря не теряли, хотя полковник и утверждал, что никто этим делом не занимается и заниматься не собирается.
– Потом еще живет мужик, будто бы недавно освободился, – высказался Глеб и тут же уставился на Симакова, будут или нет у того еще дополнения.
Были!
Уголовником оказался Мосин Степан Васильевич, пятидесяти шести лет, отсидевший за разбойное нападение семь лет, совсем недавно вернувшийся из мест лишения свободы и поклявшийся жене и дочери никогда больше не нарушать закона.
– Не думаю, что это он, – добавил Симаков задумчиво. – Не стал бы он так рисковать долгожданной свободой. Тем более убивать старуху в подъезде, где сам и проживает.
– Еще студент есть, проживает с мамой и бабушкой.
– Ага! – обрадовался Симаков. – А тут вот уже интереснее и много теплее! Прямо по Федору Михайловичу может выйти история! Твоя теща случайно в долг денег не ссуживала?
– Не знаю, – рассеянно пожал плечами Карпов.
И тут же подумал, рассказывать или нет Игорю Сергеевичу еще про одного возможного подозреваемого. Про Жоржа рассказывать ему? А что рассказывать? Он ведь сам ничего толком, кроме придушенного шепота, знать не знает и ведать не ведает.
– Студентик наш зовется Владиком, фамилию носит Ларин, – продолжил между тем говорить Симаков. – Три раза изгонялся из высших учебных заведений за неуспеваемость. Проходил по делу о сбыте наркотических средств подозреваемым. Но был отпущен на свободу за недостаточностью улик. Теперь ведет замкнутый образ жизни. С бывшими друзьями почти не общается. Но те в один голос злобно твердят, что Владик подсел. А это что значит?
Карпов молчал, говорить лучше и складнее Симакова он не мог.
– А это значит, что мальчик нуждается в средствах, которыми его мать и бабка-пенсионерка снабдить не могут. И поэтому…
– Он мог убить мою тещу? – Карпов покачал головой. – Верится с трудом. Если бы деньги пропали, Светка бы в истерике зашлась, она страсть какая жадная до денег. А так даже обмолвилась, что маму удалось похоронить и помянуть, не потратив из семейного бюджета ни копейки.
– Теща могла свои сбережения хранить у дочери, – предположил Симаков. – А Ларин мог об этом не знать и не знал наверняка.
– Скорее, наоборот. Светка могла хранить свои деньги у матери. Дома я мог что угодно найти, а у ее мамы – нет.
– У них были от тебя секреты? – деликатно опустив глаза, спросил Симаков.
– Думаю, да. И тут еще один факт… – Карпов тяжело вздохнул. – Незадолго до гибели Натальи Ивановны я подслушал их со Светкой разговор. И… Короче… Короче, у Светки был или есть какой-то Жорж. Наталья Ивановна, судя по ее лестным отзывам, его знала и настоятельно советовала поддерживать с ним отношения.
– Думаешь, это мог быть он?! – оживился тут же Симаков и даже начал что-то записывать почти в такую же, как у Карпова, записную книжечку.
– Я не знаю! Я даже Жоржа этого не знаю! И даже не знаю, Жора ли он на самом деле или какой-нибудь Гриша или Миша! Что услышал, то и говорю. Ни разу за женой не замечал ничего. Всегда домой вовремя, выходные дома.
– Ага… – усмехнулся Симаков. – Им хватало обеденного перерыва и прогрессивки, не так ли?
– Что?
– Да так, анекдот такой есть. – И он начал рассказывать: – Умер муж у женщины, она приходит на могилу к нему, а там все убрано и ухожено. Приходит в следующий раз – та же картина, и цветочки свеженькие. Решила проследить. Обнаружила на могиле чужую женщину в черном. Начала расспрашивать, та и призналась, что долгие годы была ее мужу любовницей. Жена в изумлении. Как же так, говорит, он всегда на работу и с работы вовремя, зарплату в дом всю до копеечки, выходные с женой и детьми. На что ей любовница отвечает: а нам, говорит, все эти годы хватало обеденного перерыва и прогрессивки. Старый анекдот, но интересный, не так ли? Ты знаком с сослуживцами своей жены?
– Нет. – Карпов никогда этим и не интересовался, ему своей работы хватало за глаза.
– Вот! А стоило проявить любопытство! Ну да ладно, займемся этим сообща. – И тут же безо всяких переходов спросил: – А что вам удалось нарыть на Сошкина Геннадия Ивановича, которого ваша теща называла ласково Генаша?
– И это ты знаешь! – Карпов усмехнулся. Качнул головой и тут же, спохватившись, спросил: – А кому это нам? Мы же вроде на ты?
– Ох, Глебушко, – вздохнул Симаков, почти точь-в-точь воспроизведя манеру покойной тещи называть Карпова по имени. – Я же не зря свой хлеб ем, хотя порой и без масла. Думаешь, не знаю, что вы с этой непомерно гордой красавицей затеяли?
– И что же? – осторожно поинтересовался Глеб, все еще не догадываясь, кто мог их с Кристиной застукать.
– А затеяли вы, мои хорошие, недетскую игру в сыщиков. Но одно – искать убийцу твоей тещи, а совсем другое – убийцу ее подруги. Не делай, не делай такие глаза, Карпов! – Симаков погрозил ему шутливо пальцем. – Дело о гибели ее подруги тоже у меня. И это откровенный висяк, поверь мне. Если на роль подозреваемых Натальи Ивановны твоей у нас с тобой три кандидатуры имеются, то с убийством Серафимы полная труба. Никого!
– Почему же? Кое-кого я был бы очень рад увидать и пообщаться.
– Это с кем же? – Симаков снова навострил авторучку, раскрыв посередине записную книжечку.
– Некто Маркин Константин, бывший коллега погибшей девушки.
– Так, так. И что этот Маркин? Навязывался ей в женихи, а она отказала?