ывала теперь тайной надежды, что, может быть, все изменится, и мой муж, а главное, Карстен, вернут меня обратно. Я больше не хотела этого. Моё возвращение в мае ясно показало, что меня ожидает. Тогда я уезжала с болью в сердце, теперь к ней примешивался горький и отвратительный привкус предательства. У меня было ощущение, что мою душу изнасиловали. Другого, более подходящего определения, я не могла найти.
Над Стамбулом пилот также решил порадовать пассажиров видами на город и на Чёрное море. Мы углубились далеко в море, где, словно в игре «Морской бой», вдоль и поперёк стояли на рейсе корабли, с высоты казавшиеся игрушечными. Потом самолёт опустился так низко, что я видела рябь на воде, и в какой-то момент мне даже показалось, что мы сейчас упадем в море. Но наш лайнер вновь набрал высоту и устремился к берегу. Все, в том числе и я, были настолько восхищены этим маневром капитана и мягкой посадкой, последовавшей вскоре, что в салоне раздались аплодисменты.
В турецком аэропорту мне пришлось прождать пересадки пять долгих часов без интернета, без возможности покурить и без глотка воды, так как у меня больше не оставалось евро. Вконец измученная жаждой, я наскребла с горем пополам по всему рюкзаку 1 евро и смогла купить маленькую бутылочку воды. Для этого, правда, пришлось предъявить паспорт и получить обратно чек с подписью продавца. Это удостоверяло, что данный товар проверен и куплен на территории аэропорта, а стало быть, не содержит никаких опасных веществ, и я могу проносить его на борт самолёта. До борта самолёта я его конечно не донесла бы в любом случае, потому что выпила воду почти залпом, так велика была жажда.
Группа молоденьких бортпроводниц в красивой черной униформе турецких авиалиний с позолоченной окантовкой по лацканам пиджака и вдоль нагрудных кармашков позировала у одной из стоек, весело хихикая. Их фотографировал симпатичный голубоглазый стюард, чем-то напомнивший мне Карстена. Хотя, пожалуй, я теперь везде невольно искала кого-то напоминавшего мне его. Время уже было позднее, в Германии около 22 часов. Естественно, и Йенс, и Карстен уже поняли, что я снова сбежала. Я пыталась представить себе, что происходит там. Мне уже очень хотелось увидеть, какие сообщения пришли мне в вотсап, но, к сожалению, до самой России это было невозможно, так как я не могла подключиться к интернету. В аэропорту были кафе, в которых предоставлялся пароль для вайфая, но этот вариант мне не подходил, ведь для этого я должна была сделать заказ в этом кафе, а денег у меня не было. Пришлось усмирить своё нетерпение и ждать возвращения в Россию.
Наш самолёт прибыл в аэропорт Минеральные Воды с почти часовой задержкой. Затем пришлось томиться в самом аэропорту, проходя через паспортный контроль. Несмотря на то, что работало целых три окна, выстроилась огромная очередь из пассажиров нашего рейса. Я позвонила Жене предупредить, что ему придётся подождать меня ещё как минимум полчаса, и, наконец, подключила мобильный интернет.
Первое сообщение относилось по времени к 12:30 часам по немецкому времени, то есть меня ещё не хватились и полагали, что я на занятиях в школе. «Шаци (дорогая), ты забыла свой обед для школы на столе в гостиной», – писал Йенс.
Действительно, я оставила свой йогурт на столе, но не потому, что забыла, а потому, что он просто уже не помещался в мой доверху набитый рюкзак.
Следующее сообщение через час: фотография улыбающегося Карстена на моём стуле на балконе, прикуривающего сигарету. И ниже фото всех страниц моего письма ему и моя открытка с кроликом. Я, конечно, допускала, что он может показать моё письмо Йенсу, но всё же надеялась, что ему хватит ума и порядочности не делать этого. Мои худшие предположения сбылись: моё письмо, развернутое во всех ракурсах, как моя душа, лежало на нашем столике на балконе. Карстен, Карстен… Мои слова любви, моя нежность, моё последнее послание к тебе выставлено на всеобщее обозрение… Ты всегда был предателем.
Я не испытывала по отношению к нему ни злости, ни обиды. Я просто с горечью констатировала новый факт предательства и должна была понять и принять окончательно, что этот мужчина не любит меня. Я хотела, чтобы это письмо осталось ему на память обо мне. Теперь оно находится в грязных руках Йенса, который будет демонстрировать его всем и каждому в доказательство моей неверности.
«Вы во второй раз тайно оставили нас, – писал Йенс. – Карстен ничего не понял из вашего письма. Но я всё понял сразу, как только прочёл его. Кстати, первой прочла письмо сестра Карстена, и теперь у него снова большие неприятности из-за вас».
Следующее послание гласило: «Карстен пытался дозвониться до вас три раза на оба телефона – русский и немецкий, чтобы вас остановить, пока вы не совершили непоправимую ошибку. Однако все ваши телефоны были недоступны. Он спрашивает меня, когда вы снова вернетесь, но я отвечаю ему, что теперь это практически невозможно».
Да, теперь это действительно невозможно, подумала я.
И, наконец, последнее: «Карстен пришёл, как и обещал, но вы его не дождались. Мы ничего не можем сделать против вашего нетерпения. Мы оба будем любить вас всегда и никогда не забудем». С запозданием пришло сообщение от Карстена: «Я у Йенса. А ты где?» и два пропущенных вызова от него. Время совпадало с моей посадкой на рейс. Чтобы написать мне эти строки, Карстен должен был снять блокировку в вотсап. Но после этого тут же вернул её обратно. Сейчас я снова была заблокирована.
В окошке пограничного контроля молодая женщина в форме с погонами, проверив мой паспорт и вид на жительство, спросила:
– Где вы постоянно проживаете в настоящее время?
– В Германии, Бад Бодентайх, – ответила я, понимая, что говорю эти слова последний раз.
Паспорт был проштампован отметкой о прибытии в Российскую Федерацию, и я наконец вышла на улицу, где уже поджидал меня Женя. На этот раз без всяких вопросов мы поехали к нему домой. А его мама даже выделила мне две дополнительные полочки в шкафу для моих вещей. Женя был предельно ласков и внимателен со мной. Но я, к разочарованию, не испытала ничего, прикасаясь к нему. Ничего.
15. Шантаж
Мой муж не стал забрасывать меня письмами с мольбами вернуться. Не стал он больше присылать мне голосовых сообщений от Карстена со словами любви. Сейчас все изменилось. Йенс прекрасно понимал, что во второй раз такая тактика не возымеет своего действия. Однажды я поддалась на его уловки и вернулась. Но он… нет, они оба обманули меня. От одной мысли о моей жизни в Бад Бодентайхе в последние недели меня передергивало от боли и отвращения. Когда мы что-то теряем, нам хочется вернуть это обратно, – такова человеческая природа. Сначала у меня было такое же состояние. Едва ступив на русскую землю, я уже хотела лететь назад. Я рвалась обратно на улицы Германии, я хотела вернуться в её легкую приветливую атмосферу, в обстановку вечного праздника. Я тосковала по моим занятиям в школе и жалела об утраченных возможностях. Но это были лишь игры разума. Как только я начинала реально вспоминать все события последних месяцев: мои мучительные ожидания, то, как меня обманывали и заставляли ждать того, чего никогда не будет, размахивали «морковкой» перед моим носом, втайне посмеиваясь над моей наивностью, использовали моё чувство к Карстену, чтобы заставить меня сидеть на месте и быть источником дохода, – все эти факты, на которые уже невозможно было закрыть глаза или вычеркнуть из памяти, – все это полностью убеждало меня в верности принятого мной решения. Дальнейшая переписка с мужем только подтвердила это. Теперь он, уже не скрывая, показал своё истинное лицо, прибегая к открытым угрозам и шантажу.
На следующий день после моего возвращения он ни разу не вышел на связь, полагая, что его молчание заставит меня испугаться и одуматься. Но я не проявила ни малейшего беспокойства. Поэтому уже через день началась атака, в которой использовались все уже известные мне манипулятивные приемы: от лживых посулов и обещаний до неприкрытых угроз. Очень важно было то, что в этот трудный момент я была рядом с Женей, и он всячески поддерживал и консультировал меня. Конечно, у него был в этом свой интерес. Для него сражение с Йенсом и Карстеном было своеобразным состязанием, целью которого было переиграть сильного соперника. Я видела азартный блеск в его глазах, когда он диктовал мне, что я должна писать, и с каким нетерпением он ждал ответа с той стороны. Они с Йенсом были похожи, поэтому он понимал, как никто другой, логику его поступков и просчитывал его ходы, так как сам в этой ситуации поступил бы так же. Где-то на задворках этой борьбы была я, как охотничий трофей, но моя персона даже не была главной в развернувшемся сражении. Жене был интересен сам процесс. И пока он был вовлечен в эту игру, я могла не опасаться, что он снова «утилизирует» меня. Я понимала, что это время придёт рано или поздно – такова природа перверзных нарциссов. Но пока игра с Йенсом была в самом разгаре, мне это не грозило. Поэтому я решила просто наслаждаться тем, что наконец могу спать по ночам, прижимаясь к мужчине, а не забиваться в угол кровати, содрогаясь от отвращения. Теперь ночь была для меня желанной гостьей. Но неожиданным открытием для меня стало то, что я не чувствовала больше удовольствия от близости, которое я испытывала в прежние годы нашей совместной жизни с Женей. Его запах, его тело перестали волновать меня, как я ни пыталась вернуть это состояние. Мне не хватало Карстена. Я «подсела» на этого мужчину. Поэтому, если в переписке Женя сражался с моим мужем, то в постели он сражался с Карстеном. Я получала просто феерический секс. Он демонстрировал все, на что он способен, чтобы вытеснить Карстена из памяти моего тела. Но, к сожалению, несмотря на потрясающую технику, ему это не удавалось. И хотя я улыбалась и изображала оргазм, мы оба понимали это. Женя потерял меня. Моё тело и моя душа – все было повернуто к Карстену. Карстен был за три тысячи километров, но он до сих пор был моим господином, моим хозяином, мужчиной, которому я принадлежала. Я ничего не могла с собой поделать. Я прижималась к Жене, вдыхала его запах, целовала его, пытаясь переключиться на него, но с тоской осознавала, что это совсем не то, и что больше всего на свете я бы хотела сейчас, чтобы на его месте был мой немецкий возлюбленный. Моё тело не могло забыть, как страстно и сладко оно реагировало на поцелуи, прикосновения и запах другого мужчины. По ночам я бормотала немецкие слова и даже пару раз произнесла имя Карстена, как сказал мне наутро раздосадованный Женя.