– За свою подругу не переживай, у неё буду я, пришлось поменяться со Стерлинговой, как-то получилось, что мне досталась твоя группа, но не могу же я у тебя вести.
– Всё она может, просто не хочет, – улыбнулась бабушка Мирослава.
– Спасибо! – Мирослав был на седьмом небе от счастья, он знал, что Лариса Николаевна сможет объективно оценить Еву, и учебные проблемы той закончатся. Ему очень хотелось написать эту радостную новость Еве, но он не мог себе позволить, чтобы хоть кто-то в институте узнал о его знакомых с кафедры биохимии, даже она.
– Но ты особо не радуйся, или тебе так понравилось учиться у самой требовательной преподавательницы кафедры?
– Что не убивает… – улыбнулся он. Знали бы его одногруппники, какую свинью он им подкинул, тут же стал бы изгоем.
– Касаемо ситуации. Мне самой не нравится этот Нечаев, слишком много себе позволяет, да и Вика, – Вика была лаборанткой на кафедре, – рассказала мне о том, что как-то услышала шум в ассистентской, когда обходила кабинеты, чтобы закрыть их. Ассистентская была закрыта, а когда Вика отперла её, оттуда выбежала какая-то студентка. В слезах. В кабинете стоял Нечаев. Может, какой-то учебный момент. Мало, что ли, у нас рыдают? Мы, конечно, не кафедра фармакологии, но тоже из себя что-то представляем, – она попыталась разрядить атмосферу шуткой, но никому не было смешно. – Но почему они закрылись? – Женщина с горечью вздохнула. – Но, Мира, пойми, это очень сильные обвинения, а у нас нет никаких доказательств. И я не могу его выгнать с кафедры, потому что из-за его отца отправлюсь следом на улицу.
– А когда Вика видела их? – Ему казалось, что он улавливает один из концов головоломки, которую предстоит распутать.
– Помнишь, у нас конференция научная была? Туда ещё все наши преподаватели уйти должны были, и Нечаев в том числе. Я хорошо помню пустое место, которое ему держали. Вот тогда и было. Вика ещё опоздала, нашла меня и сказала, что он ей угрожал, якобы если кому-то расскажешь, все дела. Господи, так по-детски. Вроде серьёзный с виду молодой человек, а ведёт себя как ребёнок.
Мирослав вспомнил, что в тот день провозился в ветеринарке с Арли, а Ева тогда после пар отрабатывала ферменты. В его голове зазвучал её дрожащий голос, как будто она собиралась сказать что-то важное. Но потом осечка. Перевод темы. Пазл сошёлся. Той студенткой была она…
– А что, если мы найдём доказательства? – У Миры не было идей. Пока что. Но он знал, что должен что-то предпринять. Его не просили о помощи, но он чувствовал, что может что-то предпринять. Он обязан приложить все усилия для восстановления справедливости, которой и так слишком мало в нашем мире.
Арли прыгнула Мире на ногу и заскулила, вырывая из воспоминаний. Короткая шерсть грела хуже пуховика, да и допинга в виде горячего чая у неё не было. Они побрели в сторону дома, осторожно, стараясь не поскользнуться на льду. В свете фонарей кружились снежинки.
На следующий день Мирослав и Ева столкнулись на кафедре гистологии. До сессии оставалась ещё неделя, в которую всем группам поставили часы самостоятельной подготовки с препаратами. Встреча оказалась неожиданной для обоих. Ева должна была приехать только к экзаменам, а Мире не было нужды возвращаться на эту кафедру раньше времени. Но оба были рады, что ближайшие пару, а то и несколько часов смогут провести в приятной компании. Разговорившись, они узнали, что послужило причиной столь внезапной встречи. Ева была ответственнее всех своих одногруппников, вместе взятых, и решила в порыве альтруизма прийти пофоткать им стёклышки, хотя у самой была целая коллекция своих гистологических карточек и препаратов Мирослава на телефоне. К тому же ещё пара часов занятий с микроскопами никому бы не повредили. У Мирослава же половина одногруппников разъехалась по своим городам и ещё не вернулась, вторая же в панике учила мышцы, кости и учёных. Анатомия стояла первым экзаменом в зимнюю сессию, поэтому к ней готовились с большим рвением. Да и, по слухам, из-за гистологии ещё никого не отчисляли. В общем, до часов самоподготовки практически никому не было дела. Но всё же прийти на кафедру кто-то должен был, чтобы вся группа не осталась без изображений экзаменационных препаратов для подготовки. Все единогласно решили, что отправиться в институт должен Мира, не сдающий ни одного экзамена в эту сессию. Ради профилактики, чтобы не слишком радовался. Мирославу было несложно помочь им.
Они взяли из лаборантской наборы препаратов, расписались в специальном журнале и нашли свободную аудиторию. Из других групп тоже было немного желающих идти в институт, так что всё время в кабинете они были одни, не считая молодой преподавательницы, которая заглядывала узнать, есть ли у них какие-то вопросы. Их не было, а молодая женщина не собиралась навязывать своё общество без лишней необходимости. Ева и Мира сначала взяли один микроскоп на двоих, смотрели в него по очереди, тихо переговаривались о том, как проходили их каникулы. Их руки слегка соприкасались, от чего оба улыбались украдкой.
– Кажется, это митоз, – проронила невзначай Ева, когда смотрела препарат артерии, ответа она не ждала.
– Это мейоз, глупышка, – подыграл Мира, едва взглянув в микроскоп.
– Что?! Ты смотрел «Сумерки»?! – Её сердце растаяло.
– У меня есть младшая сестра, выбора не было. – На секунду он задумался, сколько же раз Лада проводила вампирскую экзекуцию над ним. – Третью часть мы с ней смотрели раз десять, наверное.
После этого разговора им пришлось взять второй микроскоп, потому что их время заканчивалось, в отличие от стопки коробочек с непросмотренными стёклами. Ответ на вопрос, зачем столько препаратов, никто не мог дать. Следующий час они провели молча. Звякали препараты, которые они закрепляли, тихо поскрипывали винты микроскопов, раздавался стук откладываемых коробочек. Когда закончили, уже стемнело. Мира проводил Еву домой. Та предложила зайти на чай, хотя на самом деле ей очень хотелось показать Мирославу Мармышку. Мира не смог отказать. Ему нравились не только собаки, а с этой кошечкой у них и вовсе случилась любовь с первого взгляда. Пока они пили чай, маленькая розовая предательница тихо посапывала у Миры на коленях. Ева почувствовала небольшой укол ревности и забыла о книжке с эпонимами, которую хотела подарить.
Через два дня они снова встретились на кафедре. Им оставалось отфотографировать ещё около полусотни препаратов, они знали, что не могут тратить напрасно время, но в холле всё же задержались, чтобы обменяться подарками на уже прошедший Новый год. Ева протянула коричневый «кирпичик», перетянутый красной лентой, и приняла подарочный пакет, на котором были нарисованы еноты. Она решила, что ни за что не выкинет его и не передарит кому-нибудь из друзей, даже если других подходящих пакетов не будет.
– Это что, «Преступление и наказание»? – пошутил Мира, когда понял, что внутри книга.
– Ну… почти… – ответила Ева, заглядывая в пакет.
Они сели на лавочку. Пока Мирослав пытался аккуратно освободить свой подарок из крафтовой бумаги, Ева достала из пакета забавного плюшевого енота в цилиндре и с моноклем, а затем и свой портрет. Она видела его не в первый раз, но у неё снова перехватило дыхание от восторга.
– Ничего себе… ты где её откопала? Я давно уже ищу что-то подобное, но всё время нет в наличии, – Мира удивлённо поднял глаза от книги на Еву.
– Секрет, – улыбнулась та, прижимая енота к себе, как будто ей было пять лет, и поспешно добавила: – Прости, что я сейчас не проявляю никаких эмоций, я так устала. Опять поспала всего лишь часа три, волнуюсь из-за экзаменов, но мне понравился твой подарок, а от портрета и тогда потеряла дар речи, и сейчас. – Она уже какой день была на грани, любая мелочь могла выбить её из колеи и отправить в нокаут. В такие моменты Еву настигало какое-то подобие паралича из-за собственной беспомощности, и она только и могла, что лежать на кровати, смотреть в потолок и чувствовать, как горячие слёзы затекают в уши. А потом всё так же резко прекращалось, как и началось, и Ева возвращалась к гистологии или написанию стихотворений.
– Ничего страшного, – Мира приобнял её за плечи. – Пойдём? У нас ещё много дел. – Ему не нужно было, чтобы Ева прыгала или улыбалась во все тридцать два зуба, было достаточно и того, что в её больших глазах вместо усталости появились искорки.
Чтобы поскорее закончить, Мирослав принёс сразу два микроскопа. Студентов было ещё меньше, чем в прошлый раз. Кафедра пустовала. Казалось, что даже преподаватели растворились. Стопка непросмотренных препаратов таяла на глазах, стрелки на часах замедлили свой ход, но не потому, что было скучно, а словно чтобы продлить момент. Мирослав показывал Еве некоторые стёкла на разных увеличениях, предварительно закрыв подписи рукой, чтобы проверить её. Хорошо, что время позволяло. Она ни разу не ошиблась, но всё ещё сомневалась, что достаточно хорошо готова к экзамену.
В понедельник должен был состояться их первый экзамен, начиналась сессия. Когда они на прощание обнимались у подъезда, то не грустили, потому что знали, что совсем скоро снова смогут увидеться. Мирослав пришёл домой и сразу же засел за эпонимы. На форзаце книги была надпись «Любителю артерии Лушки (Мирославу) от Евы. С Новым годом!» и небольшое сердечко. Спать Ева легла с енотом в обнимку, Мармышка мурлыкала у неё под боком, а со стены, находясь рядом с другими картинками и фотками, на них смотрел её портрет.
Глава 17Глинтвейнопитие
За день до экзамена по анатомии, хоть это и было воскресенье (поговаривали, что преподавателям доплачивали за проведение экзаменов и консультаций в выходные дни), состоялась консультация, где автоматчикам сказали приходить к девяти, но на экзамен Ева всё равно опоздала. Она долго не могла уснуть, как это обычно бывало с ней перед важными событиями, а потом проспала все три будильника. Разбудил её звонок от мамы, будто почувствовавшей неладное. Мира уже был в кабинете, где сдающие ждали своей участи. Ева окинула комнату взглядом, ища свою подругу, и поймала на себе несколько доброжелательных взглядов от тех, кто знал, что у неё автомат. Аудитория была заполнена, на каждой парте лежали открытые атласы, кто-то нервно повторял, заткнув пальцами уши, а кто-то уже устал от анатомии и поэтому беззаботно болтал и смеялся, но Лизы среди них не было. Она не была из тех немногих студентов, кто рвётся ответить на экзамене в числе первых, наоборот, сидела до последнего и экстренно завершала подготовку. Повторяла билеты, которые дома не успела или вовсе не захотела открыть. За пару часов могла спокойно нагнать пару месяцев учебного плана. Такому пофигизму и владению собой в экстренных с