– Вы вправе выбирать, – сказала я Йенсу, – смириться с этим или дать мне развод. Это ваше право. Но я люблю Карстена и хочу иметь секс только с ним одним.
Я хотела получить право заниматься с Карстеном сексом наедине. Мне больше невыносима была ситуация, когда я вынуждена мириться с присутствием другого мужчины во время моих занятий любовью и с тем, что Йенс диктует мне, как и когда я могу это делать. Мне казалось, что моё признание определит иные границы взаимоотношений внутри нашего тройственного союза.
Из-за долгого и тяжелого разговора Карстен задержался почти до утра, а в семь часов ему надо было вставать на работу чистить снег в отеле «Старый рыцарь» до прихода хозяйки. Он решил поспать оставшиеся два часа у нас, так как смысла идти домой уже не было. Несмотря на мои протесты, Йенс так и не оставил нас одних в спальне, поэтому нам пришлось спать втроём: двое мужчин и я посередине. Естественно, что я максимально отодвинулась от Йенса и спала, прижавшись к Карстену под одним с ним одеялом, в то время как муж укрывался другим. В полседьмого утра зазвонил будильник. Карстен еле оторвал голову от подушки.
– Бедный Карстен, – прошептала я, целуя его.
– Да, бедный я, – подтвердил Карстен и нехотя начал собираться. Работа в отеле была очень важна для него. В деревне найти работу было практически невозможно, и приходилось хвататься за любое подвернувшееся дело. После непонятного увольнения из AWR спустя два месяца после увольнения Йенса Карстен нашел работу в «Старом рыцаре» в качестве разнорабочего: он помогал убирать номера, чистил улицу и нежилые помещения, выгуливал собак, в общем, делал все, что ему поручали. Он не был оформлен официально, так как хозяйка отеля ещё не решила, подходит ли он ей. Поэтому он максимально выкладывался на своём испытательном сроке и не мог позволить себе опоздать. Я представила, какой тяжёлый его сегодня ждёт день после такой ночи. Сама-то я могла продолжить спать, у меня не было никаких обязанностей. Что я, собственно, и сделала после его ухода.
Буквально через полчаса я проснулась от того, что в спальню ворвался Карстен с озабоченным видом и стал искать что-то на полу возле кровати. Не найдя ничего, он побежал в гостиную.
– Вас ист лос? (Что случилось?) – Я, заспанная, пошла вслед за ним, натягивая халат и прихватив с собой мобильник, в котором включила транслейтор для перевода.
Йенс и Карстен искали портмоне. Он обнаружил его пропажу уже на работе и тайком от хозяйки примчался на поиски. Я только собиралась им помочь, как Карстен увидел свой кошелёк на балконе. Он лежал под стулом. Видимо, выпал из его кармана, когда мы выходили покурить. Карстен побежал обратно в отель, а я пошла досыпать дальше.
Когда я проснулась, Йенса дома не было. Он пошёл в супермаркет за продуктами. Через несколько минут я обнаружила, что моего мобильника нигде нет. Я не могла поверить. Я помнила, что я оставила его в гостиной, когда Карстен искал портмоне. Но теперь его не было нигде: ни в гостиной, ни в спальне, ни на кухне. Я чувствовала, как ярость охватывает меня: я была уверена, что телефон взял Йенс в качестве мести за то, что я сказала ему накануне про мою любовь к Карстену. Кроме того, если он видел мой пароль, он мог войти в телеграм и прочитать мою переписку с Карстеном, и это было бы просто ужасно! В ожидании мужа я перевернула весь дом, все же надеясь ещё, что телефон где-то здесь. Тщетно. Было совершенно очевидно, что его в квартире нет. В наш век мобильник – это практически все для человека: связь, контакты, информация. Отсутствие телефона обрывало для меня все контакты с внешним миром, с моей семьёй, с Карстеном, кроме того, к моему номеру был привязан мобильный банк, по которому я переводила деньги для старшего сына в Санкт-Петербург, оплачивала интернет и другие услуги, здесь же были мои социальные сети, «В контакте», моя электронная почта, и наконец, мой Google-переводчик, без которого я не могла общаться ни с мужем, ни с кем бы то ни было еще.
Когда Йенс вернулся, я накинулась на него, требуя вернуть телефон. Он ответил, что не брал и не видел его. Я не поверила ему ни на минуту, и то, что он отрицает очевидное, приводило меня в ещё большую ярость. Паника накрыла меня с головой. Я испытывала самый настоящий страх, что я не могу ни с кем связаться и в то же время не могу добиться от Йенса вернуть мою вещь. Я была в бешенстве от того, что я не могу ничего доказать и припереть его к стенке. Он просто улыбался и разводил руками, что он тут не при чем. Я даже не могла никому написать о том, что случилось. Я оказалась в полной изоляции. Моя ярость сменилась бессилием и отчаянием, я начала плакать и просила вернуть мобильник, потому что «у телефона нет ног и он не смог сам уйти из дома». Йенс наконец сделал вид, что сочувствует мне, и мы принялись искать телефон уже вдвоём. Мне казалось, что муж не слишком усердствует в поиске, что ещё больше усиливало мои подозрения. Естественно, мы пытались набрать номер с телефона Йенса, но мой мобильный был недоступен. Так, как это всегда бывает при краже. Единственным логическим ответом в данной ситуации было то, что телефон прихватил Карстен, когда утром возвращался за портмоне. Именно этой версии придерживался мой муж. Я не верила в это. Я не видела в этом для Карстена никакого смысла. Он сотни раз бывал у нас дома, держал мой телефон в руках и у него была такая же сотня возможностей украсть его. Но он никогда этого не делал. Украсть из-за самого аппарата? Мой мобильник был не в лучшем состоянии, он был довольно старый, а экран пересекали две большие глубокие трещины. Он не представлял собой никакой ценности, разве что информационную. На это и намекал Йенс:
– Карстен ревнует вас. Он подозревает, что в России у вас есть любовник и вы все время переписываетесь с ним.
– Что за глупости, – возмутилась я, – я переписываюсь с моей семьёй. Это естественно, ведь мы далеко друг от друга и я могу поддерживать с моими близкими связь только через мой мобильник.
Для меня не было никаких сомнений, что мой телефон у мужа, и, если речь идёт об информации, которую оттуда можно скачать, она представляет интерес именно для него, а не для Карстена. Я была убеждена, что Карстен любит меня и так же уверен в моих чувствах, как и я в его. Ему не было нужды устраивать мне проверку,
Однако мне пришлось сделать вид, что я принимаю эту версию. Йенс написал Карстену о пропаже, и тот обещал прийти при первой же возможности и помочь в поисках.
– Если телефон у него, он должен незаметно подкинуть его обратно, когда придёт искать, – сказал муж.
Карстен смог прийти только на следующий день. Мы снова перевернули весь дом уже втроем, но все безрезультатно. Это была невероятная и немыслимая ситуация. Все понимали, что телефон не мог исчезнуть сам по себе, однако оба отрицали, что имеют к этому какое-то отношение.
Совершенно естественно то, что в этой ситуации я начала испытывать страх. Было очевидно, что я столкнулась с ложью и насилием, так как именно так можно расценить то, что кто-то из них двоих присвоил себе право взять мою вещь, читать мою переписку и оставить меня в полной информационной изоляции без связи с моей семьёй.
Мой страх ещё больше усилился, когда в день пропажи я попыталась связаться с моей семьей через телефон Йенса, а он начал вырывать его у меня из рук.
– Это слишком дорого! – орал он.
– Но мои близкие волнуются за меня! – плакала я. – Я каждый день выходила на связь, теперь они думают, что со мной что-то случилось.
К сожалению, позвонить бесплатно через вотсап было невозможно так как перед отъездом я заблокировала Йенса в телефоне моей мамы, чтобы он не писал ей лишнего. Написать или позвонить сыновьям также было невозможно, потому что я не помнила номеров. Все они были записаны в моём мобильнике, которого теперь нет. Я так привыкла полагаться на мой гаджет, что ничего не держала в своей голове.
На компьютере Йенса я попыталась открыть свою страницу в социальной группе «В контакте», через которую я могла бы написать моим детям. Однако, когда я начала вводить пароль, оказалось, что я его не помню. Я перебрала все возможные варианты, но все было бесполезно. В моём телефоне я входила в эту социальную сеть даже не задумываясь, просто нажимая нужный ярлык на экране, так как пароль был установлен по умолчанию. Попытка восстановить пароль также не увенчалась успехом: при восстановлении новый пароль был отправлен на номер, под которым я регистрировалась в этой социальной сети. А так как телефон пропал, я не могла прочитать отправленную мне смс. Получался замкнутый круг.
Мне оставалось только одно: зарегистрироваться под новым именем. При регистрации мне пришлось завести номер Йенса, чтобы получить пароль доступа. Я «постучалась» к моему сыну Ване, прося добавить меня в друзья, чтобы можно было поддерживать переписку. Наконец я могла снова общаться с ним и хоть что-то сообщить.
Я написала сыну о произошедшем и о моих страхах по поводу моего мужа.
И я, конечно, не позаботилась о том, чтобы удалить переписку. Я просто вышла из страницы, совершенно не подумав о том, что она зарегистрирована на номер мужа и он может войти в неё, Честно говоря, я и не предполагала тогда, что он может дойти до такой степени вероломства. В моей семье читать чужую переписку было делом просто немыслимым. Поэтому мне даже не приходило в голову, что кто-то может вести себя иначе.
Однако уже через несколько минут мне пришлось убедиться в том, что эти правила совершенно ничего не значат для моего супруга. Он подозвал меня к компьютеру, и я в ужасе увидела, что моя переписка с сыном скопирована им в гугл-переводчик. В правой колонке весь текст был уже переведен на немецкий язык.
– Вы написали вашему сыну, что я сумасшедший, чуть ли не маньяк, – язвительно произнёс Йенс, указывая на экран.
– Так оно и есть! – возмутилась я. – Как вы посмели читать мою переписку?!
– А что тут такого? – отвечал муж.
– Если в этом нет ничего такого, то предоставьте мне вашу переписку с Карстеном тоже. Мне очень любопытно, о чем вы все время переписываетесь с ним по поводу меня. Или право чтения чужих писем распространяется только на вас?