После этого всплеска мы стояли все трое, потрясенные и опустошенные. Хотя не скрою, что во мне поднималась волна торжества победы над соперницей. Пусть ненадолго, но я взяла реванш за мой июль.
– Я хочу забрать мои вещи, – сказала Люда.
Тут пришла очередь взъяриться мне:
– Так она жила у нас в квартире? – накинулась я на него. – Ты же говорил, что вы занимались сексом только в машине.
– Только в машине? Только в машине?! – Она снова ударила его по лицу.
Да, у нас обеих был законный повод расцарапать ему физиономию, но я предоставила это ей. Я предпочитала размазать его по стенке словами. Сейчас сила была на моей стороне, а девочка плакала от бессилия.
Все трое мы отправились в квартиру, которая была нашим с Женей семейным гнездышком когда-то, а теперь, как оказалось, служила ещё и местом тайных свиданий с соперницей. Женя бежал впереди всех, мы порознь поодаль. Ему пришлось дожидаться у подъезда, так как ключи были у меня. Увидев, что я открываю дверь ключами, Люда шепнула ему со злостью:
– За это ты тоже у меня получишь.
Видимо, ей он ключи не давал.
В квартире на правах хозяйки я предложила ей пройти и поужинать с нами, но Люда, конечно, отказалась. Увидев разобранную кровать, она нашла ещё в себе силы подколоть меня, сказав, что я взяла простынь, которую она недавно «запачкала». В ванной она не нашла своих вещей. Оказалось, что перед моим приездом Женя предусмотрительно спрятал их в коробочку из-под обуви в шкафу. Мы обе с презрительной усмешкой наблюдали за тем, как он извлекает их оттуда. Закончив с вещами, а их оказалось немного – всего лишь принадлежности для душа, и зубная щётка – Люда порывалась уйти, но он зачем-то начал удерживать её. Видимо, его чувства к ней были сильнее, чем просто увлечение, и он не хотел отпускать ее в таком состоянии. Со мной при расставании он даже не церемонился, с грустью подумала я. Он даже позволил нам пойти покурить на балконе (это в маминой-то квартире, которая на дух не выносила табачного дыма!), и принёс нам под ноги коврик, чтобы мы не простудились, чем дал нам очередной повод зло подтрунить над его внезапно проснувшейся заботой.
– Я сделала от этого урода аборт, – призналась мне Люда. – Я так хотела ребёнка, хотя бы для себя. А он настоял на аборте, и теперь у меня проблемы по-женски. Врач говорит, что я больше не смогу иметь детей.
Мне было жалко её, и мне было жалко себя.
– Когда это было? – спросила я.
– Два года назад.
Два года назад! Спустя всего год нашей совместной жизни. Я представила себя, тогда ещё счастливую и ни о чем не подозревающую. Как горько и как больно, в душе просто выжженная пустыня.
4. Три счастливых дня было у меня…
Именно эту песню Аллы Пугачевой я исполнила Жене в один из дней, проведенных в его квартире, нежась в его объятиях. Я чувствовала себя на подъеме, торжествуя победу: все-таки я оказалась для него главной женщиной в его жизни! Тогда я еще не понимала до конца природу нарциссизма и действительно наивно полагала, что он осознал, как я дорога ему и какую ошибку он совершил, променяв меня на другую. В ту же ночь, когда ушла Люда, выпив водки от пережитого потрясения, он овладел мной, забыв про свои опасения по поводу СПИДа. Три дня мы практически не вылезали из постели. Только один раз в воскресенье мы отправились за грибами, и, ползая по кустам, Женя давал мне последние наставления перед отъездом, как мне вести себя с моим мужем, чтобы срубить с него побольше денег и не вернуться в июле с голой задницей, как это случилось на этот раз. Что касается Карстена, Женя считал, что с ним давно все покончено, поэтому больше не переживал на его счёт. Однако во время секса он все время держал его в голове, не в силах забыть внушительные размеры моего любовника, и старался перещеголять его, если не величиной, то умением. Он действительно был искусен и неутомим, но в его близости никогда не было чувств. Не способный к эмпатии, абсолютно эмоционально холодный, Женя и в постели был просто роботом. Даже во время секса он не целовал меня в губы, его лицо оставалось бесстрастным, а глаза равнодушными и пустыми. С Карстеном, несмотря на секс без изысков, я чувствовала совсем другое. Ни с чем не сравнимую взаимную нежность и в то же время пронзительное желание, сочетание которых превращало близость с ним в нечто особенное, не доступное для меня с таким партнером, как Женей.
С Женей я испытывала настоящую радость лишь от того, что у меня появилась возможность спать в его объятиях. Это было то, потерю чего я больше всего оплакивала в июле. Его тело все ещё было близким и родным для меня, как ни странно. Это давало мне чувство защищенности и уюта, в которых я так нуждалась.
Омрачало эти дни лишь то, что Женя не мог скрыть своего беспокойства по поводу Люды. Я видела, что он терзается мыслями о ней, только не могла понять, что это: тоска по утраченной подруге, или страх перед тем, что она может как-то навредить ему, поскольку они работали вместе.
Перед отъездом у нас в распоряжении оставалось всего несколько ночных часов, потому что мой рейс отправлялся в три часа утра. Мы легли рано, около девяти, и провели несколько беспокойных часов в полудреме, боясь прозевать будильник.
Как только я улечу в Германию, он приложит все усилия, чтобы Люда вернулась к нему. И она сделает это, несмотря на его предательство. Так, как это делала я уже много раз, потому что нарциссы умеют убеждать и играть на чувствах соперничества своих жертв.
5. «Дежа вю»
В этот раз мне была предоставлена возможность самостоятельно добираться до нашего дома в Бад Бодентайхе без встречающих и сопровождающих. Убедившись во время моего бегства, что я способна сама ориентироваться на вокзалах Германии, мой муж решил сэкономить на собственном билете в оба конца. Я не возражала. Мне нравилось путешествовать одной, к тому же, у меня не было никакого багажа, кроме полупустого рюкзака с косметичкой и документами. Высадившись из самолёта и пройдя стойку регистрации на паспортном контроле, я вышла из здания аэропорта. Я оказалась в том же месте, где мы стояли и курили все вместе в прошлый раз: я, Карстен и муж. Тогда мусорное ведро около скамейки задымилось от плохо потушенной кем-то сигареты, и душа пожарника не выдержала: Карстен побежал в здание и раздобыл где-то лейку, из которой полил клубящуюся чёрным дымом урну. Вспоминая это, я вздохнула. Как много произошло с тех пор, а ведь прошло всего полтора месяца. Что ждёт меня на этот раз? Я искренне надеялась, что все между нами наладится и Карстен больше не составит меня одну, хотя бы из опасений, что я снова уеду в Россию. Ведь я доказала ему, что я действительно способна так поступить. Однако мои контакты в вотсапе и, самое главное, в телеграме были по-прежнему заблокированы, и уже это одно являлось свидетельством того, что так хорошо, как в ноябре и марте, уже не будет. Я смотрела на улицу перед аэропортом, заставленную такси, туда и сюда сновали приезжающие и отъезжающие. Этот пейзаж уже стал привычным для меня. Я прилетала в Гамбург в четвёртый раз, кто бы мог подумать. Всего 12 дней назад я ожидала здесь моего рейса в Москву и была уверена, что уезжаю навсегда. И вот я снова здесь. Не из-за денег, хотя это тоже важно, не из-за слез моего мужа, в искренность которых я не верила, а всего лишь из-за одного короткого голосового сообщения от Карстена:
«Марина, ишь либе дишь нох имма. Комм цу мир вида, ишь вайне оне дишь. Кус-кус, дайне Тига» (Я все ещё люблю тебя. Возвращайся снова, я плачу без тебя. Целую-целую, твой Тигр).
Через дорогу от здания находился огромный лифт, спустившись по которому можно было попасть на платформу, откуда уходил поезд S1 курсировавший между гамбургским аэропортом и вокзалом. Йенс заблаговременно заказал и оплатил в интернете билет для меня на весь путь до Бад Бодентайха, и мне оставалось только свериться со временем и найти нужную платформу. Я очень хотела есть, но экономила шесть евро, которые остались у меня от прошлого пребывания в Германии. Кто знает, где и когда это ещё может мне пригодиться. Моя жизнь не предполагала никакой стабильности. А мой муж никогда не беспокоился о том, что мне надо что-то перекусить в дороге, и денег на еду или какие-то мелкие непредвиденные расходы мне не выделялось.
Добравшись до гамбургского центрального банхоф (вокзала), я обнаружила, что я приехала слишком рано и мой поезд до Ильцена с последующей пересадкой на Бад Бодентайх прибывает только через сорок минут. Вскоре должен был подойти поезд на Ганновер, который также проходил через Ильцен, и я, на свой страх и риск, решила попробовать добраться на нем. В моём проездном билете был указан поезд «metronom», и я очень опасалась, что контролёр, обнаружив это, просто высадит меня на ближайшей станции или заставит доплатить (только вот чем, моей русской картой Visa?), потому что мне казалось, что существует разница в цене между комфортабельным поездом и обычным. Однако контролер, сосканировав штрих-код на моём билете, улыбнулся и пожелал мне «гуте райзе» (доброго пути). Значит, так можно, подумала я, несмотря на то, что указан один поезд, ехать в другом. А может быть, он просто не заметил ошибки? В любом случае, остаток пути до Ильцена я ехала, наконец-то расслабившись и просто получая удовольствие от пейзажа за окном. Ближе к Ильцену я начала подумывать о том, что теперь у меня появилось дополнительное время на пересадку, и я могу использовать его, чтобы сходить в банк и обналичить в евро имевшиеся на моём счёте 6 000 рублей. Я должна была иметь при себе немецкую наличность. Несмотря на то, что я твёрдо решила дождаться всех положенных мне выплат от мужа и улететь в июле, я понимала, что ситуация может в любой момент измениться, и мне нужны были деньги на поезд на обратный путь до Гамбурга в случае, если мне снова придётся срочно уехать. В моём распоряжении было целых сорок лишних минут. Я бегом добежала до центра Ильцена и обналичила 50 евро. На вокзале, спрятавшись в тени деревьев, я предусмотрительно, как и прежде, спрятала деньги в упаковку от чистой женской прокладки. Проходящая мимо девушка с подозрением покосилась на меня.