Мирослав долго колебался, но всё же нажал кнопку «отправить». Телефон Евы звякнул, она открыла чат, и с экрана на неё пронзительно посмотрела она же. С одним отличием: взгляд девушки на экране не был таким грустным. Это был карандашный портрет и подпись: «Приедешь, вручу тебе лично, а не так глупо, по переписке». Такое не мог нарисовать «просто друг». В квартире Евы лежала книжка «Анатомия человека в эпонимах», обёрнутая в подарочную бумагу с оленятами. Её она заказала ещё в тот день, когда Мирослава заинтересовали синус и артерия Лушки.
Этот год уже нравился Еве больше предыдущего.
Глава 16Секреты
Конечно, у Евы была своя комната в этом доме. Со шкафом, книжным стеллажом, кроватью, белым пушистым креслом, напоминавшим облачко, тумбочкой, комодом и даже с большим письменным столом, который не был завален ничем, в отличие от своего собрата, оставшегося в городской квартире. Эта комната была самой большой в доме, со звёздами на потолке, весь день впитывавшими свет, чтобы ночью превратить пространство над головой засыпающей Евы в ночное небо. На светло-голубых стенах висели картинки и открытки, приклеенные на двусторонний скотч. Если бы кто-то решился их убрать, то отошли бы они только со слоем краски, но это не было причиной, почему убежище Евы даже после отъезда осталось нетронутым. Хотя некоторые картинки отклеивались сами по себе, а другие в прыжке сбивал Степан, мама регулярно возвращала их на место. Пространства для горшков, которые по осени нужно было срочно перенести с улицы, в доме не хватало, и они стояли в каждой комнате, так что изменения в убежище Евы в виде пары растений всё же были. Но та все свои каникулы провела в библиотеке. Развалившись на весь подоконник с Мармышкой, греющейся у него под боком, Степан внимательно слушал о свойствах соединительной ткани, размерах рибосом и о том, как же отличить на гистологическом препарате друг от друга двенадцатиперстную, тощую и подвздошную кишки. Казалось, что он крайне возмущён и недоволен такими мини-лекциями. Время от времени Ева писала Лизе, чтобы узнать, не нужна ли ей помощь в подготовке. Подруга неизменно отвечала, что всё в полном порядке и под контролем. Хотя учебники были последним, о чем думала Лиза на этих каникулах. Занятая только гистологией, Ева жила как во сне.
Родители хотели бы видеть дочь, а не зомби, но понимали, насколько для неё важен экзамен, да и учёба в целом. Казалось, если она упустит одну, пусть и самую малейшую деталь, ей уже не стать никогда хорошим врачом. Преподаватели любили пугать отчислением и говорить, что до шестого курса дойдёт только половина. Ева хотела выйти победительницей из этих медицинских голодных игр. Мама молча приносила ей чай или покушать, прогоняла котов с подоконника и оставляла там кружку с тарелкой, забирая грязные. Женщине очень хотелось поговорить с дочерью, её муж целые дни проводил за компьютером со своей удалённой работой, а сажать рассаду было очень рано. Даже Степан её предал ради непонятных слов, которые никто, кроме Евы, в этом доме даже выговорить не мог, не говоря уже о том, чтобы запомнить. Она поражалась способностям Евы и даже не верила, что это её дочь. Семья воссоединялась только по вечерам на кухне. Приходилось довольствоваться только этими минутами, когда Ева просила проверить решения гистологических задач по ответам в конце методички. Так и проходил вечер за вечером: Ева рассказывала, какой из препаратов коры больших полушарий принадлежит парализованному человеку, за что отвечают тканевые макрофаги и значение какого из гормонов изменится, если удалить ту или иную железу бедному подопытному животному, а родители молча кивали или пытались прочитать какие-то абсолютно неизвестные им слова, чтобы дополнить ответ дочери, хотя им хотелось узнать, о чём же Ева переживает на самом деле.
Мирослав честно выполнял своё обещание помочь с подготовкой. Хотя у студентки были карточки, которые она делала перед каждой контрольной, фотографии, сделанные им во время пар, были как нельзя кстати. Он каждый раз обрезал их так, что было непонятно, что же на них изображено. Сплошное розово-фиолетовое месиво, состоящее из сотен оттенков и клеток. Поначалу Ева допускала совсем глупые ошибки, путала печень с почкой, а мозжечок с корой больших полушарий, но потом её насмотренность возросла, и она смогла называть всё за доли секунды. Ещё немного, и она начала бы засекать время, чтобы ставить всё новые и новые рекорды для книги Гинесса в сфере узнавания гистологических препаратов. Времени на разговоры о чём-то личном у них не было. По крайней мере, у Евы, Мирослав же не знал, чем себя занять, потому что все его знакомые сдавали экзамены и утонули в книжках, конспектах и распечатках. Какой толк от этих автоматов, когда ты не можешь разделить их с друзьями? Витя носился по отработкам, пытаясь допуститься до экзаменов. Лада, не познавшая ещё прелести студенчества и доживающая последний счастливый год, когда можно ещё не думать о ЕГЭ, пропала с радаров, пусть они и жили в одной квартире. Днями она была с подругами, а ночами сидела за компьютером и что-то рисовала. Мирослав очень скучал по Еве и начал после прогулок с Арли заходить в её любимое кафе. Его радовало, что туда можно с животными и его собачка не будет скучать на холоде. Пару раз в кафе он увидел Лизу… по ту сторону кассы, около кофемашины. Она варила кофе и взбивала молочную пенку под чутким руководством другого бариста. «Наверное, нашла подработку на каникулы», – подумал Мирослав. Та попросила его не говорить Еве о том, что он её видел, потому что она должна готовиться к экзаменам, и протянула стаканчик с вкусно пахнущим чаем. Портить отношения с лучшей подругой девушки, за пару месяцев ставшей для него всем миром, совсем не хотелось, поэтому Мира не стал задавать лишних вопросов. Хранить секреты он умел, хотя и хотел, чтобы между ним и Евой не было тайн. Но что поделать, если та хранит своё право на молчание и не рассказывает о том, что произошло с Ильёй Александровичем. В ответ у Мирослава появился ещё один небольшой безобидный секрет. Тоже связанный с биохимией.
Он вышел на улицу, вдохнул аромат ягодного чая, такой же он пил несколько дней назад, когда от нечего делать решил заглянуть к своим дедуле и бабуле. Деда не застал, потому что тот ушёл в баню буквально за несколько минут до прихода внука, но обнаружил на кухне Ларису Николаевну. Мирослав сделал глубокий вдох (хотя хотелось тут же сбежать), предвкушая, что же сейчас начнётся, но обе пожилые женщины уже устали читать нотации по поводу незачёта по биохимии, а кто же «та чертовка, вскружившая ему голову», они уже давно выяснили, поэтому Мира смог обойтись, что называется, малой кровью и обычными разговорами о природе и погоде.
– Лариса Николаевна, – начал он осторожно, потому что знал, что она не любит обсуждать свою работу вне стен института, – а уже известно, у какой группы какой преподаватель будет вести?
– Нет бы на каникулах отдохнуть и не думать об учёбе, – женщина посмеялась и отпила чай, – но да, известно, а что такое? – Казалось, её взглядом можно просвечивать людей вместо рентгеновских лучей.
– А вы не знаете, кто будет у пятнадцатой группы? В первом семестре у них вёл Илья Александрович Нечаев, – Мирославу стало неприятно от одного упоминания этого человека.
– Так ты же в семнадцатой, зачем тебе их группа? – Ей не было сложно ответить, но она наслаждалась тем, что может поворчать по-стариковски и никто ей ничего за это не сделает.
– У него там подружка… Ева Садовская… Я права? Учу её, хорошая девочка, – подала голос бабушка, стоявшая у раковины за мытьём своей кружки.
– Ну, бабуль… – он почувствовал себя первоклашкой. Вот они стоят с Евой и шушукаются на переменке, но к ним подбегают глупые одноклассники и начинают дразнить: «Тили-тили-тесто…»
– Не, ну раз подружка… – начала Лариса Николаевна, выдерживая драматичные паузы, – тогда конечно… конечно… – она коварно улыбнулась: – Не скажу. Мы же договаривались, никаких привилегий для друзей и родственников. Рит, чай обалденный, – обратилась она к своей подруге.
Мирославу пришлось рассказать этим двум пожилым женщинам о настоящих причинах своего неуда по биохимии. О своих подозрениях, что Илья Александрович не только ведёт себя непедагогично, но и позволяет себе со своими студентками слишком многое. О том, что Ева на самом деле самая умная студентка, которую он только встречал, что она может наизусть пересказать учебник биохимии, потому что, даже несмотря на то, что её валили каждую пару, не отчаивалась и училась. Конечно, уровень интеллекта измеряется не в умении запоминать, а потом воспроизводить большие объёмы информации и не в оценках, но Мирослав хотел всеми способами подчеркнуть, что к этой студентке относятся очень несправедливо. Его бабушка, которая вела у Евы физиологию, подтвердила слова внука о том, что та очень талантливая. Мира признался в том, что специально допускал глупые ошибки, чтобы ходить с Евой на отработки и провожать её после них, потому что как-то Илья Александрович осенью подкараулил студентку около института и теперь знает, где она живёт.
– К тому же, кажется, он спит с одной из своих студенток, со старостой группы Евы, и обещает ей за это экзамен «автоматом». Я поэтому и подумал, что этот преподаватель остался у них и во втором семестре. – Сложенный вчетверо листок со стихотворением Евы, который он всё время носил с собой, жёг ногу через карман на джинсах. Но этого было ничтожно мало, чтобы быть доказательством. Подумаешь, стихотворение. Подумаешь, из каждого слова сочится боль. Он понимал, что другие, даже его бабушка и Лариса Николаевна, могут сказать, что Ева всё придумала и эти несколько фраз в рифму совсем ничего не значат.
Обе женщины пребывали в состоянии шока от последней реплики, и некоторое время все трое сидели молча. Бабушка Мирослава знала, что её внук врать не может, но такое… и в их институте… Казалось, что подобное может быть только где-то далеко, в крупных городах, в Москве или Питере, но никак не у них под носом. Первой тишину прервала Лариса Николаевна.