12. Время отъезда
Я должна была улетать в Россию 2 декабря, это был последний день, когда моя шенгенская виза категории С была ещё действительна. Несмотря на то, что я вышла замуж, я не могла остаться в Германии, пока не открою в России новую визу, уже категории D – по воссоединению с супругом. Все были расстроены предстоящей разлукой. Карстен пришёл не в день моего отъезда, а накануне во второй половине дня. Йенс купил мне в супермаркете красное вино, и Карстен приготовил глинтвейн. Даже понимая, что я обязательно буду иметь мигрень после выпитого, потому что красное вино всегда вызывало у меня приступ, я пила, чтобы чувствовать себя раскрепощенной в этот прощальный вечер. Мы снова слушали музыку. Карстен включил для меня так полюбившуюся мне «Meine kleine Schwester», мы подпевали группe « Spektacoolär» , целовались и ласкали друг друга. В спальне был секс, которого я почти не помню, так как была уже достаточно пьяна. Кроме того, у меня начинались месячные, и я была обеспокоена тем, чтобы не оставить следов на его члене и на белье. У дверей мы снова долго целовались на прощание, и когда за ним закрылась дверь, я безутешно плакала. Я не была уверена, что когда-нибудь увижу его снова, потому что все формальности и бумажная волокита по воссоединению семьи, которые мне предстояли, чтобы вернуться в Германию, казались мне чем-то невероятно сложным, просто запредельным. Кроме того, я читала на сайтах, что иногда этот процесс может занимать до полугода и более. В тот момент расставание с Карстеном мне казалось расставанием навсегда. С другой стороны, я испытывала огромное облегчение от того, что я снова еду домой. Я слишком устала от новых впечатлений, от чуждого языка, от всего чужого, что окружало меня. Мне хотелось снова увидеть моего сына, моих родителей, порадовать их подарками, которые я купила здесь. Конечно, не терпелось похвастаться и перед подругами на работе. И самое главное – я должна была, наконец, объявить дома о том, что я вышла замуж. До сих пор об этом знали только мои сыновья. Оба были моими самыми надежными друзьями и свято хранили мою тайну.
До аэропорта в Гамбург меня провожали муж и Удо. Как всегда, муж шёл налегке с рюкзачком Nike, а бедный Удо, пыхтя, тащил мой чемодан, вернее, чемодан Йенса (я приехала в Германию только с небольшой дорожной сумкой, и чемодан пришлось заимствовать у мужа), который был набит сувенирами из Германии, местными конфетами в красочных упаковках и парой футболок и свитеров, которые я приобрела для сыновей на распродаже за очень дёшево. Все это приобреталось только за мои деньги. Йенсу даже не пришло в голову, что он должен сделать какие-то подарки семье своей жены, и он был крайне удивлен, когда я прямо сказала ему, что не мешало бы сделать какой-то подарок моей маме – его тёще. Тогда Йенс приобрел ленту на скатерть в самом дешёвом супермаркете «Lidl», он счёл, что этого вполне достаточно.
У входа в вокзал Йенс долго курил свои сигары, а я нервничала, опасаясь не найти стойку своей регистрации и опоздать на рейс. Гамбургский аэропорт был для меня ещё неизведанной территорией, и я боялась заблудиться. Позднее, когда я уже достаточно часто летала туда и обратно, я поняла, что этот аэропорт очень прост и удобен в ориентировании, в отличие от того же Шереметьево, за счёт своих небольших размеров. Но тогда, в первый раз, мне все казалось очень сложным. На прощание Йенс проливал слезы, которые с лёгкостью появлялись на его глазах, как я уже не раз успела убедиться. Однако я не могла выдавить ни слезинки. Мне было всё равно. Свои слёзы по Карстену я пролила вчера, а мой муж уже не вызывал у меня никаких чувств, кроме неприязни. Чтобы не показаться уж совсем равнодушной, я сказала ему, что не могу плакать прилюдно, к тому же сейчас волнуюсь из-за предстоящего полёта, поэтому мои эмоции будут потом в самолёте. Он принял этот ответ, хотя не уверена, что поверил.
Регистрация прошла нормально, мой чемодан был сдан в багаж трансфером до самого пункта назначения аэропорта Минеральные Воды, и я, приложив мой билет штрихкодом к турникету, с облегчением скрылась за прозрачными дверьми проверки пассажиров, куда провожающих уже не допускают.
Самый главный подарок я получила в Шереметьево, где я должна была провести около четырёх часов, ожидая пересадки на рейс до дома. В Шереметьево можно бесплатно подключаться к wi-fi, и как только я вошла в сеть, я увидела сообщение от Карстена в телеграме.
– Я слишком медленно действовал.
– Что ты имеешь в виду? – с замиранием сердца спросила я.
– Это я должен был на тебе жениться, но я опоздал.
– Ты хотел на мне жениться? – Я не верила своим глазам, ведь, несмотря на то, что я чувствовала его огромную нежность, он всегда подчеркивал в присутствии Йенса, что он лишь любовник для меня.
– Да, я люблю тебя, – был его ответ.
Если до этого я сдерживала мои чувства, полагая, что он относится ко мне лишь как к любовнице, и не позволяла себе привязываться к нему душой, то теперь меня захлестнула волна взаимного чувства.
Я разрешила себе наполнить моё сердце мечтами о нём, о нашем будущем, я позволила себе быть доверчивой. Наступали дни, исполненные счастливого ожидания, предвкушения встречи и моими хлопотами по скорейшему оформлению документов на воссоединение семьи. Жажда встречи с возлюбленным подгоняла меня, заставляя действовать быстро.
13. Дома
Мой самолёт прибывал в Минеральные Воды глубокой ночью. Получив багаж, я взяла такси, потому что в этот час нельзя было добраться иначе. Пользуясь этим обстоятельством, местные таксисты высоко задрали цену, но деваться было некуда. Пришлось заплатить тысячу рублей за двадцатиминутную поездку. Дома все спали. Заспанный сын открыл двери. Мы тихонько, стараясь никого не разбудить, разобрали чемодан. Ваня был в восторге от немецких сладостей. Нельзя сказать, что они чем-то отличались по вкусу от того, что продают у нас, а шоколадные конфеты, по моему мнению, очень сильно уступали по качеству и вкусу русским конфетам. Но то, что это было привезено непосредственно из Германии, делало их в глазах моего ребёнка особенными. Кроме того, я подарила ему красивый стеклянный шар со снеговиком. Если его перевернуть, то внутри шарика кружилась, переливаясь, серебристая пыль, имитирующая снег, а также играла рождественская мелодия. Такие шары я часто видела в иностранных фильмах и давно мечтала о таком, поэтому, когда я увидела этот сувенир в супермаркете «Aldy» в Бад Бодентайхе, я, конечно, сразу же купила его. Часть подарков мы отложили на Новый год, который должен был наступить уже через три недели.
– Мам, а когда ты собираешься сказать дедушке и бабушке, что ты вышла замуж? – спросил сын.
Сложный вопрос. Учитывая то, что мои родители считали, что весь ноябрь я находилась в командировке от работы в Саранске. Йенс, к слову сказать, настаивал на том, чтобы я познакомила его с будущими тестем и тещей ещё до отъезда, что являлось для меня бесспорным доказательством серьёзности его намерений и создавало атмосферу полной безопасности и доверия между нами. Однако я так и не решилась сделать это до того, как наш брак состоялся. Причина в том, что между мной и родителями не существует тёплых доверительных отношений. Отец всегда воспитывал меня в строгости и держал дистанцию. Проявления эмоций, поцелуи и объятия он называл презрительно «телячьими нежностями». А моя мама всю жизнь была сосредоточена исключительно на отце и на беззаветном служении ему, а потом посвятила себя внукам, моим сыновьям. Я имела для неё второстепенное значение. Неудивительно, что, повзрослев, я отчаянно искала любви, которую недополучила в семье, у мужчин, выбирая самые недоступные и неподходящие варианты, обжигаясь вновь и вновь. Я не могла откровенно разговаривать ни с отцом, ни с мамой. Любая откровенность вызывала у меня мучительное чувство стыда, настолько сильные блокировки открытого выражения чувств поставил мне в детстве мой отец. Я была очень эмоциональна и откровенна лишь вне семьи. С моими коллегами, с моими мужчинами я была абсолютно открытым и искренним человеком, делясь даже тем, чем, может быть, и не стоило делиться. Но не с моими родителями. Быть откровенной с ними было невозможно, почти равнозначно тому, чтобы раздеться догола. Поэтому рассказать родителям о моём знакомстве с Йенсом, моих планах поездки и о возможном замужестве я не могла. Кроме того, на меня обрушилась бы волна обвинений в эгоизме и глупости, как это всегда происходило. Любой мой поступок всегда подвергался беспощадной критике. Я всегда была недостаточно хороша для моих родителей и, как результат, недостаточно хороша для самой себя. Перед поездкой в Германию я не хотела столкнуться с критикой моих действий, обвинениями и ужасными прогнозами, тем более что я сама не знала, чем закончится моё путешествие. Мне было проще сделать это, как всегда, в одиночку, не спрашивая ничьих советов, не оправдываясь ни перед кем и полностью взяв ответственность на себя. В случае удачного исхода мне оставалось только обрисовать финансовые плюсы, которые принесёт моей семье моё замужество. В случае неудачи они никогда бы не узнали о моей поездке в Германию. К тому же я оберегала их от ненужных волнений на данном этапе. Но теперь, после того, как всё свершилось, откладывать больше нельзя.
Утром часов в десять вся семья собралась на завтрак за кухонным столом. Ваня бросал на меня многозначительные взгляды: «Когда?» Я наконец решилась.
– Мама, папа, я должна вам сообщить, что я была не в командировке. Я весь месяц была в Германии, и я вышла замуж, – и я протянула правую руку, демонстрируя обручальное кольцо.
Воцарилось минутное молчание. Мама в этот момент как раз стояла с тарелкой в руках, чтобы положить еду отцу.
– Ну ты даёшь, – только и смогла произнести она и медленно, словно во сне, поставила перед отцом пустую тарелку.
После шока, произведенного моим известием, на меня, конечно, обрушился шквал вопросов. Больше всего я опасалась реакции мамы, так как в случае моего отъезда вся тяжесть заботы о Ване и его предстоящих выпускных экзаменах ложилась на её плечи. Однако мои заверения в том, что мой муж обещает ежемесячно высылать в Россию 30 000 рублей на содержание моих детей, заметно успокоила её, и через некоторое время она уже воодушевленно строила планы о том, что, может быть, в дальнейшем, благодаря моему браку, я смогу устроить будущее моих детей в Германии. Если моя мама начинает о чем-то мечтать, то её уже трудно остановить. За каких-то полчаса она успела продумать и запланировать столько, сколько мне даже в голову не приходило. Я никогда не рассматривала до этого свой брак с Йенсом с точки зрения каких-то дальних перспектив. Для меня это было всего лишь спасение от моей тоски по Жене, бегство от боли и разо