– Нет-нет, всё в порядке, – Ева попыталась скрыть свои чувства за улыбкой. В последнее время её лицо превращалось в подобную маску слишком часто. – Так что с Арли?
– Она не могла наступить на лапку, я подумал, что-то серьёзное, надо было везти в ветеринарку, а сестра в школе, родители в больнице. Я её в охапку и вызываю такси…
– Подожди, в больнице? С ними всё хорошо? – Еву немного удивил спокойный тон, с которым Мира рассказывал об этом. Она совсем забыла, где они учатся.
– А, да, они врачи, у меня почти вся семья медики, вплоть до двоюродных бабушек и далее по списку, только сестра пока бунтует. Хочет быть художником, но у неё есть право выбора, потому что я продолжу династию. По крайней мере, все на это рассчитывают.
Никто из семьи Мирослава не сомневался, что он будет врачом, как родители. Лет с семи он почти всё лето проводил с бабулей на даче. В свободное от полива помидоров, огурцов и цветов время в ней просыпался преподаватель физиологии. Главным развлечением маленького Миры было поймать у родника лягушку покрупнее и приготовить нервно-мышечный препарат под чутким руководством бабушки. Она показывала ему и другие эксперименты, для которых не требовалось специальное оборудование. Дедуля всегда ругался, чтобы супруга не портила психику маленькому ребёнку, но та лишь отмахивалась и просила его идти куда шёл. Все девочки его группы были поражены, с каким хладнокровием и лёгкостью он обездвиживал животное и через две минуты парой отточенных движений получал жизнеспособный препарат, на котором можно было показывать дальнейшие опыты. Его одногруппники были уверены, что он будет хирургом, у которого не дрогнет рука. Уж к кому-кому, а к нему будет не страшно пойти самому или отправить своих близких.
Почти вся его семья закончила этот медицинский, пусть и не все были выпускниками лечебного дела. Многие остались на различных кафедрах, как бабуля, и преподавали до сих пор, но все родственные связи в стенах учебного заведения оставались в тайне, насколько это вообще было возможным.
– А, ой, – Ева почувствовала себя немного глупо.
– В итоге в клинике я проторчал пару часов, рентген ничего не показал, ветврач сказал, что ушиб, я отвёз её домой и понял, что до конца пары остаётся от силы минут пятнадцать. Смысла идти в институт не было, решил, что смогу потом отработать.
– Так вот почему тебя тут не было в тот день, когда… – у неё чуть не вырвалось «в тот день, когда меня домогались, в тот день, когда меня чуть не изнасиловали». Её душа требовала огласки этих событий, но разум Евы решил, что это никому не нужно. Она подумала, что столкнётся с осуждением и обвинениями и подавила этот внезапный порыв. Как бы ни хотела доверять парню, сидящему рядом, она его почти не знала. – Я осталась после пары, и у меня не получилось отработать ферменты с первой попытки.
Её сердце бешено забилось, ладошки вспотели, она постаралась их незаметно вытереть о ткань халата. Она посмотрела на Миру, на его милые кудряшки, начала рассматривать его медицинскую шапочку с глупым рисунком. Их взгляды пересеклись. Ева почувствовала, что паника постепенно отступает. Ей стало так спокойно и комфортно рядом с ним, будто он завернул её в мягкий плед, принёс чай с лимоном и начал читать ей вслух сказку на ночь. Мирославу же показалось, что она чем-то напугана, но он пока не мог понять причину. Подумал, что это из-за чего-то личного, а они с Евой не были настолько близки, чтобы он мог донимать её подобными вопросами.
До конца отработки они болтали только об учёбе, пытались понять, насколько совпадает их расписание и есть ли у них одни и те же преподаватели. Как оказалось, Мира тоже был из тех, кто просыпается по субботам в 7 утра ради английского и биоэтики, а физиологию у них ведёт одна и та же милая бабулечка, которую обожают все студенты. Мира безуспешно скрывал улыбку, когда Ева увлечённо рассказывала, насколько преподавательница ей нравится. Три часа в душной аудитории пролетели для них как один миг.
Несмотря на то что Мирослав сдал свою контрольную раньше Евы, он ждал её в холле между кафедрами, чтобы предложить проводить её. Он понимал, что Ева может отказаться. У него столько раз была возможность написать ей, завязать диалог, стать немного ближе, чем люди, которые пересекаются раз в месяц на отработках. Но он упускал её снова и снова, потому что сильно робел и так и не смог нажать кнопку «отправить» после набора сообщения. Да и произошедшее после анатомии могло оставить свой след, но ему так не хотелось, чтобы она шла в темноте одна. Он боялся, что с ней опять может случиться какая-то неприятность. Или Илья Александрович окажется опять где-то рядом. Если бы он знал о том, что эта удивительная девушка с грустными глазами и счастливой улыбкой каждый вечер заходит на его страницу и ждёт сообщения от него, вряд ли бы столько медлил. Он улыбнулся, когда Ева вышла с кафедры, на ходу снимая и сминая шапочку с енотами.
– Ну как? Сдала?
– Да, на три, – ей было очень грустно, маленькая отличница внутри неё билась в истерике, граничащей с агонией. Но она сама знала, что на отработках на этой кафедре никому не ставят выше «удовлетворительно». Ева выдавила слабую улыбку: – Меня ждёшь?
– Да, может, тебя проводить? Хеллоуин, как-никак, вся нечисть точно уже повылезала.
Она рассмеялась, посмотрела в окно, представила, как по улочкам их маленького города бродят вампиры, привидения и зомби, и ответила:
– Давай! – Ева обрадовалась, что не придётся идти по дворам одной.
Глава 12Личный сорт мазохизма
Твои глаза будто дикий изумруд,
Твои уста будто самый спелый фрукт.
Я зову тебя за собой,
Всё так неважно, когда ты со мной.
В их с Лизой любимом кафе практически не было народа. Впрочем, как и всегда. Растения привычно поглядывали вниз со своих кашпо, подвешенных у самого потолка. Им были безразличны человеческие страсти, ссоры, ревность и радости первых отношений. Время шло, а они не менялись. Марк стоял у кофемашины, обслуживая девушек, только что зашедших с улицы. Лиза задумчиво поглаживала бархатный листок фиалки, стоявшей посередине столика, и думала, что её лучшей подруге стоило бы отнести сюда свой цветок на реабилитацию. Она почти не смотрела в сторону своего парня. Она так привыкла к нему, что могла предугадать каждое его действие не глядя. Сейчас он протянет одной из девушек стаканчик с горячим рафом и улыбнётся. Сложно было не ревновать, когда практически каждый день её избраннику строили глазки десятки юных особ, по крайней мере, так казалось Лизе. Желание подскочить и поцеловать Марка на глазах у тех двух посетительниц, чтобы они раз и навсегда поняли, что этот красавчик уже занят, так и не покидало её. Ева грела руки о кружку с облепиховым чаем. Она прервала свой рассказ, чтобы сделать небольшой глоток. Это было ошибкой, она обожгла язык и вздохнула. Даже её любимый чай решил причинить ей боль. Ева подумала, что в следующий раз нужно быть немного аккуратнее. Конец ноября на удивление выдался очень холодным. Первый снег уже выпал пару недель назад и с тех пор не сходил. За окном белели тропинки и кусты, лужицы давно подёрнулись коркой льда, а снежинки кружились в причудливом танце в свете уличного фонаря. Идеальное место для первого поцелуя, жаль, Еве было некого целовать.
Могло показаться, что этот месяц длился вечность, но для Евы время всегда текло немного иначе, чем для остальных. На самом деле прошло всего лишь четыре с небольшим недели. А это всего лишь четыре пары по физиологии, четыре занятия по анатомии, четыре учебных субботы и, к сожалению, целых четыре встречи с Ильёй Александровичем. А это целых тринадцать с половиной часов в его обществе, каждая минута из которых была ещё мучительнее предыдущей. Дольше время тянется только на практике в больнице, когда ты привозишь очередную бабульку на узи сердца и сидишь с ней в очереди, пытаясь мило поддерживать разговор. Весь ноябрь был для Евы серым пятном с яркими крапинками встреч с Мирославом.
С момента примирения Ева и Лиза больше не ссорились. Отношения одной из них оказались очередным испытанием для дружбы, которое они смогли успешно преодолеть. Розовые очки начали понемногу сползать, Лиза прекратила поминутно восхищаться своим бойфрендом и думать только о нём. Она вспомнила об учёбе, и очень вовремя, потому что конец семестра был не за горами, а количество её отработок не сдвигалось с мёртвой точки. Стоило ей закрыть одну, как на её место тут же приходила вторая. Или несколько сразу. Как головы гидры, но Лиза пока не могла придумать, что станет её огнём. Возможно, ей стоило проводить меньше времени в этом кафе, но об этом она не хотела даже и думать. Шла отрабатывать гистологию и пропускала анатомию. Отработка по анатомии совпадала с философией, и этот порочный круг Лиза была уже не в силах разорвать. Казалось, что куда проще будет всё бросить к чёртовой матери. Кто-то из их преподавателей сказал, что медицинское образование, да и медицина в целом, – вечное насилие над собой. А мазохисткой Лиза не была. Ева стала терпимее по отношению к подруге. Она решила, что нельзя продолжать быть такой эгоисткой и стоило бы разделить приятные события из жизни Лизы и предложить помощь с долгами: поделиться материалами или объяснить сложную тему. Однако о неудачной попытке отработки ферментов она не спешила рассказывать. Так или иначе, момент доверия был утерян. Чтобы его вернуть, пришлось бы потратить не один месяц. Эта недосказанность мучила Еву. Не считая этого, всё вернулось на круги своя.
Несмотря на то что все лекции и часть дисциплин, в том числе и гистология, уже закончились, Ева не могла позволить себе расслабиться. Она считала, что отдыхать ещё рано. Она уже дала себе отдохнуть и потеряла бдительность один раз, и что из этого вышло? Ничего хорошего. Гистологию закрыла на четвёрки, а олимпиаду пропустила из-за недели контрольных, так что шансов не сдавать экзамен не было никаких. Время от времени Еву посещала мысль, не начать ли уже готовиться к нему. Лиза в эти моменты выступала в роли голоса разума, твердившего, что до января ещё далеко и не стоит переживать раньше времени. Тем более что старшие курсы служили живым доказательством, что любую дисциплину можно выучить за трое суток. От автомата по анатомии Еву теперь отделяла всего лишь пара контрольных, перед которыми она с каждым днём переживала всё сильнее. Чем ближе были экзамены, тем страшнее становилось. Как будто от них зависела вся её жизнь, а не только моральное состояние и настроение на январь. Хотя, казалось бы, Ева настолько привыкла вс