– А как же мы тогда привезём ему бумажку… – от таких новостей Ева растерялась. Она решила, что, когда придёт домой, обязательно засядет за анатомию до самого утра.
– Мы обязательно что-нибудь придумаем, давай начнём с эпонимов. У тебя есть идеи, как их можно все запомнить?
От ссоры с Мирославом, которую она не смогла бы пережить, её спасло чудо. Или выдержка Миры. Ева была уверена, что причиной их разногласия стало не её неумение держать себя в руках, а Ира. У Евы появилась ещё одна причина для нелюбви к этой третьекурснице.
Книжку с эпонимами, которую она дарила Мире на Новый год, Ева нашла в своём приложении для чтения, пришлось потратиться на электронную версию. Прочитав пару страниц, она поняла, что так воспринимать информацию нереально. Фамилии сливались в одну буквенную абракадабру, а анатомические образования тут же перемешивались в голове, и отследить ниточку, как в детских головоломках на развитие внимания, и привести её к правильной фамилии, было нереально. Нейроны не слушались и отказывались выстраивать новые связи. Мирослав был прав, нужно было что-то срочно придумывать. Конечно, можно подобрать по мнемоническому правилу к каждой из фамилий учёных, «Аллéна ямка над колéном» – вертельная ямка, fossa trohanterica, но эти правила не всегда были анатомически точными, ударения в фамилиях часто коверкались (учёного на самом деле звали áллен), да и на их придумывание уходило ещё больше времени, чем на обычную зубрёжку. К тому же у одного и того же анатомического образования было несколько названий. Это работало и в обратную сторону: по фамилии одного учёного могли быть названы мышца, артерия, несколько связок, какой-нибудь канал кости и венозный синус одновременно. Ещё одна проблема состояла в том, что в книге, по заверению автора, было более 2300 эпонимов, а запомнить их все в такие сжатые сроки было так же реально, как создать вакцину от вируса иммунодефицита человека или лекарство от рака. Нужно было придумать, по какому принципу отбирать самое важное.
Так как эпонимы в основном были в практическом этапе, Ева решила пока что отмечать для себя в книге только те анатомические образования, которые можно будет найти на костях или влажных препаратах. О всяких косточках Альбрехта (добавочной кости между затылочной и клиновидными костями) или связках Берарда (плевровертебральных связках, находящихся, как понятно из названия, между плеврой, покрывающей лёгкие, и позвонками) можно было спокойно забыть. Такие мелочи на препаратах смог бы найти разве только Игорь Павлович. У Евы ещё со школы было убеждение, что олимпиады составляют только те, кто всем сердцем ненавидит школьников или студентов, в них участвующих. Это было её единственным объяснением, почему задания олимпиад всегда ужасные и жестокие. Но у всего же должен быть предел, и заставлять студентов искать добавочные кости было бы за гранью добра и зла. Также она решила отбросить фамилии учёных, по которым было названо слишком большое количество образований. Например, в книге было упомянуто целых шесть различных связок Баркова (судя по всему, этот немецкий анатом провёл жизнь очень интересно). Уж тут ни принимающий, ни участник не сможет понять, о какой конкретно в билете идёт речь. Внезапно Ева вспомнила свои карточки по гистологии и подумала: почему же нельзя сделать что-то подобное с эпонимами? Через пару часов у неё уже были готовы карточки по первым двум разделам из книги. Оставалось только открывать их время от времени, тренироваться и надеяться, что судьба её не обделит удачей, и на олимпиаде попадётся только то, на что она обратила внимание. Ева подумала, что Мире очень понравится её идея, и вскоре поняла, что оказалась права.
На следующий день время после пар ребята посвятили весёлой бюрократии: заполнению заявлений, сбору подписей и печатей, чтобы институт выделил им финансирование на поездку. Погода в тот день шептала. Шептала не выходить из комнаты и не совершать ошибку. Наконец-то наступила оттепель, и под ногами теперь был слой слякоти и грязи, к тому же после обеда начал лить дождь. Когда Ева с Мирой смогли добраться до бухгалтерии, Ира их уже ждала с весьма недовольным выражением лица. По крайней мере, так показалось Еве, потому что такой третьекурсница всегда выглядела, стоило ей расслабить свои мимические мышцы. Улыбаться всем и каждому никогда не входило в планы Иры. Ева редко обращала внимание на внешний вид окружающих, но в случае этой третьекурсницы просто не могла этого не делать. Чёрные кожаные сапожки и такие же штаны не были ничем забрызганы. Как будто она телепортировалась сюда прямо из дома и даже не была в курсе, что на улице происходит настоящий штормагеддон. Или же она умела летать, как настоящая фея, и парила над лужами. А объёмный розовый свитер в духе последних трендов подчёркивал её миниатюрность. Кукла. Просто кукла. К тому же не обделённая мозгами. Эта Барби – врач. Ева через силу улыбнулась. Не так она себе представляла возможных сокомандников. Ей раньше казалось, что на подобные мероприятия со всей страны должны съезжаться девочки-заучки и мальчики-зубрилки, не видящие ничего, кроме учебников, далёкие от мира моды, с нехваткой времени на себя. А потом сама попала в команду, увидела Иру и разрушила все свои стереотипы.
Впервые за долгое время Ева возвращалась домой одна. Мирославу нужно было срочно заскочить на кафедру биохимии. Первая мысль Евы была о том, что он хочет провести время с Ирой, поэтому нашёл настолько странный предлог и пожертвовал их традицией ходить из института вместе, но она своими глазами видела, как Ира с грацией кошки обошла все лужи и села одна в такси. К тому же у Миры на кафедре были двоюродная сестра и, судя по всему, бабушка. Может, он решил вернуть Вике книги, которые Лада уже успела прочитать? Если так, то его сестра очень быстро читала или имела слишком много свободного времени. Ева и не думала, что от неё могут что-то скрывать. Что-то очень важное и напрямую касающееся произошедшего осенью.
Мирослав сидел в кабинете Ларисы Николаевны, его нога нервно подёргивалась. Он не находил себе места, но не подавал вида, что очень переживает. Через пару минут к ним зашла Вика, после того как смогла убедиться, что кроме них на кафедре никого не осталось. Меры предосторожности, чтобы Илья Александрович не узнал об их плане раньше времени. Лишние глаза или уши тоже не были нужны. Пожилая женщина заперла кабинет на ключ изнутри, как привыкла это делать, когда не хотела, чтобы её донимали студенты расспросами, можно ли подписать лабораторную или пересдать коллоквиум. Отгороженные от всего мира, все они понимали, что всё происходящее в этом кабинете не должно выйти за его пределы.
– Не нравится мне всё это, – начала Вика.
– Я согласен, план не идеальный, – ответил Мирослав.
– Не идеальный?! Ты просто предлагаешь сидеть и ждать, пока он опять кого-нибудь не трахнет у нас под носом! – Лаборантка была крайне возмущена.
– Вика! Подбирай выражения и, пожалуйста, будь потише, мы в стенах института как-никак, – вмешалась заведующая кафедрой.
– Хорошо, Лариса Николаевна, – произнесла Вика с иронией и нажимом на официальное обращение, эта женщина была лучшей подругой и её бабушки тоже. Называть её по имени-отчеству она так и не привыкла, хотя уже полгода проработала на кафедре.
– Мы поставим в ассистентской камеру, скрытую, я посмотрел, есть замаскированные под датчики пожарной безопасности. Не думаю, что хоть кто-то так часто смотрит на потолок, чтобы заметить появление ещё одного, – Мира продолжал, несмотря на скептицизм своей двоюродной сестры. – Ты узнала, чего нам будет достаточно, чтобы припугнуть его судебным разбирательством?
– Нет ещё, – отец Вики был юристом. – Я, в отличие от некоторых, не хочу в это втягивать всю семью, поэтому нашла кое-что сама. И мне это всё не нравится. Мира, я понимаю, что тобой движут исключительно благие и благородные намерения помочь подруге, но это всё… как тебе сказать… не очень этично. Ты собираешься круглосуточно следить за ассистентами кафедры, да ещё и заснять изнасилование, ну или попытку, без разницы. Это как-то… – Вика не смогла подобрать подходящих слов, чтобы отразить всё происходящее у неё в душе. Несмотря на то что она хотела помочь Еве (винила себя, что в тот день не смогла прийти раньше), она не была готова подвергать опасности кого-нибудь из студенток. А уголовный кодекс не был настроен на защиту жертв домогательств. Там было несколько статей, но, чтобы попасть под каждую из них, преступление должно быть достаточно серьёзным, чтобы очередная студентка была действительно в опасности для своего психического и физического здоровья. Конечно, Вике это не нравилось.
– В институте и так стоят скрытые камеры в коридорах, и ничего, никто не жалуется. Я думаю, он проворачивает у нас под носом и более неэтичные вещи. Имея под рукой камеру, которая будет в реальном времени показывать происходящее в ассистентской, мы сможем подгадать момент и успеть вовремя. И никакой дороги в ад, только благие намерения.
– Ты меня почти убедил. Но как мы объясним, откуда взялась камера? – не унималась лаборантка. – Ну так, вдруг он решит нас в чём-то обвинить, в слежке, например.
Каждый план должен подвергаться критике, чтобы можно было выявить его слабые места. Мирослав это понимал, поэтому не сердился на свою двоюродную сестру, ставшую здравым разумом их команды заговорщиков против Ильи Александровича. Он, наоборот, был очень благодарен Вике за зерно рациональности. Но ответа на её вопрос у него, к сожалению, не было.
– Легко, – наконец-то подала голос Лариса Николаевна, наблюдавшая за дискуссией в ожидании подходящего момента, когда можно будет вмешаться. – Допустим, у кого-то из ассистентской стали пропадать вещи. Продолжалось это весь семестр, подозреваем мы кого-то из своих, поэтому хотим установить скрытую камеру и решить всё тихо-мирно. А потом, по случайному стечению обстоятельств, на камеры попадёт… – ей было неприятно даже думать, что Нечаев хотел сделать с Евой, не то что произносить это вслух.