У них с Джастином не такая большая разница в росте. Хорошо смотрятся. К тому же парень явно заинтересован. Жмет ей руку, и я вижу, как в его глазах автоматически включается режим «охмурителя».
– Привет, все прекрасно.
– Меня зовут Вика. – Она кокетливо поводит плечом, изображая смущение.
– Я – Джастин, очень приятно.
Их контакт глазами слишком затягивается.
– Ого, – шепчет Машка, подлетая ко мне сбоку.
– Угу, – соглашаюсь я.
Мне уже ясно видится, как змеюка вонзает острые зубы и умерщвляет свою жертву, впрыскивая под кожу сильнейший токсин. Не отпускает, удерживает, прикусывает снова и снова.
– Он… интересный, – качая головой, выдает Сурикова.
– А? Кто? – спрашиваю я, с трудом оторвав взгляд от Джастина, окруженного толпой страждущих пообщаться.
– Кто-кто? Твой новый жилец.
– Я одного только понять не могу, – вклинивается Никита Медведев, который уже успел поздороваться с новичком и отошел подальше, чтобы не мешать остальным, – почему в параллельной группе три тренажера, а нам только одного выделили?
– Это иностранный студент, болван, а не тренажер, – злюсь я.
И пусть он имеет в виду английский, на ум мне сразу приходит вчерашнее приключение американца. Хорошо на нем потренировались, на губе вон до сих пор след виден.
– Да я ж по-доброму, – смеется Никита, бросая сумку на стол.
Прислушиваюсь к разговору.
– Тебе у нас понравится, – уверяет Вика, строя глазки Джастину. – Вот увидишь. Здесь нет феминисток, харасмента и прочих вещей, к которым вы привыкли. Здесь можно свободно ухаживать за девушками, подавать им руку, чтобы помочь выйти из машины, оказывать знаки внимания и…
– Ты правда думаешь, это первое, что нужно знать иностранцу, который приезжает в Россию? – насмешливо спрашивает ее Дима, переходя на русский.
Вика продолжает натужно улыбаться – этим ее не смутить. Даже бровью не повела. Смотрит на Джастина как ни в чем не бывало:
– Мы все тебе поможем с учебой. Обращайся. Я вот могу заниматься с тобой русским языком после учебы.
«Языком она может. Ну, это не новость», – думаю я, сжимая зубы.
– Давай мы сами как-нибудь разберемся, ладно? – настойчиво отодвигает ее Дима. – Парню нужно освоиться. – Переходит на английский: – Пойдем, подыщем тебе местечко, Джастин.
Тот радостно кивает и следует за ним.
– А через две недели у нас выезд на природу всей группой! – не унимается Вика. Видимо, ей нравится орать им в спину. – Специальное мероприятие для иностранных и наших студентов под названием «Межкультурный диалог». – Растерянно оборачивается к подружкам: – Девочки, кто знает, как перевести на английский «Молодежный форум»?
– Давай потом? – устало выдыхает Дима, оборачиваясь к ней.
Вика злобно прищуривается. Не привыкла, чтобы ее отшивали, тем более прилюдно. Поправляет светлые локоны, садится на свое место и разворачивается так, чтобы видеть новенького.
– Здесь тебе будет удобно, – говорит Калинин, указывая иностранцу на парту в конце возле стены.
– А Зоя? – оглядывается американец и, увидев меня, машет рукой, подзывая.
Надо же, вспомнил обо мне…
– Вспомнил про свои костыли, – ворчит Вика, – теперь, пока русский не выучит, от Зойки не отстанет.
У меня внутри все обрывается. Так и есть, я просто помощница, без которой Джастину ни учителя понять, ни обед в столовке купить не получится. Только почему вдруг так обидно это осознавать?
– Так мы и поможем ему, – упирая подбородок в раскрытые ладони, усмехается Диана, – позанимаемся…
Смотрю на них и качаю головой. Курицы.
Вика улыбается, заметив мой взгляд:
– Поможем ему провести эти полгода весело и с пользой, чтоб не заскучал там, у Градовой в гостях.
– Ты бы прикусила уже свой язык, Старыгина, – вмешивается Никита, поворачиваясь к ней. – Вон и твои костыли уже прибыли, – кивает на дверь, в которую заходят Игорь, ее бывший, с приятелем. Макс Данилов – обладатель шикарной кучерявой шевелюры, по кличке Лысый.
– Привет, – сухо здоровается Вика и тут же напускает на себя скучающий, отстраненный вид.
Между этими двумя еще не все решено. До сих пор друг на друга зуб точат.
– Привет, Зой, – игнорируя бывшую, бросает мне Игорь и следует к своему месту. Останавливается. – Опа. А это у нас кто?
Удивленно вскидывает брови, глядя на американца, окруженного толпой ребят, пробующих себя в английском.
– А это у нас Джастин, иностранный студент.
– Круто, – говорит он, и они с Максом идут знакомиться с новеньким.
Неторопливо плетусь к своему месту, наблюдая за ними. Мой подопечный выглядит довольным, улыбается, ему, похоже, нравится, что все присутствующие здесь его понимают. Подхожу ближе, останавливаюсь и нерешительно топчусь на месте, слушая, как Дима обещает американцу провести завтра экскурсию по городу.
– Всем добрый день! – раздается мужской голос.
В кабинет вошел Станислав Вячеславович – наш преподаватель грамматики перевода.
Все тут же дружно подрываются и начинают занимать свои места. С облегчением замечаю, что рядом с Джастином стул пустует. Сажусь и чувствую, как он смотрит на меня, чего-то ожидая.
Достаю из сумки тетрадки, ручки, кладу на стол. Шум постепенно стихает. Поднимаю глаза и вижу, что Вика сидит вполоборота и смотрит на нас, но, заметив мой взгляд, неохотно отворачивается.
– Ну, что? Как ты? – спрашиваю шепотом у Джастина. Он смотрит пристально, будто в душу заглядывает. Между нами всего несколько десятков сантиметров, поэтому я непроизвольно съеживаюсь. Сердце начинает грохотать от волнения.
– Русские… доброжелательны, – выдает он, наклонившись к моему уху.
Я перестаю дышать, а он как ни в чем не бывало сканирует взглядом аудиторию.
Все сидящие вокруг пялятся на него, как стадо баранов, и даже Маша с Димой, сидящие теперь перед нами, устроились вполоборота, чтобы было удобней смотреть на Джастина.
– О, я смотрю, у нас новенький, – замечает Станислав Вячеславович, складывая руки в замок.
– Да, – произношу еле слышно, – это Дж… Джастин. Прошу любить… – «Любить. Любить. Любить», – стучит в висках. Прочищаю горло: – И жаловать…
Старался быть сильным и не паниковать. Днем, на занятиях, и после, когда мы с Зоей получали мои новые учебники и тащили их домой, и за ужином, когда меня по третьему разу спрашивали, нравится ли мне здесь.
Нравится? Да. Да так нравится, что с утра хочется петь, а к вечеру застрелиться.
Меня пугает буквально все, но я, конечно, никогда открыто в этом не признаюсь. Пугают их дома, улицы, люди, обычаи. С ума сводит их язык, который кажется просто изощренной пыткой – в нем все сложное, начиная от букв и заканчивая произношением слов. Любых. Потому что все они, кажется, созданы именно для того, чтобы вывернуть или завязать узлом мой язык.
Лежу в темноте на своей кровати – большой, здоровый парень, которому хочется выть от безысходности и усталости. Меня будто тихоокеанская волна пришибла со всей дури. Хочется встать, послать их всех подальше, собрать вещи и свалить, но что-то держит, не отпускает. Какой-то невидимый якорь, тяжелый и крепкий.
Зоя вечером предлагала помощь в изучении алфавита. Отказался. Захлопнул дверь прямо у нее перед носом. В моем поступке мало приятного, но я злился, мне так хотелось побыть одному. Знал ведь, что будет трудно, что не раз захочется опустить руки, все бросить… и все равно ввязался в эту авантюру!
А она… Она, кажется, переживала даже больше меня. На занятиях пыталась переводить мне шепотом, писала на бумажке слова-подсказки, ободряла. Хотя преподаватели у них – понимающие, старались объяснять все так, чтобы и мне было понятно, много говорили на английском.
Вот черт…
Ударяю кулаком в подушку и встаю. Иду на кухню, завариваю кофе. Она так старалась. На каждом шагу пыталась меня уберечь от ситуаций, где бы я ничего не понял. Все показывала, рассказывала, объясняла, а я вместо того, чтобы принять ее помощь в выполнении самостоятельного задания, просто захлопнул дверь.
Идиот.
Нужно все исправить.
В доме тихо, все уже легли спать. Беру кофе, поднимаюсь с ним наверх. Закрываю дверь в комнате на замок. Открываю окно, выкидываю на крышу плед, лежащий на кровати, беру кружку с дымящимся напитком и вылезаю вместе с ней наружу. Осторожно прикрываю за собой створку.
На улице ветрено. Луна светит высоко над домом. Крадусь на цыпочках к окну Зои, свет не горит. Голые пятки прилипают к поверхности крыши – вечером моросил дождь. Холодно.
Наклоняюсь, встаю на колени и долго всматриваюсь в черный прямоугольник, пытаясь выхватить из темноты ее очертания, свет мобильника или хоть что-то, но похоже, Зоя спит.
Вот черт. Черт. И уже вслух и по-русски: «Черт!»
А на их языке мне даже больше нравится ругаться. Русский словно для этого и создан: получается хлестко, ярко и звучно.
С досады шумно выдыхаю, как вдруг в окне появляется ее силуэт. Узкие плечики с рассыпанными по ним светлыми волосами, распахнутые от удивления глаза, тонкая талия, которую так аккуратно подчеркивает маечка на бретельках. И губы. Бледные и припухшие, будто она спала или ревела, но такие притягательные…
– Что? – спрашивает Зоя одними глазами.
От моего дыхания по стеклу расползается белая дымка.
– Выходи, – прошу, состроив свое самое виноватое лицо.
Поднимаю вверх кружку с кофе.
Мне хочется сказать dinner date[2], но это было бы слишком. Хотя выглядит это как свидание, и, если честно, мне хотелось бы, чтобы так оно и было. Но нет. Нужно выбросить эту дурь из головы.
Зоя что-то берет со стола, накидывает легкую кофточку, распахивает окно и вылезает. Подаю ей руку, она хватается за нее и спрыгивает. От вида ее голых ножек в шортиках моя мужская природа просыпается, поэтому, едва девчонка оказывается рядом со мной, передаю ей кофе и отворачиваюсь.