– Боже, я видела его в парке, я такая дура, я так люблю его, – говорила я в трубку. – Я не представляю, как я смогу его так долго ждать!
– Успокойся и приди в себя, – осадила меня сестра. – Нельзя так сильно показывать свою любовь мужчине. Я тебе сто раз это говорила, иначе это плохо закончится. И быстрее, чем ты думаешь.
Моя сестра была младше меня на семь лет, но по рассудительности и мудрости она превосходила меня. Мне казалось, что она никогда не теряла голову от любви, как я, и именно поэтому она имела счастливые взаимоотношения с мужчинами, в отличие от меня. Я понимала, что она, скорее всего, права. Но мой характер и моя натура диктовали мне другие действия.
Конечно ни я, ни Карстен не сказали Йенсу о нашей случайной встрече. Помня слова сестры, я перестала писать Карстену письма, чтобы дать ему ту степень свободы, которая ему требовалась. Это было нелегко, но я старалась держать себя в руках.
Лишь один раз я отправила ему несколько строк:
– Ихь фермиссе дихь. (Я скучаю по тебе.)
В ответ пришло короткое сообщение из трёх букв: «ild».
– Что это значит? – удивилась я.
– Ich liebe dich (я люблю тебя), – пояснил Карстен.
Вот как! Он и до этого не отличался многословностью, а теперь даже три заветные слова сокращены до аббревиатуры.
И все же я попыталась отшутиться в ответ. Я написала:
– Тогда я SVDUWSD.
Это были заглавные буквы предложения «очень по тебе скучаю и хочу тебя видеть» без расшифровки.
Карстен оценил мою шутку, и в ответ на экране появились три хохочущих смайлика.
30. Последний секс
В середине апреля Карстен, наконец, появился у нас. И между нами был секс. Именно секс, а не любовь. Я не почувствовала с его стороны ни страсти, ни нежности, которые мне были так необходимы. Он просто удовлетворял меня, словно выполняя долг. После этой близости у меня остался неприятный осадок. Весь вечер до этого я делала ему массаж, такой, как никогда прежде. С любовью я обрабатывала каждую часть его тела, в этот раз даже ступни и пальцы на ногах, и я даже целовала их. Он балдел от удовольствия, а когда я добралась до его пениса, он перевернул меня на спину и вошёл в меня. Но его глаза были бесстрастны. Врываясь в меня, он смотрел, улыбаясь, за моей реакцией, словно он не любил меня, а проводил сеанс необходимых процедур. И уходя, он не сказал «ишь либе дишь». Первый раз. Не сказал. Я вернулась на балкон, опустошенная. Долгожданная встреча не принесла ничего, кроме разочарования и новых тревог.
Затем последовали три или четыре неудавшиеся попытки встретиться. Он обещал прийти, но потом встреча отменялась под каким-то предлогом. И хотя его мать уже уехала, он так и не спешил наведаться к нам. Сложно описать, сколько надежд, ожиданий и потом разочарований за столь короткий срок обрушилось на меня. Я металась между верой и отчаянием, все больше понимая, что я теряю его. При этом мой муж поддерживал во мне напрасную надежду, убеждая меня в том, что Карстен любит меня.
В одну из пятниц Йенс пришёл в спальню и сообщил, что на тренировке в пожарке Карстен прыгал с вышки и получил травму ноги. Я истерически рассмеялась. Это было просто невероятно! Я едва дождалась, пока он вылечит больную спину, и вот он снова повредил себя!
Несмотря на это, он обещал прийти. Сначала в семь. Потом в восемь. Потом он предложил нам с Йенсом самим прийти к нему, так как из-за травмы ему сложно передвигаться. Мы уже приготовили велосипеды и только ждали его сигнала. Внезапно он написал, что нам лучше встретиться вне дома.
– Что за ерунда, – вскипел Йенс. – Почему вне дома?
Я, уже все понимая, чувствовала, как боль и страх охватывают меня.
– Я съезжу на заправку за сигаретами для вас, – сказал Йенс. Магазины уже были закрыты, а моя пачка закончилась. В этот час сигареты можно было купить лишь на заправке, и Йенс, видя моё состояние, понимал, что оставить меня сейчас без запаса на ночь нельзя.
Пока он отсутствовал, я написала Карстену в телеграм в отчаянии:
– Что случилось? Почему ты избегаешь встречи со мной?
Не понимая в первый миг, что произошло, я смотрела на поблекший экран. Потом до меня «дошло». Я была заблокирована. Тут же, моментально. Все поплыло передо мной. Наш телеграм, наше тайное место, свидетельство нашей любви – я заблокирована в нём. Это все! Это конец! Но почему, почему и за что? Меня трясло. Когда Йенс вернулся, я потребовала от него:
– Мы едем к Карстену! Немедленно. Я хочу видеть его глаза.
– Но что произошло?
– Почему он снова отменил встречу? Я хочу услышать от него лично, что происходит! – Я уже почти кричала, едва сдерживая себя.
Я не могла сказать мужу про телеграм, я все ещё хотела сохранить нашу с Карстеном тайну.
Мы домчались на велосипедах до его дома за пять минут. В мансарде горел свет. Я стояла на деревянной платформе снаружи. Йенс вошёл в темную прихожую и постучал. Никто не ответил. Тогда муж толкнул дверь в студию. Она оказалась незаперта. Не знаю, что там происходило внутри, но Карстен вскоре вышел в коридор. Йенс с упреком указал ему на мою плачущую фигуру, а потом внезапно без предупреждения дважды с силой ударил его по лицу. Карстен даже не защищался. Я закричала. Происходило что-то страшное, невероятное. Йенс сбежал вниз по лестнице, что-то выкрикивая на немецком вперемежку с ругательствами. Я оцепенела от ужаса. Сейчас Карстен развернется и уйдёт в дом, и я даже не смогу его ни о чем спросить. Но Карстен молча стоял на месте, лишь слегка покачиваясь, опираясь на свой костыль. Я вытащила из сумки телефон и начала лихорадочно включать переводчик, мне надо было успеть задать ему столько вопросов, пока он не ушел! Мои руки предательски тряслись, и я никак не могла попасть в нужную кнопку. А когда мне это все-таки удалось, оказалось, что проклятый транслейтер почему-то не реагирует на голос. Я едва не плакала от досады.
– Вас ист лос? Вас ист лос?! (Что происходит?) – кричала я. Это все, что я могла спросить на немецком самостоятельно.
Йенс вернулся назад, и мужчины, как ни странно, примирительно обнялись. Мой муж просил извинения и пускал слезу, а Карстен похлопывал его по плечу:
– Аллес гут, аллес гут… (Все хорошо…)
Я вопрошала:
– Ты больше не любишь меня? Почему ты заблокировал меня? Почему ты не хочешь приходить ко мне?
Карстен начал мне отвечать, но я тщетно пыталась понять без переводчика его речь. Мне было важно каждое его слово, но я не понимала, что он говорит, и я была в отчаянии. Все, что я смогла уловить, – это то, что его любовь стала меньше или, что ещё хуже, что её осталось совсем немного, и что причиной этому являются мои постоянные попытки улететь в Россию и моя переписка с Женей.
– Но я не пишу ему! – в отчаянии кричала я. – С чего ты это взял?
– Но Йенс сказал… – нерешительно кивнул в сторону моего мужа Карстен. Опять этот Йенс со своими непрошеными письмами, в которых он сообщает Карстену информацию, вовсе не предназначенную для него. Да, я действительно продолжала переписку с Женей, но это вовсе не имело того значения, которое мог придавать этому Карстен, поэтому ему не стоило об этом знать. Моё сердце принадлежало только Карстену, и это было самое главное. И я действительно была верна ему все это время!
– Но как любовь может исчезнуть так быстро? – плакала я.
Карстен обхватил меня руками, пытаясь усмирить, потому что на мой крик в окно стали высовываться любопытные соседи.
– Поцелуй меня, поцелуй меня последний раз, – умоляла я. Он неохотно выполнил мою просьбу, и эта «неохотность» ещё более уничтожила меня.
Я отстранилась.
– Хорошо, я все поняла, я все поняла.
– Ты не поняла, – сказал он.
– Вы ничего не поняли, – вторил ему Йенс.
– Нет, я все поняла! – закричала я и бросилась к велосипеду. Йенс бежал за мной следом. Я мчалась домой, не разбирая дороги. На подъезде к дому я слезла с велосипеда и упала на колени прямо на асфальт, воя в голос. Германия, наверное, никогда не видела такой сцены. Мне было так больно, что я хотела умереть на месте. Пережить еще одну травму отвержения после недавних событий с Женей и его любовницей было выше моих сил. Йенс пытался подхватить меня и поднять с земли, но я была безутешна. Кое-как ему удалось затащить меня в квартиру, где я выпила махом полбутылки водки и отключилась.
Утром в пять утра, внезапно проснувшись от разрывающей моё сердце боли, я купила билет на самолёт на ближайший день и сообщила об этом мужу.
– Да, это трагедия, драма, – констатировал угрюмо Удо, который пришёл к нам по просьбе Йенса в качестве группы поддержки, чтобы убедить меня остаться. Я сидела в кресле, закутавшись в плед, с зарёванными глазами, бледная, безо всякого макияжа. Так начинались дни моего персонального ада в Бад Бодентайхе.
– Карстен – идиот, – говорил мой муж, пытаясь успокоить меня. – У него никогда не будет такой красивой и умной женщины, как вы.
Это совершенно не утешало меня. Будь он тысячу раз идиотом, я любила его, и только он сейчас мог меня спасти от боли, разрывающей моё сердце.
– Он всё же любит вас, – увещевал меня Йенс. – Но вы сами все испортили своими угрозами уехать, поэтому он заблокировал свою любовь. А теперь вы совершаете новую ошибку, опять собираясь уехать.
– Что за бред, как можно заблокировать любовь? – плакала я. – Да, я хотела уехать, но он просил меня остаться, и я осталась. Я сделала так, как он хотел! Я доказала ему мою любовь тем, что осталась, а в ответ он не приходит ко мне и говорит, что больше не любит. Теперь мне действительно нет резона оставаться здесь.
– Он не сказал, что не любит, – возразил муж. – Он всего лишь сказал, что его любовь стала меньше.
Разговоры из пустого в порожнее, споры о понятиях, осложненные трудностями перевода. Любовь ушла или уменьшилась, или заблокирована, – какая, по большому счету, разница? Нашей прежней любви больше нет, и я не могу написать Карстену ни строчки. Я исключена из списка его контактов – это ли не свидетельство того, что я больше ничего не значу для него? Он, который отвечал на каждое моё письмо моментально, теперь не боится оскорбить меня тем, что полностью игнорирует меня, я – аутсайдер, нежелательный абонент. Я – его чёрный список.