[25]. Габсбурги славились своей плодовитостью (недаром император Наполеон I, желавший как можно скорее обзавестись наследником, второй раз женился на эрцгерцогине Марии-Луизе Габсбург), у них всегда в запасе было несколько женихов и невест, а потому они для верности предпочитали заключать двойные браки: принц и принцесса из дома Габсбургов шли под венец с принцем и принцессой, допустим, польского королевского дома.
Наиболее выгодную сделку удалось провернуть в конце XV века, когда дети испанской королевской четы, Фердинанда и Изабеллы Католических, сочетались браком с отпрысками дома Габсбургов: принц Арагона и Кастилии Хуан (1478–1497) женился на эрцгерцогине Маргарите Австрийской (1480–1530), а инфанта Хуана (1479–1555) вышла замуж за ее брата, австрийского эрцгерцога Филиппа Красивого (1478–1506). Семейному счастью новобрачных было суждено продлиться недолго: принц Хуан скончался уже через полгода после свадьбы, как утверждают современные доктора, от чахотки, а если верить старинным документам – от невоздержанных занятий сексом с молодой женой. Хуана же прожила очень долгую по меркам тех времен жизнь, но у нее рано стали наблюдаться признаки душевного заболевания. После смерти мужа, которого она в полном смысле слова безумно любила, бедняжка помешалась окончательно. Стечение ряда обстоятельств привело к тому, что Испания, вместе со всеми ее колониями в Новом Свете, за смертью всех прочих наследников королевской четы Фердинанда и Изабеллы, отошла к старшему сыну Хуаны и Филиппа (несмотря на помешательство, она родила шестерых детей), известному в истории как император Карл V (1500–1558), который унаследовал еще и земли своих австрийских предков. Грандиозность владений, доставшихся этому монарху, просто трудно вообразить себе, и она описывалась современниками кратким предложением: «В его владениях не заходило солнце». Таким образом, на опустевшем троне Испании воцарились австрияки Габсбурги, и теперь читателю должно быть понятно, почему испанская инфанта, которую предназначали в жены Людовику, официально звалась Анной Австрийской.
Итак, используя испытанный прием Габсбургов и невзирая на возражения французской знати, Мария Медичи добилась заключения двойного брака между наследниками двух королевских домов: Людовик ХIII женится на инфанте Анне Австрийской, а его сестра Елизавета выйдет замуж за инфанта Филиппа, будущего короля Испании Филиппа IV. Брак старшего сына Марии для нее выглядел в особенности благоприятным: будущие супруги родились в один год, с разницей в одну неделю. Ее совершенно не смущало то, что им исполнилось всего по четырнадцать лет.
Когда все проблемы, связанные с двойным бракосочетанием, были утрясены, королева-мать отправилась в путь в сопровождении трех тысяч пехотинцев, более тысячи всадников, бесчисленных карет придворных и целого обоза с приданым невесты и всяческими причиндалами многочисленных придворных. Подобное путешествие окончательно обескровило и без того скудную казну королевства, но традиции славного дом Медичи не позволяли явиться к будущим сватам в обличье бедной родственницы. В Бордо 18 октября состоялось бракосочетание по доверенности принцессы Елизаветы с Филиппом, принцем Астурийским, и через три дня она навсегда покинула родную Францию.
Людовика буквально раздирало любопытство увидеть свою суженую. 21 ноября он инкогнито поехал в Кастро, где ему удалось увидеть инфанту, и Анна ему понравилась. 25 ноября состоялось венчание в соборе Бордо. Молодые блистали роскошными одеяниями, Людовик был облачен в костюм из белого атласа, расшитый золотом, дополненный несколькими самыми красивыми украшениями из драгоценностей короны Франции. Что же касается Анны, лишь с трудом можно представить себе, как четырнадцатилетняя девушка вынесла длительный обряд под бременем своих одеяний. На ней было платье, расшитое 92 тысячами мелких жемчужин, настолько тяжелое, что она не могла передвигаться в нем самостоятельно, ее приходилось водить за руку; на голове – увесистая корона, плечи оттягивала королевская мантия, расшитая лилиями.
Далее новобрачные и регентша отправились во дворец епископа, где они разместились на время своего пребывания в Бордо. Теперь Мария приступила к осуществлению самой значимой части брачной церемонии: фактическому осуществлению брачного союза. Ни у кого не должно было создаться ни малейшего сомнения в том, что эти подростки на самом деле стали мужем и женой. Она сама уложила их в огромную кровать и задернула занавеси на ней, оставив в комнате в качестве свидетелей обеих кормилиц новобрачных.
Тяжкие испытания герцога Мантуанского
Почему Мария Медичи придавала такое значение фактической части заключения брака? В истории наследственных монархий полно казусов, связанных с тем, что в интимной жизни новобрачных представителей монархических династий что-то не ладилось, и эти нелады впоследствии оборачивались крупными неприятностями не столько для самих супругов, сколько для целых государств. Самым главным было обеспечить законные наследственные права потомкам – и вокруг этого возникали иногда коллизии, в которых было замешано много драматического и иногда даже комического.
Марии было всего одиннадцать лет, когда ее старшая сестра Элеонора (1567–1611) вышла замуж за единственного наследника Гуильельмо Гонзага, герцога Мантуанского, Винченцо (1562–1612). Надо сказать, что род Гонзага принадлежал к числу древнейших и самых уважаемых среди монархов итальянских государств. Отношения у герцога со своим сыном были сложные, ибо сын получился, мягко говоря, непутевый. Кстати, считается, что именно он стал прообразом героя оперы Д. Верди «Риголетто», хотя это творение создавалось на основе пьесы В. Гюго «Король забавляется». Винченцо был типичным итальянским феодалом эпохи Возрождения – распутным транжирой с ярко выраженным чувством прекрасного и любовью к искусствам во всех видах его проявления. Став полноправным монархом, он превратил Мантую в один из центров европейской культуры, но в 1580-х годах до этого было еще далеко. В молодости его любимым времяпрепровождением были пышные пиры с друзьями и легкомысленными красавицами, слава о которых гремела далеко за пределами небольшого герцогства Мантуанского. По окончании этих пиров, достойных Лукулла, разгоряченные обильными возлияниями и принесениями на алтарь продажной любви собутыльники Винченцо во главе с хлебосольным хозяином глубокой ночью отправлялись в город, оглашая его громкими воплями и задирая всех, попадавшихся им навстречу. Нередко подобные прогулки завершались уличными стычками, кончавшимися, как это ни прискорбно, мертвыми телами. Герцогу Гуильельмо претило подобное поведение сына, но он ничего не мог поделать с ним и активно заметал следы ночных подвигов сынка. Граница была перейдена, когда летом 1582 года во время одной из таких экспедиций банда Винченцо встретила на темной улице любимого советника герцога-отца, шотландца Джеймса Крайтна, и начала придираться к нему, ибо Винченцо, в отличие от отца, на дух не переносил этого чужеземца. Шотландец оказался не робкого десятка, обнажил шпагу и имел неосторожность убить одного из прихлебателей Винченцо, распутника и бездельника Ипполито Ландзони. В отместку взбешенный герцогский сынок отправил на тот свет опротивевшего ему шотландца. Что оставалось делать разгневанному отцу? Естественно, простить легкомысленного сына, принесшего ему на суд свою повинную голову.
Убоявшись того, как бы во время ночных похождений сына случайно не лишил жизни какой-нибудь несведущий, но отчаянный молодец, Гуильельмо решил женить его, дабы тот поскорее обзавелся потомством, а Бог даст, и остепенился. В 1580 году он начал подыскивать ему невесту, но та должна была принести с собой солидное придание – мотовство сынка сильно подорвало состояние финансов герцогства. Он начал переговоры с великим герцогом Тосканским Франческо I относительно руки его старшей дочери Элеоноры. Переговоры вскоре зашли в тупик, ибо Франческо не желал давать за Элеонорой более 100 тысяч флоринов. Вскоре Гуильельмо Гонзага получил предложение от могущественного герцога Пармы и Пьяченцы из древнего рода Фарнезе женить сына на его внучке, тринадцатилетней Маргерите, приданое которой составляло 300 тысяч флоринов. Гуильельмо пришел в восторг, и 2 марта 1581 года состоялась свадьба. Через пару дней оказалось – и бисексуальный новобрачный подтвердил это, – что брак фактически не заключен. Доктора обследовали новобрачную и нашли нормальной, но по своему физическому развитию еще не была в состоянии иметь настоящее половое сношение.
Время шло, но неспособность Маргериты к половой жизни не претерпевала никаких изменений. Отсутствие наследников уже начало серьезно беспокоить герцога Гуильельмо. Вновь были призваны врачи, и придворный лекарь заявил, что Маргерите требуется операция, связанная с риском для жизни.
– Вот пусть ее и врачуют свои лейб-медики! – в сердцах вскричал герцог Гуильельмо. Он потребовал от герцога Фарнезе забрать обратно девицу с таким непростительным изъяном и заявил о своем намерении начать процедуру аннулирования брака. Однако семья Фарнезе подняла шум и возложила вину на Винченцо, как на содомита, неспособного на нормальное соитие. Девица подтвердила, что давала согласие на сношение с супругом в извращенной манере. Пришлось призвать в судьи папу Григория ХIII, который вынес свое мудрое решение: с одной стороны, у него не было ни малейшего сомнения в способности Винченцо к нормальной супружеской близости и необходимости продолжить высокородную династию Гонзага, с другой же ясно, что Маргерита для этой цели была непригодна. Поэтому принцесса должна уйти в монастырь, что означает аннулирование ее брака, а Винченцо следует вступить в новый брак.
Гуильельмо Гонзага возобновил переговоры с Франческо Медичи, который на сей раз изъявил готовность дать дочери в приданое 300 тысяч флоринов, но выплатить его лишь в тот день, когда Маргерита пострижется в монахини. Через два с половиной года после свадьбы несчастная рыдающая девушка стала монахиней-бенедиктинкой. После этого герцог Франческо и его младший брат, кардинал Фердинандо, наслышанные о бурных похождениях герцогского сынка, поставили новое условие: Винченцо должен доказать свою мужскую силу на девственнице перед свидетелями.