н. Йенс написал мне, что, узнав о моём бегстве, Карстен снова плакал на балконе в его объятиях и умолял сделать все возможное, чтобы я вернулась. В доказательство Йенс переслал мне голосовое сообщение от него, где Карстен говорил, что все ещё любит меня. Но мои номера в вотсапе и телеграме так и оставались заблокированы. И все же моё сердце дрогнуло. Мне так хотелось верить в то, что это правда. Здесь, в России, я оказалась перед фактом: меня никто не ждет. Надежды, которые я возлагала на Женю, обернулись новым обманом с его стороны. Денег не было даже на элементарное, одни долги. Я написала девчонкам на прежнюю работу, но моё место, конечно, было занято, а новых вакансий в ближайшее время не предвиделось. Мысль снова вернуться в Германию начала казаться единственным решением, в том числе и в финансовом плане. Я была уверена, что, потеряв меня один раз, Карстен не позволит этой ситуации повториться и мне больше не придётся пережить апрельский кошмар бесконечных ожиданий. Будь он рядом, я могла бы смириться с чем угодно, в том числе и с выходками моего мужа.
Я начала склоняться к тому, чтобы принять предложение Йенса: он был готов купить мне билет обратно уже на следующий день после моего приезда в Россию.
Вечером этого же дня безуспешно бомбивший меня с чужих телефонов Женя появился у меня под дверью. Когда раздался звонок домофона, я даже не сомневалась, что это он, так как это было вполне в его духе: он не мог выдержать того, что его отвергают, и должен был добиться обратного любой ценой. Если бы я не вышла к нему, он залез бы в окно или трезвонил в дверь до тех пор, пока ему не откроют. Я не хотела вмешивать в это моих родителей. Во-первых, с них уже было довольно волнений, а во-вторых, я испытывала стыд и за себя, и за его действия.
Выходя к нему, я была в ярости, что после всего сказанного он ещё смеет появляться мне на глаза и снова играть с моим сердцем.
– Зачем ты пришёл, – сказала я. – Уходи, я не хочу тебя видеть. Ни сегодня, ни завтра, никогда.
– Давай поговорим.
– Нам не о чем больше разговаривать. Я устала от этих бесконечных разговоров. Мы разговариваем с Нового года. И ничего не изменилось. Я вернулась к тебе, а в итоге оказалась дома у моих родителей.
Чтобы нас не услышали за дверью, я поднялась выше на один пролет по лестнице.
Женя поднялся вслед за мной и прижал меня к стене, опираясь на неё обеими руками и не давая мне возможности пошевелиться. Его лицо близко наклонилось ко мне.
– Убери руки, – холодно сказала я, пытаясь отвернуться.
Но ему была непереносима сама мысль, что я отвергаю его. В этот момент он люто ненавидел меня, я видела это отчётливо в его налившихся злобой глазах. Но его губы произнесли:
– Я люблю тебя, дура, понимаешь, ты у меня вот здесь в сердце. Я думаю о тебе день и ночь, и не могу выкинуть тебя отсюда. – Он с силой ударил себя по груди.
– Оставь меня в покое, я уже боюсь тебя, – сказала я, пытаясь его оттолкнуть, но его хватка стала ещё крепче.
Я не притворялась, он действительно был противен мне сейчас, и я боялась, что он что-то сделает со мной. Он подхватил меня на руки и в какой-то момент я подумала с ужасом, что сейчас он сбросит меня с лестничной клетки. Дверь подъезда, на счастье, распахнулась, и вошла соседка. Поднимаясь, она подозрительно покосилась на нас. Женя отошёл на несколько шагов, и мы в молчании пропустили женщину наверх. Я, конечно, могла попросить о помощи, но мне было неловко. Воспользовавшись моментом, я снова попыталась проскользнуть вниз к входной двери, но он проворно преградил мне путь.
– Выпусти меня, я хочу на улицу.
– Зачем тебе туда?
– Я хочу курить.
– Потерпишь.
– Я сказала, выпусти меня! Какого черта ты решаешь, что мне делать и когда!
– Потому, что я люблю тебя, и ты любишь меня, – сказал он уверенно.
– Ты сумасшедший.
– Может быть, – усмехнулся он и попытался меня поцеловать.
В какой-то миг я притворилась, что поддаюсь, а затем, воспользовавшись тем, что он поверил и ослабил хватку, вырвалась и выбежала наружу. Я шла быстрым шагом до соседнего двора. Оглянувшись, я увидела, что он не следует за мной. Задыхаясь от волнения, я присела на лавочку и закурила сигарету. Руки тряслись. Пять минут, и сигарета истлела, так быстро я делала затяжки. Надеюсь, он ушёл, хотя я понимала, что не навсегда. Ему во что бы то ни стало надо было добиться своего, иначе чёрная пустота внутри сожрет его. Ему необходимо подтверждение, что он всегда имеет надо мной власть и, что бы он ни делал, я всегда вернусь к нему, как только он этого захочет. Такова натура перверзных нарциссов.
Но нет, он и не думал уходить. Как только я поднялась с места, я увидела его за кустами, терпеливо поджидающего, когда я закончу перекур. С ухмылкой, означавшей «никуда ты не денешься от меня», Женя подошёл ко мне. В этот момент мне показалось, что он сумасшедший. Его психопатический облик, который он тщательно прятал под маской нормального человека, явственно проступил наружу.
– Да ты просто маньяк, – сказала я, и меня разобрал истерический смех.
Однако Женя принял мой смех за добрый знак. Внезапно его тактика переменилась.
– Как у тебя дела с Германией?
– Чудесно, – ответила я. – Меня ждут обратно, и в понедельник я улетаю.
– Что, уже есть билет? – растерялся Женя от неожиданности.
– Да, есть.
И я с готовностью продемонстрировала ему в мобильнике электронный билет, отправленный мне моим мужем.
– Я же просил у тебя всего четыре дня.
– У тебя больше нет этих дней. Через день я улетаю.
– Он выплатил тебе деньги?
Поскольку разговор переходил в безопасную плоскость, и я смирилась с тем, что мне не удастся так просто отделаться от него, я ответила ему.
– Нет, но он обещал мне выплатить их, как только я вернусь.
И тут Женя сел на своего любимого конька. Теперь он вовлек меня в игру «хороший Женя – плохой Йенс». Его доводы о том, что мой муж снова пытается меня обмануть, ложились на благоприятную почву, ведь в глубине души я и сама понимала это.
– Ты будешь дура, если не воспользуешься сложившейся ситуацией, – убеждал меня Женя. – Пока ты здесь, у тебя в руках все козыри. Ты должна поставить условие: сначала он перечисляет тебе деньги, и только потом ты возвращаешься.
В его словах была истина, хотя он и действовал сейчас в своих собственных интересах.
Вернувшись домой, я сообщила Йенсу, что ему придётся сдать билет на понедельник, так как я имею непогашенный кредит, и меня просто не выпустят из страны. К моему счастью, порывшись в интернете, мой муж нашёл подтверждение моим словам: статью о том, как много русских выезжают за границу с открытым кредитом, и о том, что правительство ужесточило в связи с этим меры на пограничном контроле. Самое главное, что сумма кредита, при которой возникали проблемы на контроле, в данной статье не уточнялась. На самом деле, мои тридцать тысяч долга не помешали бы мне покинуть Россию, но об этом Йенсу было знать не обязательно. Он сдал билет, и последующие дни прошли в перепалке по поводу денег. Я хотела не только закрыть дыру в моих финансах, но и получить обещанные деньги за апрель для моей семьи, выплату которых он и так уже сильно задержал. Йенс сопротивлялся: он опасался, что, если он отправит мне все деньги, то я просто не вернусь. О моей порядочности он, видимо, судил по себе и поэтому хотел иметь гарантии моего возвращения, оставив выплату «семейных» денег на потом. Параллельно он писал в вотсап моей маме, убеждая её оказать влияние на меня. Однако я не позволила ей вовлечься в эту дискуссию. От её имени и с её, конечно, согласия я написала Йенсу письмо о том, что она не хочет моего возвращения в Германию, так как обещанные деньги постоянно задерживаются и не выплачиваются в полном объёме, а предпочла бы, чтобы я осталась в России и снова вышла на работу, чтобы кормить своих детей. После этого я заблокировала номер Йенса в телефоне мамы.
Йенс был в бешенстве – все шло не так, как он запланировал. С одной стороны, останься я в России, он терял регулярные выплаты на меня, которые предоставляло мне немецкое государство, поэтому он во что бы то ни стало хотел заполучить меня обратно. С другой стороны, он опасался остаться в дураках, если он вышлет мне деньги, а я его обману и не вернусь. Его письма о том, как Карстен расстроен тем, что я постоянно откладываю возвращение, не возымели на меня действия. Это были лишь слова моего мужа, ничем не подкреплённые. Сам Карстен по-прежнему ничего напрямую мне не писал. Наконец, мой муж решил прибегнуть к последнему способу воздействия: он сообщил мне, что все эти волнения привели его на больничную койку с высоким давлением. «Я нахожусь в больнице в Ильцене, – написал он. – И Карстен навещает меня и приносит мне свежее бельё». В его болезнь я не поверила ни на минуту. Однажды он уже пытался проделать такой фокус со мной, и его ложь вылезла наружу. «Пусть вышлет тебе своё фото из больницы», – посоветовал мне Женя, с которым я снова поддерживала контакт после того, как на днях он приходил к нам домой и имел разговор с моей мамой, в котором он убеждал её, что он любит меня и просил, так сказать, родительского благословения на нашу совместную жизнь. Как и следовало ожидать, никакого фото из больницы я не получила, а Йенс после моей просьбы чудесным образом исцелился, и в тот же вечер был выписан домой.
В торгах и перепалках по поводу денег прошло еще несколько дней, и, наконец, была определена окончательная дата моего возвращения. Муж нашёл относительно дешёвый билет турецких авиалиний. При этом я могла оставаться дома ещё целых пять дней, потому что на предыдущие числа цена была выше, а Йенс, несмотря на желание меня вернуть, хотел также максимально сэкономить. Мы пришли к компромиссному решению: кредит был погашен, и мне была частично отправлена сумма денег за апрель. Однако остальные деньги я получала только после возвращения в Бад Бодентайх.
Женя костерил меня на чем свет стоит, упрекая в том, что я не дожала моего мужа до конца. Создавалось такое впечатление, что он заинтересован в моих деньгах больше, чем я сама. Но когда, уступив его доводам, я категорически заявила мужу, что я не вернусь безо всей суммы, и пригрозила, что на следующий день отправлю уведомление во все немецкие инстанции о том, что я покинула Германию, тот ответил мне с издевкой: «Не забудьте также сообщить властям о вашем любовнике Карстене и об истинной причине вашего отъезда». Я поняла, что уже перегибаю палку и отступила. К тому же, мне и самой уже не терпелось скорее вернуться. Я соскучилась. Не по Йенсу, конечно.