из того, что они говорят между собой с Йенсом. Тайком я включила запись, однако когда я начала задавать Карстену вопросы, мне пришлось прибегнуть к переводчику. С этого момента запись автоматически отключилась, и у меня не осталось самых важных моментов нашей встречи, чтобы прослушать их снова. Я не помню подробностей этого ужасного вечера. Даже не вечера – у меня было всего лишь полчаса или сорок минут, которые он отвел мне. И это после того, как мы не виделись целых две недели! Он все время демонстративно поглядывал на часы, и это усиливало мою нервозность. Я плакала и говорила, что я люблю его.
– Любишь ли ты меня? – спрашивала я в отчаянии.
– На сегодняшний день я не могу сказать тебе, что я люблю тебя, – ответил он. – Но это не значит, что я тебя не люблю.
Какая иезуитская изощренная формулировка!
– Ты можешь подождать несколько недель? Мне нужно решить мои проблемы, – добавил он.
Мне было прекрасно известно, что означают слова мужчины, когда он просит дать ему время подумать или сделать паузу в отношениях. Мужчины трусы по своей природе. Не решаясь сказать женщине напрямую, что все кончено, опасаясь её слез и истерик, они всего лишь просят отсрочки, не говоря ни «да», ни «нет» и не сжигая за собой мосты в случае, если им все же захочется вернуться. Я уже достаточно часто в моей жизни слышала подобные слова, и я знала, чем это заканчивается.
Как хорошо, что у меня уже забронирован билет на завтра!
Уходя, он забыл телефон и вернулся за ним, подъехав на велосипеде под балкон.
– Посмотри на софе! – крикнул он Йенсу.
Пока муж занялся поисками, я смотрела на Карстена, перегнувшись через перила. Но он ни разу не взглянул на меня, глядя куда-то вдаль. Йенс вернулся на балкон, ничего не найдя. Раздосадованный, Карстен ворвался в квартиру. Дверь открывала я. Он пронёсся мимо меня, не обращая на меня никакого внимания, нашёл свой телефон и также стремительно скрылся за дверью. Я даже не успела ничего сказать или даже дотронуться до него.
«Окей, Карстен. Теперь мне больше нечего здесь делать, – пронеслось у меня в голове. – Ты не оставил мне другого выхода».
35. Побег
Мой муж перед моим выходом из дома регулярно проверял мой рюкзак. Да что там говорить, он рылся в моих вещах постоянно. Мои дорожные сумки были спрятаны, и, как утверждал мой муж в ответ на мои гневные вопросы, он был тут ни при чем. Это Карстен во время очередного визита к нам, опасаясь моего отъезда в Россию, забрал их и тайком перевез к себе домой. Я давно смирилась с тем, что вряд ли мне удастся покинуть Германию, не оставив здесь все мои вещи. Если бы Йенс увидел, что я снова собираю сумки, мне не удалось бы выйти из дома. Конечно, я могла бы вызвать полицию на крайний случай, но время, потраченное на разбирательства, не позволило бы мне вовремя попасть на мой поезд до Гамбурга, и я бы опоздала на рейс. Поэтому мне нужно было действовать тайком. Прошли те времена, когда я в открытую угрожала моим отъездом, в надежде, что Карстен примчится ко мне, заключит меня в объятия и мы снова будем счастливы. Несколько раз это сработало, однако я так и не добилась желаемого результата: Карстен отдалился от меня. И даже под угрозой моего отъезда он так и не разблокировал мои телефонные номера в вотсапе и телеграме. И хотя он продолжал утверждать, что он все еще любит меня, его отсутствие доказывало обратное. Он даже перестал утруждать себя личными уговорами, а просто через Йенса подкармливал меня обещаниями скоро прийти и просил Йенса постараться удержать меня. Мне не нужны были его просьбы через посредника. Мне бы хватило одного-единственного письма от него, предназначенного лично мне в телеграме, и я бы тут же раздумала уезжать. Я думаю, он осознавал это, но не хотел использовать эту возможность, избегая ответственности. И это ещё сильнее убеждало меня в том, что он больше не дорожит мной и нашими отношениями.
Мой рейс до Москвы должен был вылетать в 19 часов. Я вполне успевала к началу регистрации, если бы села на поезд из Бад Бодентайха в 14:30. Однако я так опасалась возможных непредвиденных обстоятельств, что решила ехать на более раннем поезде в 12.30. Уж лучше просидеть несколько часов в аэропорту, чем потом кусать локти после неудачной попытки. Я не имела право на ошибку. Моё бегство не должно было превратиться в фарс. Побег был моим спасением – от лживого мужа, от опостылевшего заточения и, самое главное, от ожидания Карстена и моей боли по нему. Женя, который был посвящен в мои планы и должен был мне помочь купить билет из Москвы до Минеральных Вод, также поддержал моё решение ехать раньше.
В рюкзак я могла положить только то, что я обычно беру с собой на прогулку: мою косметичку, мои телефоны, паспорта, бутылку энергетика с булочкой и, конечно, деньги – мой «неприкосновенный запас», отложенный на железнодорожный билет до Гамбурга. В моем портмоне дополнительно лежали 10 евро, которые я обменяла в Ильцене на мои последние 890 рублей, оставшиеся на карте. Но, открыв кошелек, я не обнаружила денег: мой муж украл их, присвоив себе право решать, могу я или нет иметь карманные деньги. Как хорошо, что основную сумму я предусмотрительно спрятала в упаковку от женской прокладки, куда он не додумался заглянуть. «Урод», – процедила я сквозь зубы. Я с грустью оглядела шкафы в спальне. Как мне хотелось захватить с собой хоть пару рубашек и моё любимое платье. А мои красивые выходные туфли, которые я так ни разу не одела! Все это приходилось оставить здесь, чтобы не вызывать подозрений. Я вздохнула. В конце концов, моя свобода была мне дороже. Как честная женщина, я достала ключи от дома и засунула их глубоко в ящик тумбочки. Йенс найдет их после моего отъезда.
С утра я была мила и приветлива с моим мужем. Чтобы усыпить его бдительность, я приготовила с утра куриные ножки, обжарив их на сковороде. Это создавало видимость моих планов поужинать вместе с ним. Ближе к 12 часам лихорадочное нетерпение охватило меня. И мне стоило большого труда не выдать себя своими эмоциями. Я сообщила Йенсу, что я устала сидеть дома и хочу прогуляться по такой хорошей погоде. Он не возражал, тем более что я уже приучила его к своим регулярным длительным прогулкам. Я не стала целовать его напоследок, так как это было нетипично для меня. Мне не нужны были его подозрения, а зная проницательность моего мужа – все было возможно. Единственное, что я сделала уже на улице, это обернулась и помахала ему рукой «винки-винки». Он, как всегда, стоял на балконе и курил и в ответ тоже улыбнулся и взмахнул рукой. Вот и все. Я испытывала неимоверное облегчение. Быстрым шагом я направилась к железнодорожной станции, молясь о том, чтобы никого не встретить по дороге и уж тем более на самом вокзале, ведь соседи моего мужа имели привычку тут же докладывать ему, где и когда они меня видели.
К моему счастью, мне никто не встретился. На перроне стояло несколько незнакомых мне людей, которые не обратили на меня никакого внимания. Я купила билет в автомате и спряталась в тени у здания вокзала. Отсюда я могла видеть всех прибывающих, но меня не сразу можно было заметить.
Я вышла из своего укрытия, только когда показался мой поезд. В облегчении я плюхнулась на свободное место и откинулась на сиденье. Полдела сделано. Путь свободен. Я отослала Жене сообщение в вотсап: «Все в порядке, я в поезде на Ильцен». В ответ: «Молодец. Сообщи, когда будешь в аэропорту. И не вздумай отвечать на его звонки». «Напротив, – возразила я. – Лучше пока отвечать, что я гуляю и все хорошо, чтобы он ничего не заподозрил». «Ну, действуй по обстоятельствам», – ответил Женя.
В Ильцене на пересадку на поезд до Гамбурга мне было отведено 8 минут. Я бегом отправилась к кассе, так как в автомате я не знала, как купить билет именно до аэропорта, а не до центрального вокзала. Железнодорожный служащий неторопливо обслуживал посетителя, оказавшегося впереди меня. Стрелка на вокзальных часах неумолимо отсчитывала минуты, и в окно я видела мой поезд, уже готовый к отправлению. Я нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Чёрт бы побрал этих немцев, которые никогда никуда не спешат. Конечно, опоздай я на этот поезд, у меня ещё было время в запасе до следующего. Я все равно выехала заранее. Но это означало ещё почти два часа слоняться по Ильцену, и к тому же мне не терпелось поскорее оказаться в аэропорту. Тогда бы я уже наверняка чувствовала себя уверенной в том, что мой побег удался. Наконец назойливый посетитель ушёл, и я быстро купила билет до аэропорта с указанием платформ и времени пересадок. Собственно, мне предстояла только одна пересадка на центральном вокзале Гамбурга. Я даже приблизительно помнила путь: подняться по лестнице наверх, пройти по территории вокзала среди многочисленных кафе и бистро, и снова спуститься вниз на специальный поезд S1, который идёт прямо в аэропорт. Ничего сложного. Я бегом выбежала на платформу и успела сесть в поезд в последний момент. Двери закрылись, я еду в Гамбург! В вагоне я полистала телефон. Удивительно, но никаких сообщений от мужа не было. Правда, я отсутствовала всего час, он еще не начал волноваться. В аэропорт я приехала за пять часов до начала моего рейса и, соответственно, за три часа до начала регистрации. Я убивала время тем, что просматривала фотографии, сделанные в Германии, переписывалась с Женей и без конца выходила из здания курить. Я уже не нервничала. Но я прощалась. Самым чудесным было ощущение свободы, и боль по Карстену наконец начала меня отпускать. Это не он бросил меня, это я нанесла упреждающий удар, не дожидаясь полной развязки. Пусть ему будет больно теперь. В глубине души я все же надеялась на это и пыталась представить его реакцию, когда его настигнет известие о моём отъезде. Я составила два письма, одно для Карстена, другое для мужа. Письмо для мужа было коротким с извинениями и просьбой меня понять, так как моё сердце разбито и я больше не могу терпеть эту боль.
Письмо для Карстена, как всегда, длинное и душевное. Я писала, что я принимаю его решение, я понимаю, что его любовь ушла, и с этим ничего нельзя поделать, поэтому я покидаю Германию. «Я люблю тебя, – писала я. – Но я не могу находиться здесь, в этой стране, зная, что ты больше не любишь меня».