Это здание было построено архитектором Хундертвассером и являлось одной из достопримечательностей города Ильцена. Когда я увидела его в первый раз, я была удивлена, так как стиль, который был использован, совершенно не вписывался в мои представления о немецкой архитектуре. Высокие разноцветные колонны, украшенные округлыми башенками, волнистые изгибы линий пешеходных переходов, – все это напоминало минарет или дворец какого-то восточного султана.
От Ильцена до Бад Бодентайха всего несколько станций, и в общей сложности путь занимает около двадцати минут. Я рассеянно смотрела в окно. Я уже знала наизусть все эти пейзажи, да и, в общем-то, в них не было ничего интересного. Поля, уже полностью зелёные, чередовались с лесными участками. Довольно скучная картина по сравнению с яркой и контрастной природой Северного Кавказа, где можно увидеть сразу и горы, и леса, и цветущие поляны, и даже снег среди лета на вершинах двуглавого Эльбруса. «Нексте хальт Бад Бодентайх» («следующая станция Бад Бодентайх») объявил голос в динамике, и я вышла на перрон. Вот тут я прочувствовала всю «прелесть» многочасового путешествия на каблуках. Пока я сидела в вагоне, мои ноги немного отекли, и теперь каждый шаг причинял мне неимоверную боль. И зачем только я решила так одеться сегодня? Учитывая, что мне нужно было пройти ещё не меньше пятисот метров до дома, это была настоящая пытка. И все же я нашла в себе силы идти, как ни в чем не бывало, волнующей лёгкой походкой, правда, стиснув зубы. «Я вам покажу, что такое настоящая русская фрау, – подбадривала я себя. – Русские не сдаются». И пусть даже никого не было поблизости, я шла так, словно иду по подиуму и на меня смотрят сотни глаз.
Йенс услышал стук моих каблучков задолго до того, как я появилась в зоне его видимости. Как он сказал мне потом, в деревне никто не ходит на каблуках, поэтому он сразу понял, что это я. Конечно, это я, русская женщина, которая не хочет и не может быть похожей на немецкую фрау. Всегда на высоте, всегда с макияжем и всегда сексуальна.
Дома я с облегчением вытянула ноги, положив их на перила балкона. Муж сфотографировал меня во всей красе и отправил моё фото Карстену.
7. Встреча после разлуки
Остаток дня проходил в возбужденном ожидании Карстена. Я уже забыла, как я злилась на него, как много слёз мне пришлось пролить из-за него. Все, что я хотела сейчас, – это снова увидеть его, почувствовать его руки, вдохнуть его запах, услышать его смех. Апрель с его бесконечными напрасными ожиданиями поселил в моем сердце неистребимый страх, что он не придёт. Он обещал быть в 22 часа, однако последнее время он не был пунктуален. И это ожидание, как всегда, сводило меня с ума. И все же он пришёл. Пришёл даже раньше условленного времени. Я курила на балконе, когда услышала, что Йенс с кем-то разговаривает в прихожей. Сначала я подумала, что это пришёл Удо, но потом что-то ёкнуло в груди… Я нерешительно вышла в гостиную… и увидела его. Все заготовки полетели к черту. Мы просто стояли и смотрели друг на друга какое-то мгновение, а потом я бросилась ему в объятия, и он крепко обнял меня, поглаживая по спине. Он всегда так делал: обнимал и одновременно с лёгким нажимом проводил рукой по моей спине. И почему-то от этого поглаживания у меня отнимались ноги, и я «плыла» в его руках. Мы стояли, обнявшись, очень долго, может быть минуту или две, и я не могла оторваться от него. Потом был страстный и нежный поцелуй в губы. Господи, как я соскучилась по нему! Почему этот взбалмошный мальчишка имеет такую власть надо мной, над моим телом, душой, чувствами! Я хотела быть сегодня немного отстраненной, немного неприступной. Но вот я в его руках, и я вся дрожу от чувств, переполняющих меня, и шепчу, целуя его в шею: «Карстен, мой любимый, Карстен…» Подошёл Йенс, до этого тактично прятавшийся в тени прихожей, и мы все трое пошли на балкон курить и разговаривать. Йенс попивал пиво с сигарой во рту. Карстену была предложена банка энергетика, так как он отказался от алкоголя, потому что до сих пор сидел на лекарствах из-за больной ноги. Я не могла оторвать глаз от него. Всё в нём нравилось мне, всё казалось красивым, почти совершенным. Или мне просто так казалось, потому что я смотрела на него сквозь призму влюбленности. Сегодня он был в спортивном костюме с красным верхом, однако его футболка оставалась неизменно чёрного цвета. Левая нога Карстена от ступни до щиколотки была одета в какой-то резиновый сапог с дырочками и кнопочками, застёжками на липучках – нечто, заменяющее ему гипс и защищающее его ахиллесово сухожилие. Однако он мог ходить уже без костылей, хотя и прихрамывая, и это уже радовало. Он даже додумался приехать на велосипеде, сумасшедший! Но все остальное было под запретом, как мне сказали: алкоголь, физические нагрузки, в том числе секс, как минимум, ещё на 10 недель. Я тяжко вздохнула. За все три месяца моего пребывания здесь секс между нами был всего лишь четыре раза, и то в основном в марте, когда он еще был здоров и когда он еще шептал мне на ухо «ишь либе дишь» («я люблю тебя»). На правильном немецком языке должно звучать «ихь либе дихь», но у Карстена был своеобразное произношение. Как сказал Йенс, это говор Майнца, откуда Карстен родом. Мне так нравилось это «ишь», мне так нравился его низкий голос, да, чёрт возьми, мне все в нем нравилось! Мой бедный Карстен, с ним всегда что-то случалось. Я вспомнила все эпизоды несчастных случаев, которые произошли с ним за все то короткое время, что я его знаю. Сначала в ноябре он упал с кровати прямо во время наших любовных игр плашмя, на пол и сильно ударил челюсть. Потом, когда я уже была в Пятигорске и ждала визу на воссоединение, он подрался, и ему сломали очки, которые он смог восстановить по страховке только к моему приезду в марте. В феврале, опять же, пока я была дома, его сбила машина, когда он ехал на велосипеде. К счастью, все оказалось не слишком серьёзно, однако сильные ушибы, костыли и сломанный велосипед в итоге. В марте он порезал банкой из-под консервов палец почти до основания, и во время секса не мог опираться на больную руку. В последний день марта он должен был прийти ко мне на всю ночь. Но в эту ночь были проводы зимы, праздник и жжение костров всю ночь, типа нашей Масленицы. Карстен, как пожарник, активно участвовал в приготовлении, колол дрова, сооружал подмостки и сильно потянул спину. И теперь вот это: неудачный прыжок с вышки в бассейне во время тренировки и поврежденное ахиллесово сухожилие. Пожалуй, я ещё не встречала в своей жизни человека, с которым бы так часто происходили несчастья. И все же он был невероятно крут, этот немецкий парень, и я любила его без памяти со смешанным чувством страсти и, в то же время, жалости и нежности, свойственных русской душе. Как я уже упоминала, у Карстена был диагноз СДВГ (синдром дефицита внимания и гиперактивности). Такие люди никогда не могут долго усидеть на месте, им всегда надо быть в центре событий. Они стремятся к разнообразию и риску, и у них напрочь отсутствует чувство опасности, присущее обычным людям. Именно поэтому они больше других подвержены травматизму. Но при этом они обладают невероятной харизмой за счёт своей непосредственности и почти детского очарования. Таким был Карстен. В свои 39 лет он сочетал в себе качества взрослого человека и ребёнка одновременно, и это сочетание было настолько притягательным, что я была словно околдована им.
Как всегда, я незаметно включила диктофон, чтобы записывать разговор. Во-первых, я все ещё тешила себя надеждой когда-нибудь выучить немецкий язык настолько, чтобы наконец узнать, что они говорили при мне, открывая все свои тайны, так как справедливо полагали, что я не могу их понять. Во-вторых, я всегда после ухода Карстена прослушивала разговор, чтобы ещё раз пережить все моменты встречи и насладиться ими, просто упиваясь музыкой его голоса. К сожалению, Карстен был немногословен. На записи сплошным потоком лилась быстрая речь моего мужа, лишь изредка прерываемая отдельными репликами Карстена. Во время разговора я сидела, пристроившись у его ног, обнимая его и вдыхая его запах, а он ласково и рассеянно поглаживал меня по спине. Да, я сама дала ему власть надо мной. Я сделала из него моего короля, я целовала его руки и стояла перед ним на коленях. Но это не унижало меня. Напротив, я испытывала радость и счастье, находясь вот так рядом с ним, наконец имея возможность снова почувствовать тепло его сильных рук, биение его сердца.
– Почему ты улетела в Россию?
– Потому что моё сердце было разбито. Ты не приходил ко мне, ты заблокировал меня. А в последний вечер ты сказал: «Я не могу сказать тебе сегодня, что я люблю тебя».
– Я не говорил тебе, что я не люблю тебя. Но моё доверие подорвано твоими постоянными угрозами улететь в Россию. Я испытываю постоянный стресс.
– А разве я не испытываю стресс? – взорвалась я. – Я плакала всю дорогу домой! Я люблю тебя, и я очень страдаю от того, что ты не приходишь ко мне. Мне больно не слышать больше твоих слов о любви.
– Но я не могу говорить это каждый день.
– Но раньше ты говорил это каждый день.
Все это было чрезвычайно сложно, потому что мы не могли общаться с ним на равных. Проклятый электронный переводчик искажал часть слов, и смысл сказанного приходилось додумывать, и, к сожалению, не всегда верно. Как важно было сейчас для меня понять его слова досконально, но я не могла, не могла!
Он пробыл у нас совсем недолго: может быть, час или полтора, и этого было недостаточно для меня. Но что я могла поделать? Когда мы перешли в гостиную, мы снова целовались и обнимались, и он сжимал меня в объятиях так крепко, что мне казалось, что он сломает мне ребра, и я пищала, что очень смешило Карстена. Конечно же, несмотря на медицинский запрет, я все же попыталась предпринять попытку раскрутить его на секс. Я развязала шнурок его спортивных брюк и попыталась добраться до пениса. Это было нелегко, учитывая, что он не хотел помогать мне, а продолжал сидеть на софе в обычной позе, продолжая разговор с Йенсом. Я, наконец, смогла извлечь его член и прильнула к нему губами. Мой сладкий, любимый, мне так нравилось его ласкать. Я уже совершенно не обращала внимания на Йенса, воспринимая его присутствие как неизбежное зло, с которым приходится мириться. Однако, к моему разочарованию, Карстен оставался абсолютно безучастным к моим ласкам, и это ранило меня.