Любовь пахнет понедельником — страница 47 из 57

– Эх… какой аромат! Чувствуете? Это потому, что я вылила сюда бутылку коньяка, – Зинаида Михайловна по-доброму захихикала, она была ещё одним человеком, который любил прикрывать свои шалости старческими странностями.

Крышка саркофага захлопнулась.

Глава 28Звёздный час

Обнимай меня, будь моей кожей,

Спрячь меня от суеты.

Я всё потратила, как старый художник,

Всю жизнь разменяв на цветы.

Асия. Розы


В общем чате ребята договорились с Алиной Олеговной встретиться около входа на территорию больницы. Найти нужное здание среди множества корпусов человеку, который никогда не был на кафедре пат. анатомии, было бы достаточно трудно. С биохимии Ева с Мирославом отпросились без проблем. В конце концов, они уже стали призёрами вузовской олимпиады, должны же у них быть хоть какие-то привилегии, пусть это и не совсем честно.

Ира уже давно стояла в назначенном месте, уткнувшись в телефон. Им скинули расписание экзаменов. Ненавистная патофизиология стояла первой. «Вот дерьмо», – подумала третьекурсница и поморщилась. Прямо-таки с корабля на бал. Сессия должна была начаться через день после их приезда из Питера. Выучить за один день и пару ночей 567 вопросов было не под силу даже такой «машине», как Ира. И, как назло, это был единственный предмет, по которому автомат так и не вышел, а дата олимпиады, как третьекурсница и ожидала, совпала с поездкой. Последний дурацкий тест с десятью вопросами на соответствие всё испортил. И кто вообще придумал включить в него вопросы с названиями генов?! Конечно, она знала кто, но легче от этого не становилось. Больше, чем патофизиологию, Ира ненавидела только гигиену, которую, к превеликому счастью, благодаря везению, часам тупой зубрёжки и свечке, заботливо поставленной бабулей в храме, уже сдала. Третьекурсница начала прикидывать, как перераспределить свободное время так, чтобы и подготовка к олимпиаде не пострадала, и на экзамене в грязь лицом не ударить. Ближайшие несколько дней кофе будет её единственной пищей. «Что ж, зато к лету похудею без особых усилий и отдыхать начну раньше остальных», – попыталась найти хоть какие-то плюсы Ира. – «Потом и практика на скорой, вот и физические нагрузки будут, подкачаюсь чуток».

Алина Олеговна немного опоздала. Ребятам сказала, что были пробки. На самом деле она полночи освежала свои знания патологической анатомии, просматривала бесчисленные фотографии макропрепаратов, чтобы не ударить в грязь лицом и подсказать ребятам в случае чего правильной ответ. Хотя Зинаида Михайловна была права: на олимпиаде она ничем не сможет им помочь. Из-за посиделок допоздна, как в старые добрые студенческие времена, которые ещё не успела забыть, Алина Олеговна проспала. Просто не услышала все три будильника. А потом да, попала в небольшую пробку, так что молодая преподавательница даже почти и не соврала. До кафедры им пришлось бежать, чтобы не опоздать ещё сильнее.

Их уже ждал пожилой мужчина в белом халате. Василий Геннадьевич, доцент кафедры, как его представила Алина Олеговна. Она попросила Игоря Павловича договориться, чтобы на вскрытии присутствовал именно он. У них с Зинаидой Михайловной была схожая манера проведения опросов. Ребята должны были помнить, что они сюда не развлекаться пришли. Да и выработать стрессоустойчивость у будущих врачей было тоже немаловажно. Тем более Ире, как и многим студентам, хотелось пойти в одну из хирургических специальностей. Возможно, акушеру-гинекологу и не нужно знать, как выглядит почка при амилоидозе, но как студентка, тем более отличница, она была обязана знать всё. Кроме того, у молодой преподавательницы была нежная студенческая привязанность к этому мужчине как к человеку, который вёл у неё пары и отвечал на все её бесчисленные и порой совсем глупые вопросы. Ему бы она доверила обучать не только свою команду, но и своих детей, если они вообще будут и захотят пойти в медицину.

Через двери с табличкой «Посторонним вход воспрещён» они зашли в комнату, куда хочет попасть практически каждый студент медицинского, а те, кто не хотят, зря тратят своё время в этом институте. В нос ударил сладковатый запах мясного отдела рынка. Ева в детстве очень любила ходить с мамой туда. Ей нравилось бродить среди прилавков с кусками свежего мяса, печени и бычьих сердец. И почему все говорят, что на вскрытиях ужасный запах? Ева не понимала.

В комнате, с тех пор, когда там в последний раз была Алина Олеговна, совсем ничего не изменилось. Те же два секционных стола, за каждым из которых уже кипела работа. Та же покоцанная плитка на полу, вечно мокрая из-за капающей со столов воды. Те же металлические крючки на стене, на которых всё так же висели коричневые фартуки из клеёнчатого материала. Поменялись только люди вокруг. Да и Алина Олеговна перестала быть студенткой, теперь они с Василием Геннадьевичем коллеги. Молодую преподавательницу накрыло смесью гордости и ностальгии.

Ева всегда представляла себе патологоанатомов как помотанных жизнью мужчин, с трёхдневной щетиной и вселенской грустью в глазах. И обязательно пьющих. Ей казалось, что человек, который каждый божий день сталкивается со смертью и страданиями тех, кто потерял близкого, но сам остался жить, не может не пить. По такой логике, многие врачи, практически все вне зависимости от профиля, должны были тоже частенько прикладываться к бутылке. Мужчины, которых Ева увидела здесь, выглядели скорее как весёлые мясники, а не как измученные страдальцы: в тёмных клеёнчатых фартуках, с высоко закатанными рукавами, потные и без следа грусти во взгляде. Один вскрывал черепную коробку, ловко орудуя пилой, и очень дружелюбно попросил ребят отойти в сторону. Если они, конечно, не хотят, чтобы их обрызгало кровью. Второй в руках держал часть толстого кишечника. Василий Геннадьевич подвёл Алину Олеговну и ребят к дальнему столу.

– Предварительная причина смерти – инфаркт миокарда, – начал он. – Вскрытие проводит ординатор первого года. Данил, покажи ребятам, что там у тебя.

– Дивертикулёз толстой кишки, – молодой человек показал выпячивания, похожие на небольшие шарики.

– Понял, – ответил Василий Геннадьевич. – Заболевание сопутствующее. При жизни никак не проявлялось, но раз мы его нашли, то пусть будет. А если бы эти выпячивания, дивертикулы, воспалились, был бы уже дивертикулит и совсем другой разговор.

Ева, как заворожённая, наблюдала за всеми, порой не очень уверенными, действиями ординатора. Какое это вскрытие в его жизни? Пятое? Десятое? Ева по-светлому завидовала и примеряла на себя эту профессию. Хватило бы у неё сил и мужества для такой неженской работы? И вообще, как часто женщины становятся патологами? Она не заметила, как подошла слишком близко к секционному столу.

– Ну-ну, что за некрофилия тут началась? Не прижимайтесь так, – засмеялся доцент.

Ева смущённо сделала пару шагов назад.

Ординатор достал сердце, с которым он провозился достаточно долго, потому что у покойной стоял кардиостимулятор. Когда-то он служил верой и правдой и помогал своей хозяйке вести счастливую жизнь, а сейчас только мешал вскрытию и никак не хотел отделяться от тканей, к которым успел прирасти. Когда полости сердца были вскрыты, Василий Геннадьевич начал опрос студентов. Ева не была сильна в сердечно-сосудистой системе и совсем не помнила кровоснабжение, поэтому на выручку пришла Ира, которая начала отвечать на все вопросы. Но Ева не думала, что эта третьекурсница спасла их от позора. Она считала, что Ира опять повела себя как выскочка-всезнайка. А она вообще думает о чём-то, кроме учёбы? И есть ли у неё вообще личная жизнь? Друзья? Или она, кроме преподавателей, ни с кем не общается? Наконец-то ординатор нашёл подтверждение инфаркта и указал ребятам на часть миокарда, которая была сильно истончена. Василий Геннадьевич сфотографировал сердце.

– Отчёты о всех вскрытиях мы предоставляем вместе с фотографиями, – пояснил он.

Ординатор взял небольшие ножнички и начал вскрывать коронарную артерию в поисках тромба. Наконец нашёл его и продемонстрировал ребятам. Ева ничего не поняла, но кивнула, как будто всё увидела. Выглядеть глупой перед доцентом кафедры совсем не хотелось. Василий Геннадьевич сфотографировал и тромб тоже.

И дальше на все вопросы отвечала Ира. Ева не могла оторвать взгляд от внутренностей. В отличие от серой формалиновой «бабки», пролежавшей в саркофаге не один десяток лет (а может, и не одно столетие), то, что она сейчас видела, казалось настоящим чудом и буйством красок. Мирослав сначала молчал, потому что хотел предоставить право ответа Еве, но скоро понял, что та слишком увлечена и ни на что не обращает внимание. На вопрос о кровоснабжении надпочечников и составе красной пульпы селезёнки ответил он сам. Хотя, по правде сказать, если бы не опрос, он бы смотрел на Еву с не меньшей заинтересованностью, чем она на кишки и желудок. Затаив дыхание, та не выпускала из виду ни одного движения молодого ординатора. Порой она от удивления приоткрывала рот, а Мира не мог отвести взгляда от её пухлых губ, но быстро вспоминал, что они вообще-то на вскрытии, перед ними на столе лежит мёртвая женщина, и это точно не время и не место для мыслей о поцелуях.

Им показали всевозможные последствия сердечной недостаточности. Первично-сморщенную почку: её поверхность была мелкозернистой, а сама она была уменьшена в размерах. Пёструю печень, по-другому она называлась «мускатной» за схожесть среза с видом мускатного ореха, а такая картинка была обусловлена венозным застоем в этом органе. Василий Геннадьевич заверил ребят, что им очень повезло. Макропрепарат в музее серый от времени и не такой красивый. Увеличенную селезёнку, тоже из-за венозного застоя. Конечно, это не поможет им в написании олимпиады по нормальной анатомии, но всё это было для них очень интересно. Ева и Мира хватали каждое слово, ведь рано или поздно эти новые знания им обязательно пригодятся. Ира же отвечала на все вопросы по пат. анатомии, ещё раз доказывая, что её автомат по этому предмету вышел не случайно, и она его действительно заслужила.