Успокоившись, Бриана наложила свежую повязку и, неожиданно смутившись, немного отодвинулась от него. Она никогда не оставалась с мужчиной совсем одна ночью. Даже с Макклейном она не была один на один: ее тетя или дядя всегда находились вместе с ними. На этот раз все было по-другому. Никто и не услышит, если она вдруг начнет звать на помощь. Запах Шункаха наполнил все ее существо, вид его обнаженного до пояса тела затмил все вокруг. Ему, наверно, холодно, подумала она, но дрожала почему-то сама. Она подняла глаза, чтобы увидеть его лицо. Он смотрел на нее, его темные глаза наполнились до краев чувством, которого она не понимала, но которое заставляло ее трепетать.
— Ты дрожишь, Ишна Ви? — спросил он спокойно. — Ты меня боишься сейчас?
— Нет, конечно же, нет. — Звук его голоса показался ей странным. — Ты убил его? — слова появились ниоткуда.
— Да.
— Почему?
— Чтобы спасти свою собственную жизнь, — сказал Шункаха Люта жестким, суровым тоном. — Я убил его хладнокровно, как убил бы любого белого, вторгшегося на нашу землю. — Он положил свою руку на ее пальцы, и ярость покинула его. С нежностью он произнес: — Но я никогда не причиню зла тебе, Золотой Волос.
— Я знаю, — прошептала. Бриана.
И она действительно знала это. Она не боялась его — ни сейчас, ни когда-либо раньше. Но как описать те новые странные чувства, которые захлестнули ее? В желудке было ощущение, будто туда залетела бабочка, во рту пересохло, ладони стали влажными. Еще не отдавая себе полного отчета, она поняла, что хочет, чтобы он ее поцеловал.
Шункаха Люта любовался девушкой, не в силах оторвать от нее взгляд. Ее косы были яркими, как солнце, и притягивающими, как пламя, а кожа — полупрозрачной и нежной. Губы, слегка приоткрытые, соблазняли его ощутить их сладость, но он с большим трудом сдержал себя и не сделал этого. Ее глаза светились невинно и доверчиво. Она всего лишь ребенок, напомнил он себе, маленькая девочка, которая очень сильно рискует, помогая ему.
— Тебе лучше идти, — хрипло сказал он.
— Да, — согласилась Бриана, поднимаясь на ноги.
У Шункаха Люта перехватило дыхание, когда она встала перед ним. От свечи, горящей позади нее, ее длинная белая хлопчатобумажная ночная рубашка стала прозрачной, выдавая длинные стройные ноги, округлые бедра, узкую талию.
Тяжкий вздох вырвался из его груди, когда Бриана покинула чердак. «Она только ребенок, — напоминал он себе снова и снова, — невинная маленькая девочка, облаченная в нежную плоть женской зрелости, не знающая мужчин…» Сон надолго покинул его.
— Глава 7 —
Следующие пять дней были сказочными для Брианы. Она вставала рано 'утром, чтобы выполнить ежедневные обязанности по дому, и после кормления коров, свиней и цыплят украдкой проводила несколько минут с Шункаха Люта. Как-то утром ее тетя неожиданно отметила странное увеличение количества съеденной ими пищи за последние несколько дней. Бриана пожала плечами и сказала, что в последнее время она чувствует себя постоянно голодной. Тетя Гарриет странно посмотрела на нее, но ничего больше не сказала.
Поздно ночью, когда дядя Генри и тетя Гарриет крепко спали, Бриана тихонько выбралась из дома и побежала в амбар, чтобы дать индейцу что-нибудь поесть и провести несколько спокойных минут рядом с ним, вслушиваясь в его чарующий голос, наслаждаясь дружелюбием и одобрением, которые она видела в его красивых черных глазах. Он был ее первым другом, и она чувствовала, что может рассказывать ему все, все, все…
Она могла пожаловаться Шункаха Люта на тяжелую работу, которую ее заставляют делать. Могла посетовать на то, что тетя и дядя не любят ее, несмотря на все старания угодить им, Могла тихо поплакать, когда говорила о маме и папе, погибших шесть лет назад.
Боль и одиночество, которые переполняли ее сердце, бесследно исчезали, когда Шункаха Люта обнимал ее. Его руки, такие большие и сильные, слегка поглаживали ее волосы и спину. Его низкий голос становился мягче от сострадания. Он уверял, что когда-нибудь она познает любовь и счастье, что Вакан Танка, Великий Дух, не даст ей провести остаток жизни в страданиях и рабстве.
И сам Шункаха Люта делился с ней наболевшим. Он рассказал Бриане о своей великой скорби, когда умерла его мать, о чувстве беспомощности и отчаянной безысходности, когда на его глазах младшая сестренка зачахла от постоянного недоедания.
Бриана плакала, слушая его рассказ. Она жалела его: ведь он был еще более одиноким, чем она сама. Он потерял не только семью и дом, но и образ жизни.
С каждой ночью она оставалась с ним все дольше и дольше. Его близость согревала ее, его одобрение было, как дуновение свежего воздуха после пыльной бури. В течение шести лет она не знала ничего, кроме тяжелой работы, а Шункаха Люта только хвалил и восхищался ею, и она наслаждалась его словами.
Они о многом говорили. Бриана рассказала ему, как ходила в школу и как ей это нравилось, о том, что тетя Гарриет заставила ее бросить школу, когда ей исполнилось шестнадцать: тетя считала непристойным для женщины быть слишком образованной. Бриана рассказала ему о своем детстве, о счастливом времени, проведенном с родителями, о любви, весельи и привязанности, которыми они делились друг с другом. С трудом верилось, что Генри Бьюдайн — родной брат ее отца. Генри был холоден как лед, тогда как отец Брианы отличался добросердечием и дружелюбием и мог находить хорошее в каждом, с кем он встречался.
Шункаха Люта рассказал Бриане о жизни у Черных Холмов, о борьбе против белых, вторгшихся на их землю. Его народ сдался, сказал он с горечью, но были другие племена, которые еще боролись за свой прежний образ жизни. Ташунке-Витке, известный белым как Неистовая Лошадь, еще не сдался, так же, как и Татонка Ийотаке, Сидящий Бык.
— Это туда ты хочешь отправиться, когда уйдешь отсюда? — спросила Бриана. — Назад, к Черным Холмам, чтобы быть со своим народом?
— Да, я хочу снова бороться.
Бриана кивнула, сердце ее сжалось от мысли, что он уйдет.
— А как ты, Золотой Волос? — спросил Шункаха. — Чего ты хочешь от жизни?
— Я хочу иметь свой собственный дом, — уверенно сказала Бриана. — Хочу выйти замуж, устроиться на одном месте и никогда оттуда не уезжать. Хочу иметь свое хозяйство, свою собственную землю, похожую на эту. — Она задумчиво улыбнулась. — Моя тетя ненавидит эти места. Она никогда не простит дяде, что он заставил ее уехать из Пенсильвании в эту дикую пустыню, как она называет свою землю. Но мне здесь нравится. По-моему, здесь красиво.
«Ты сама красивая,» — подумал Шункаха Люта, но не осмелился произнести эти слова вслух. Вместо того он спросил:
— Много молодых васику ухаживают за тобой?
— Васику?
— Белых людей.
— Нет.
— Нет? — воскликнул Шункаха Люта, не веря. — Они что, все слепые?
— В нашей местности всего несколько парней моего возраста, — сказала Бриана. — Я ни на кого не обращаю внимания. Они все такие глупые.
— Ты не обращаешь внимания на глупых мужчин?
— Нет. Я хочу мужчину сильного и ловкого, чтобы заботился обо мне.
Кого-нибудь похожего на тебя.
— Надеюсь, ты его найдешь. Ты заслуживаешь самого хорошего, что может предложить жизнь.
— Спасибо, — прошептала Бриана, снова внезапно оробев.
Мысли Брианы были заняты индейцем, когда она помогала тете готовить ужин на следующий вечер. Она с трепетом думала о том часе, когда сможет тайком пробраться в амбар и снова быть рядом с ним. Сочная ветчина запекалась в печи и ей очень хотелось принести кусочек ему. Она любила смотреть, как Шункаха ест, была счастлива видеть удовольствие в его глазах, когда он поглощал принесенную ею еду. С тех пор, как индеец появился в амбаре Бьюдайнов, Бриана сама стремилась заниматься приготовлением пищи. И вот сейчас уже был почти готов шоколадный пирог, якобы для дяди Генри, но на самом деле — для Шункаха Люта. Выяснилось, что он очень любит сладости, особенно пироги.
И все же не только радостью жила Бриана. Была в ее мыслях и печаль. Раны индейца быстро заживали. Скоро он вернется к своему народу, и она больше никогда его не увидит. Какой пустой станет ее жизнь без него!
Обед в тот вечер прошел в тишине. Гарриет Бьюдайн не разговаривала со своим мужем, и Генри платил ей тем же. Оба они не разговаривали с Брианой. Вообще-то в этом ничего необычного не было. Гарриет часто демонстрировала свое пренебрежение к мужу и отказывалась говорить с ним, пока он лишний раз не извинится или не принесет такой подарок, который она посчитает достойным ее прощения.
Что касается Брианы, она предпочитала молчание, которое было гораздо приятнее, чем их постоянные перебранки. Иногда — как, например, сейчас — она задумывалась: почему ее тетя и дядя поженились? Они не казались счастливой парой. Их не интересовали дела Друг друга. Они редко обменивались добрыми словами.
Это случилось, когда Бриана убирала со стола. Каким-то образом изящная китайская чашечка, которую дядя Генри подарил супруге на юбилей, выпала из ее рук и ударилась о деревянный пол, разбившись на множество блестящих кусочков. Бриана в ужасе подняла глаза, боясь встретить беспощадно испепеляющий взгляд тети.
— Принеси ремень, — коротко приказала Гарриет Бьюдайн.
— Пожалуйста, тетя Гарриет… Это была случайность.
— Не бывает таких вещей, как случайность, — сердито отпарировала Гарриет Бьюдайн.
Бриана отчаянно посмотрела на дядю, надеясь, что он вступится за нее, как иногда бывало, но Генри Бьюдайн не был настроен выказывать милосердие племяннице. Он был сыт по горло своей женой, сыт по горло фермой, да и жизнью вообще. Бормоча ругательства себе под нос, он сорвал шляпу с вешалки и гордо вышел из дома, направляясь в город за холодным пивом.
Все тело Брианы тряслось от страха, когда она пошла на кухню и взяла тяжелый кожаный ремень, который служил дяде Генри для правки бритвы. Во рту стало сухо, как в пустыне, пока она поднималась по ступенькам в свою комнату и ложилась лицом вниз на свою узкую койку, обнажив спину до пояса.