Сэр Мэй в первую очередь принялся наставлять Джорджа, который, собственно, не выказывал никакого сопротивления. Граф же Сомерсет сначала фыркал, но затем, узнав, что речь идет о королевском приказе, замкнулся в ледяном молчании. Через полчаса к нему явился его молодой соперник.
Джордж излучал одну из своих ослепительных улыбок и, ощущая, несомненно, свою новую мощь, рассыпался в учтивейших выражениях:
– Я намерен, милорд, быть вашим слугой и единомышленником, ибо желаю, чтобы судьба моя зависела от вашего расположения и чтобы ваша милость признала во мне самого верного слугу, которого вы когда-либо имели.
– Мне нет нужды в ваших услугах, – грубо оборвал его граф, – и не рассчитывайте на мою милость. Но я намерен свернуть вам шею, и будьте уверены, что не премину сделать сие, если мне представится такая возможность.
Все это, естественно, было доложено королю, который, как человек неглупый, решил подорвать позиции столь неблагодарного фаворита с того фланга, с которого тот не ожидал.
Высокородная преступница
Здесь необходимо возвратиться к истокам карьеры графа Сомерсета и напомнить читателю, что этот весьма посредственный по своим умственным способностям человек продвижению был в значительной степени обязан другу, Томасу Оувебери, личности чрезвычайно незаурядной с точки зрения интеллекта и здравомыслия. Фаворит покорно подчинялся его указаниям до того дня, когда его любовнице, леди Фрэнсис Говард, графине Эссекс, не пришла в голову шальная мысль выйти за него замуж.
Зная отчаянную дерзость и распутство этой дамы, сэр Оувебери встревожился, как бы этот брак не положил конец его влиянию. Он пустился во все тяжкие, самыми яркими красками расписывая грядущие беды: неудовольствие короля, опасности оскорбления могущественного дома Эссексов, возмущение общественного мнения. Граф Сомерсет сначала было перепугался, но уговоры и уловки леди Фрэнсис в конце концов взяли верх. Король дал свое согласие, как уже рассказывалось, после скандального развода, брак был заключен с большой помпой.
Естественно, властолюбивая графиня не пожелала терпеть присутствие подле своего недалекого мужа его друга Оувебери, который мешал бы ей управлять фаворитом, королем и всем королевством. В этом ей оказал содействие ее дядя Генри Говард, граф Нортгэмртон, убедивший короля в опасных намерениях Оувебери, и в результате нехитрой комбинации, описанной выше, тот оказался в заключении в Тауэре. Граф Сомерсет, надо полагать, не мог так просто сбросить с себя цепи давней дружбы и несколько раз навестил Томаса в заключении в этом узилище со столь жуткой репутацией. Эти посещения лишь умножили гнев и ненависть леди Фрэнсис, и судьба сэра Оувебери была решена. Ему стали регулярно приносить передачи с пирогами и желе, после чего он начал прихварывать. Как-то ему поставили клизму, после которой заключенный незамедлительно скончался, и общество быстро предало его имя забвению.
Но враги Сомерсета цеплялись за малейший повод, чтобы свалить его. Кто-то из них заподозрил неладное в этой истории и подал властям мысль заняться расследованием сей скоропостижной кончины. Тотчас же на свет Божий выплыли престранные подробности: аптекарь, поставивший сэру Томасу клизму, переехал на жительство во Фландрию и недавно скончался там. Ходили слухи, что на смертном одре он признался исповеднику в насильственной смерти заключенного, отравленного его трудами по наущению знатного вельможи. Услужливые сторонники Вильерса довели эти слухи до сведения короля. Опечаленный Иаков, у которого все-таки не хватало духу удалить от себя фаворита, докучавшего ему своими жалобами, приказал лорду верховному судье Эдварду Коуку учинить тщательнейшее расследование дела. Уже через несколько дней были арестованы лейтенант Тауэра, сэр Джервис Хелвис и несколько человек, включая крахмальщицу миссис Тёрнер, промышлявшую заодно сводничеством и ворожбой.
Арест графа и графини Сомерсет был произведен с большим шумом 17 октября 1615 года в королевском дворце при большом стечении знати. Пораженный как ударом грома, граф сначала вышел из себя, но быстро осознал весь ужас происшедшего и бросился умолять короля не оставлять его своей милостью. Иаков заверил его в том, что навсегда сохранит в памяти наилучшие воспоминания о связывавшей их дружбе, но не дрогнул. Памятуя свою фатальную ошибку с приказом на казнь не осужденного судом вора, он поучительно промолвил:
– Если бы Коук прислал людей за мной самим, я должен был бы повиноваться.
Кое-кто из присутствовавших впоследствии уверял, что, провожая взглядом уводимых стражей супругов, король пробормотал:
– Глаза мои вас больше не увидят!
Некоторые усмотрели в этом выражение сожаления, другие же – пугающего облегчения.
Наводивший страх Коук провел триста допросов и представил отчет, который поверг в ужас общественность и представил нравы высшего света в самом отвратительном виде.
Оказалось, что леди Фрэнсис с младых ногтей пользовалась услугами разного рода кудесников и заклинателей. Сначала она искала помощи у некой «башковитой»[3]Мэри Вудс, пользовавшейся в определенных кругах репутацией несравненной ворожеи и специализировавшейся исключительно в области любовных чувств. Эта хиромантка и гадалка действительно была не дура и защищалась от преследования закона весьма оригинальным способом. Если сотворенные ею заклинания не приводили к желаемому действию, она начинала стращать обманувшуюся в своих надеждах клиентку, грозившую призвать на помощь стражей закона, что заявит оным, как дама, якобы, просила ее умертвить этого мужчину. Леди Френсис даже отдала ей ценный бриллиантовый перстень будто бы с просьбой помочь избавиться от неугодного мужа, но Башковитая Мэри исчезла вместе с перстнем. Леди Фрэнсис потребовала изловить коварную обманщицу, однако схваченная женщина довольно ловко отпиралась от обвинений, называя перстень оплатой за ранее оказанные услуги, а изводить мужа она-де наотрез отказалась. Разумеется, судебные органы признали правоту аристократки, какая судьба постигла Башковитую Мэри – история умалчивает.
Леди Фрэнсис принялась искать более сговорчивых помощниц своим неблаговидным замыслам и незамедлительно обрела таковую в лице миссис Анны Тернер (1576–1615).
В молодости Анна была девушкой, наделенной прекрасными внешними данными, каковые стали решающим фактором в ее замужестве с респектабельным лондонским доктором Тернером. Но в 1610 году супруг скончался, не оставив ей сколько-нибудь значительных средств к существованию. Судьба нищей вдовы в безжалостном обществе была незавидна, однако миссис Тернер не растерялась, проявив завидную прыть и незаурядные деловые качества. Во-первых, она обзавелась двумя борделями, которые посещали многие придворные, во-вторых, добилась весьма доходной монополии на продажу крахмала с добавкой шафрана. Это вещество использовалось для придания жесткой формы и желтой окраски круглым гофрированным воротникам и манжетам, пользовавшимся бешеной популярностью, – по-видимому, нечастое появление солнца в туманном Альбионе настоятельно требовало какого-то искусственного замещения. Решив прозаические меркантильные вопросы, вдова занялась личной жизнью и обрела ее в лице страстного любовника, сэра Артура Мейнвеэринга, дворянина, члена парламента, обладавшего неплохим положением при дворе: в частности, он занимал должность кравчего наследника престола, принца Уэльского Генри-Фредерика. Надо полагать, прежняя супружеская жизнь с респектабельным доктором не давала простора для жажды любви, не утихавшей в Анне, но теперь ее чувства излились бурным потоком. К сожалению, Мейнвеэринг не питал серьезных намерений в отношении своей любовницы, а она, естественно, желала прочного союза, ибо в ходе этого бурного романа на свет появились трое незаконных детей, которым судьба не сулила ничего хорошего. В попытках побудить ветреного Мейнвеэринга повести ее к алтарю миссис Тернер перебрала всех колдунов, ворожей и магов, прибегнув даже к помощи знаменитого астролога, оккультиста и травника Саймона Фромана (1552–1611). В результате она отлично ориентировалась в этом странном мире, являвшемся неотъемлемой частью английского общества той поры, еще не осознавшего, что оно уже переступило порог, отделявший Новое время от Средневековья.
В какое-то время Анна Тернер состояла при леди Фрэнсис то ли в качестве фрейлины, то ли компаньонки. Естественно, она оказывала ей более чем посильную помощь, прибегая к различным колдовским уловкам. Посредством восковых фигурок, изготовленных по образу и подобию мужа ее повелительницы, графа Эссекса, и будущего супруга, графа Сомерсета, она заговаривала обоих, чтобы уничтожить любовную страсть первого и распалить пламя любви второго. Невидимое человеческому оку влияние нематериальных демонических сил подкреплялось воздействием вполне реальных зелий, которые леди Фрэнсис лично подсыпала как мужу, так и любовнику.
Когда Оувебери попытался разрушить ее планы, леди Фрэнсис через своего дядю добилась его ареста и назначения на должность лейтенанта Тауэра своего человека, Джервиса Хелвиса. Именно по ее заданию миссис Тернер получила у лекаря Франклина три вида ядов, мышьяк, шпанские мушки[4] и соль ртути. Недавно скончавшийся во Фландрии аптекарь сначала сдабривал этими средствами пироги и желе, отправляемые в тюрьму в качестве передач несчастному узнику, а затем, ввиду ухудшения состояния Оувебери, поставил ему клизму, приправленную серной кислотой.
При обыске у миссис Тернер нашли несколько эротических статуэток и некие предметы, указывавшие на ее склонность к еретическим измышлениям. Дабы избежать мучительной смерти, уготованной еретикам, обвиняемая открестилась от каких бы то ни было богопротивных помыслов. Судебный процесс превратился в захватывающий спектакль, на котором зачитывались письма леди Фрэнсис к ворожеям и соучастникам преступления, а обвинитель размахивал роковыми восковыми фигурками. Обвинительная речь верховного судьи Коука являла собой образец великолепно изложенного выплеска общественного негодования, заклеймившего подсудимую как «шлюху, сводницу, ведьму, папистку, преступницу и душегубицу». В вынесенном смертном приговоре осужденной вменялось явиться на казнь в одежде с накрахмаленными воротником и манжетами желтого цвета, «дабы те также прекратили свое существование из-за позора и отвращения к оным». С такими же воротником и манжетами приступил к исполнению своего омерзительного ремесла палач, после чего данные предметы туалета, естественно, вышли из моды по причине ассоциации с такими отталкивающими порядочных людей личностями.