— Дочь, скажи ему, что пельмени — это ерунда. — Отец отламывает большой кусок хлеба. — Другое дело — уха! Да на природе, на костре, в котелке!
Пельмень застревает у меня в горле. «Нет, папа, только не это. Не сейчас»
— Чем тебе пельмени не угодили? — Морщится мама.
— Я возьму парня с собой на рыбалку. — Отец гордо ударяет кулаком по столу, хлеб выпрыгивает из его пальцев и, прокатившись по столу, ныряет в чашку с соусом.
— Не-е-ет, — умоляет мама. Она устало откладывает вилку в сторону.
Джастина здесь никто даже не спрашивает. Парень еще не знает, что ему грозит опасность — он преспокойно жует свой ужин.
— Переводи, дочка, переводи! — Отец не на шутку заводится. — Поедем с ним на природу, наловим рыбы, сварим. — Выбрасывает вперед руку с выпяченным вверх большим пальцем. — Во будет!
— Ээээ… — Теряюсь я.
— Какая рыбалка, Миша? — Терпение мамы лопается. — Ты с рыбалки сам возвращаешься никакусенький, да еще и без рыбы! Этим летом, вообще, сапог потерял…
— С рыбой! — Не унимается папа. — Вспомни того сома в прошлом году. На семь килограмм вытянул, еле в ванной поместился.
— Ага. Скажи еще, что это ты его поймал.
— Ну, так привезли его ко мне домой? Да. Значит, я. — Отец поворачивается к Джастину. — Сом, знаешь, какой наваристый был? Жирный, вкусный! — Затем ко мне. — Ты не молчи, доча, переводи.
— Напоите мне парня до поросячьего визга, будет возле палатки валяться, даже удочек не увидит. Знаю я вашу рыбалку! Рыбу из магазина привозите, чтобы не позориться.
Папа темнеет — задето его самолюбие.
— Знает она! Ты меня перед иностранным гостем пьяницей не выставляй.
— Да я твоих удочек сто лет не видела, — усмехается мама. — Они у тебя, вообще, есть? Нет?
— Удочки мои в гараже все лежат. Что их таскать-то домой?
— В твоем гараже сам черт ногу сломит, тащишь туда всякий хлам и складируешь.
Джастин оживает: он услышал знакомое слово — «черт». Кажется, до него доходит, что за милым перебрасыванием фразами кроется настоящая перепалка.
— Да дай ты мне пацана приобщить к мужскому делу! — Папины брови сходятся на переносице.
Мне уже совсем не по себе.
Мама тоже не собирается сдаваться:
— Сына уже приобщил! Хватит. Бежит теперь от тебя с твоими рыбалками, как от огня.
— Пф! — Отец и здесь не теряется. — Степка наш в твою породу, в бабскую. А тут сразу видно — мужик. — Указывает в сторону Джастина. — Первый день в России, а уже по морде получил!
— Папа… — Сглатываю я, растерянно втягивая голову в плечи.
— А что? Будешь мне и дальше сказки рассказывать про скейт? Да его покатушки бы в двадцати метрах от дома закончились, до магазина по нашим дорогам не доехал бы.
— Миша… — Мама обмахивается салфеткой и виновато улыбается, косясь на американца. — Ты чего такое говоришь?
— В чем дело? — Аккуратно интересуется Джастин.
— Папа собирается взять тебя на рыбалку… — поясняю.
— Оу, круто. — Он мотает головой. — Мой папа только в офисе сидит. Да иногда в гольф играет. Рыбалка интереснее.
— Видишь? — Улыбается отец. — Он рад. Молодец, сынок. Тебе у нас понравится. Мы с тобой еще на охоту съездим — вот это точно самое мужское занятие, которое только бывает. — Мечет в мою сторону хитрый взгляд. — Давай, зайка, переводи.
— И на охоту… — добавляю я по-английски.
Лицо Джастина оживляется.
— Видел, как наш президент Путин на медведе скачет? — Папа гордо выпячивает грудь. — Вот, мы с тобой также будем.
Мама отчаянно фейспалмит. Зарывается лицом в ладони и качает головой.
— Охотник хренов, — теперь она смеется, — да у тебя ведь даже ружья нет!
— Эх, Людка, — он смотрит на нее по-отечески снисходительно. — В охоте же не ружье важно, а состояние души.
— Да. — Мама поджимает губы. — Толька твой сходил уже на охоту. Завалил лося, теперь до конца жизни будет штраф выплачивать.
Отец надувается, как мяч для фитнеса.
— Это не он. Это мы все завалили. Коллективно. Просто он мужик — взял на себя всю ответственность, иначе бы мы как организованная браконьерская группировка пошли под суд.
— Мужик, мужик… тьфуй. — Злится мама, возвращаясь к ужину.
— Заблажила… — Закатывает глаза папа.
Я сгораю от стыда. Прямо чувствую, как на мне сейчас вспыхнет платье.
— А на футбол он меня не хочет с собой взять? — Интересуется Джастин, как будто ни в чем не бывало.
— Что? Что он сказал? — Оживляется отец.
— На футбол с тобой просится. — Вздыхаю я.
Лицо папы сияет, как у кота, который только что налакался сметаны.
— С удовольствием! Сынок, как раз сезон начинается!
— Знаем мы ваш футбол… пиво, семечки… — начинает мама и, видя угрожающий папин взгляд, тут же прикусывает язык.
— Вообще-то, они любят друг друга, — говорю я, опуская взгляд в тарелку. — Вроде…
Джастин кивает, и дальше мы едим молча.
Когда ужин подходит к концу, американец помогает нам с мамой убрать посуду со стола.
— Почему вы не пользуетесь? — Удивленно интересуется он у нее, указывая на посудомоечную машину.
Я в замешательстве, но перевожу вопрос. Мама смотрит на Джастина так, словно он сморозил какую-то глупость.
— Потому что я вымою посуду лучше. — Отвечает она и включает в раковине воду.
А что, все очевидно. И даже логика присутствует. Перевожу ее ответ американцу, и того, кажется, тоже он устраивает. Поблагодарив маму еще раз, парень поднимается к себе.
Я тоже иду в свою комнату. Со страхом открываю ноутбук и пытаюсь дозвониться Славе. Он не отвечает — ничего удивительного, я бы тоже обиделась. Пишу длинное письмо, отправляю и всю ночь ворочаюсь в постели, то проваливаясь в сон, то снова просыпаясь. Вот только снится мне не мой парень, а крыша в вечерних сумерках, розовый закат, желтоватые листочки яблони и нечаянные прикосновения рук Джастина к моей коже.
Когда утром я иду в ванную, в комнате гостя тихо. Принимаю душ, одеваюсь, снова возвращаюсь к его двери. Набираюсь смелости и стучусь, чтобы сказать, что нам пора на учебу, но никто мне не отвечает. Открываю дверь — пусто. Американца уже нет. Тогда я спускаюсь вниз и замираю на последней ступеньке.
Происходящее на кухне кажется идиллией. Джастин сидит на стуле, перед ним стоит большая тарелка с блинами. Рядом — чашки со сгущенкой и вареньем. Выключив плиту, мама поворачивается к американцу и показывает, как нужно скатать блин в трубочку или сложить треугольником, а потом макнуть в одну из чашек.
— Нравится? — Спрашивает мама, нажимая костяшкой пальца на экран планшета.
— Do you like it? — Отзывается электронным голосом онлайн-переводчик.
— О, да. — Кивает Джастин, прожевав кусочек, а затем (держите меня, семеро) говорит: — Спа-сы-ба!
Мама чуть не подпрыгивает на месте от радости. Пишет что-то в планшете, читает внимательно, а затем выдает:
— Ай эм вери хэппи!
Парень, сворачивая очередной блин, улыбается ей.
Круто.
А меня мучает только одна мысль: нужно научить его проговаривать букву «р». А маму — отучить.
— Всем привет, — говорю, тихо входя на кухню.
Оба смотрят на меня.
— Привет, — отзывается мама.
— Привет, — вторит на английском Джастин.
Беру чайник, кружки, расставляю их на столе, кидаю внутрь чайные пакетики и завариваю кипятком.
— А теперь на русском, пожалуйста. — Улыбаюсь, не глядя парню в лицо.
Он не обижается. Усмехнувшись, пытается произнести:
— П… Пуи… При… — С буквой «р» ему еще долго не удастся справиться, зуб даю. — При-вэт.
— При-вет. — Подсказывает мама. — Приии-вет.
Я довольна. Еще минут двадцать мы пьем чай с блинами, пытаясь научить его произносить «привет», «спасибо» и «хорошо», хотя следовало бы начать со всемогущей фразы «извините, я не говорю по-русски». Но легкие пути ведь не для нас.
— Давай пройдемся пешком, Зоу… — спотыкается Джастин, желая, видимо, по привычке исковеркать мое имя и тут же исправляется: — Зоя.
— Пешком? — Переспрашиваю, надевая обувь в прихожей.
Сегодня на мне джинсы, свитер и тонкий плащ — на улице прохладно.
— Да. — Отзывается парень уже с крыльца и, поежившись, застегивает толстовку под самое горло. — Ты говорила, что здесь недалеко.
— Хорошо. — Пожимаю плечами, беру сумку и выхожу за ним следом.
— Наконец-то собрались! — Усмехается папа.
Они с мамой уже ждут нас в машине.
— Пап, мы сами дойдем. — Говорю, бросая взгляд на американца. — Джастин хочет прогуляться.
Тот в подтверждение моих слов отчаянно кивает.
— Правильно. — Соглашается отец. — Пусть посмотрит достопримечательности.
— Хорошего дня! — Желает мама.
И они, помахав на прощание рукой, отъезжают от дома.
Надо признаться, без них мне как-то неловко в обществе Джастина. После вчерашнего разговора он кажется более расслабленным, будто решил открыться мне, довериться или что-то вроде того. А, может, у него просто нет выхода, и нет никого, кто был бы рядом, мог помочь ему освоиться на новом месте и хоть как-то пережить предстоящие несколько месяцев.
Указываю направление, и мы начинаем движение в сторону университета. Я — по бордюру, он — рядом, слева, спрятав руки в карманы и задумчиво водя глазами по каждому из стоящих в ряд домов. Идет, стараясь пнуть носком кроссовка каждый попадающийся по пути опавший с дерева листочек — ну, точно мальчишка!
— Ты поговорила со своим бойфрендом? — Спрашивает он, наконец, после недолгого молчания.
Моя жизнерадостность моментально улетучивается. Кажется, что серые тучи, проплывающие над городом, улеглись мне на плечи и давят, давят.
— Нет. — Отвечаю ему по-русски.
За завтраком мы договорились о том, что таким образом будем пополнять его словарный запас. Пусть привыкает.
— Нет. — Категорично и жестко повторяет он. Его все еще беспокоит, что наш язык звучит достаточно твердо и строго. Затем добавляет: — Да, я бы на его месте вообще с ума сошел. Такой красавчик, атлетически сложенный, подтянутый, в одних трусах и врывается в комнату к его девушке.