– Рывки! – рычит Никита. – На счет!
Наш капитан самый умный, я всегда это знала. Но как его должен понять Джастин? Никита совсем забыл, что он не понимает по-русски. Беспокойство налетает на меня ураганом и начинает душить. Что? Что делать? Ох…
– Рывки! – кричу по-английски, делая отчаянный шаг вперед. – Рывки!
– И р-р-раз! – задает ритм Никита.
Вся команда из последних сил резко дергает канат на себя, и Джастин с ними. Из меня вырывается вздох облегчения, только вот радоваться рано.
– Р-р-раз! – повторяет Медведев, вцепляясь в веревку с таким видом, будто они дьявола из преисподней собираются вытащить. – Раз!
На каждый его крик приходится новый рывок. Соперники не ожидали такого, поэтому немного растеряны и не могут собраться. На каждый толчок они послушно делают шаг к яме, а у наших снова словно прибавляется сил.
– Раз! Раз! Р-р-раз!
Еще рывок… И наконец ребята падают на спину. Они еще не понимают, что произошло, но я уже вижу: несколько соперников друг за другом проваливаются в яму.
– А-а-а!!! – громко визжат девчонки за моей спиной.
Машка вскакивает на ноги и бросается обнимать меня. Мы прыгаем как сумасшедшие и чуть ли не ревем от счастья. Казалось бы, что такого – ну, перетянули канат. Но ощущение, будто небо сдвинули!
Сурикова отпускает меня и летит к ребятам, которые начинают подниматься на ноги под рев толпы. Она обнимает Диму, и тот кружит ее вокруг себя.
У меня столько эмоций! Клянусь, во мне воздушные шарики, которые поднимут меня сейчас к облакам. Какая-то доля секунды. Я вижу раскрасневшееся лицо Джастина, поднявшегося на ноги, делаю несколько смелых шагов и всем телом бросаюсь ему в объятия.
Его сильные руки сразу принимают меня. Они так крепко обхватывают мои бедра, что приподнимают на весу. Черт, да он прижимает меня к себе так сильно, что мне тут же приходится напомнить себе, как дышать! Зарываюсь носом в его мокрую, пыльную шею и жадно вдыхаю терпкий аромат мужчины с примесью едва слышимого парфюма.
Боже… Мои пальцы неосознанно проходятся по его спине и переплетаются на затылке. Я чувствую движение. Он кружит! Кружит меня! А перед глазами проплывают едва начинающий разгораться оранжево-акварельный закат, острые макушки сосен и бесконечная водная гладь реки.
Закрываю глаза. Кровь громко грохочет в ушах. Голоса ребят едва различимы, все сливается в общий гул. Мне так тепло, так горячо от его тела…
– Зайка! – говорит Джастин, прижимая меня к себе еще крепче. Его густой, низкий голос разливается по моему телу горячим сладким сиропом.
Понимаю вдруг, что мои ноги лежат у него на талии. Бесстыдно, остро, слишком опасно, но… так прекрасно я еще себя никогда не чувствовала. Тону в любимом запахе и представляю, что я птица. Моя душа летит в небеса, расправив крылья.
Если вдуматься, мы оба с ним – птицы, которые несутся на огромной скорости к солнцу и не боятся обжечься.
– Поздравляю, – с трудом выдыхаю я, проводя носом по его шее.
Открываю глаза и вижу мурашки, которые выступили у него на коже. Тихий голос в голове подсказывает, что пора отцепиться от парня, потому что все это зашло слишком далеко и выглядит не совсем прилично для несвободной девушки.
Судорогой у меня сводит живот, и я неохотно размыкаю руки. Медленно сползаю по его груди вниз, чувствуя, как предательски задирается край моей футболки.
Нет. Только не это.
Я влюбилась в Джастина. Как последняя дурочка. Беспросветно, отчаянно, безумно! Я теперь как открытая книга, в которой он может написать что угодно. А хочет – зачеркнет или даже вырвет страницы. Вся власть теперь в его руках.
Осторожно поднимаю глаза и понимаю: он это знает. Знает! И ключи от моего сердца уже у него. В его сильных мужских руках, в грубых ладонях. В пальцах, стиснутых сейчас на моих бедрах.
-11-
Отпускаю ее, и все моментально возвращается на свои места. Вот лес, вот речка, вот мои одногруппники, каждый из которых, пользуясь случаем, спешит обнять, пожать мне руку или похлопать по плечу. А Зоя – она уже скрывается в толпе. Будто не было только что ее рук на моей спине, нежных ладоней на шее, будто не слышал я ее дыхания возле своего уха и не чувствовал прикосновения носа к моей коже.
Сколько бы она ни бежала от меня, как бы ни прятала глаза, я теперь знаю: это объятие, оно что-то значило. От осознания меня накрывает новой волной оглушительного счастья, которая разбрызгивается на всех вокруг.
– Ура! Да! Да! Да!
– Мы сделали это! – поддерживают парни. – Победа!
Мы пожимаем друг другу руки и расходимся каждый в сторону своего домика. Соревнования продолжатся завтра, а пока нам дают возможность немного отдохнуть. Умываю лицо, мою руки и безуспешно пытаюсь отчистить свои кроссовки под тем же умывальником, но в конце концов приходится бросить эту глупую затею – все равно по поводу красоты здесь никто не заморачивается. Тем более что и другие иностранные студенты, с которыми случайно сталкиваюсь на дорожке – французы Поль и Жером, – по уши перемазаны в грязи и не собираются ничего предпринимать.
Приветственно машу им рукой, сворачиваю к крыльцу, вхожу в домик и сразу окунаюсь в атмосферу веселья. Девчонки уже переоделись и привели себя в порядок. Ира пританцовывает возле стола под музыку со смартфона, Маша под руководством Димы маринует мясо в большой кастрюле, а Зоя, покачивая головой в такт мелодии, режет хлеб.
– Чем помочь? – спрашиваю.
Зоя бросает на меня короткий взгляд и хихикает:
– Переоденься для начала.
– Сейчас будем разводить огонь и жарить не какие-нибудь ваши маршмеллоу, а хорошее мясо. – Калинин сбрасывает в кастрюлю нарезанный лук, туда же наливает немного уксуса и целый пакет уже знакомого мне кефира.
Морщусь от увиденного, но с удивлением отмечаю, что пахнет из кастрюли приятно.
– Стейки? – интересуюсь.
Но, заглянув внутрь, вижу мясо, порезанное на квадратики.
– Shashlyk! – громко говорит Маша.
Все по очереди начинают повторять это странное слово несколько раз, делая акцент на букве Ы, – знают ведь, что я ее ненавижу. Она дается мне труднее всего.
– Shashly-yk, – пытаюсь произнести, наблюдая, как Машины руки тонут в кастрюле с сырым мясом.
Она перемешивает его вручную, не боясь того, что отмываться потом придется в холодной воде и из подвесного умывальника.
– Будет очень вкусно, – обещает Дима и высыпает с размаху в кастрюлю целый пакет специй.
Маша морщится и несколько раз чихает, едва успев подставить к лицу локоть.
– Bo-o-od’ zda-ro-va! – дружно говорят ей ребята.
– Спасибо! Все-таки надо было утром мариновать, – шмыгнув носом, отзывается она.
– Все нормально, прожарим. – Дима берет со стола бутерброд, шлепает подругу по заднице и, довольный, разворачивается. – Тем более горячее сырым не бывает. И посоли побольше, Маш!
– Пересолим ведь, – отказывается она.
– Соли, говорю, – подталкивает к ней солонку.
– Закон кухни: кто может – готовит обед, кто не может – раздает советы, – смеется Зоя.
Я все еще прокручиваю в голове «Bo-o-od’ zda-ro-va!», чтобы запомнить и суметь потом повторить при случае, когда Дима кладет руку мне на плечо и произносит:
– Давай меняй колготки и пойдем за дровами.
Девчонки хохочут, а я качаю головой. Шутник, блин.
Через десять минут мы уже мотаемся по лесу в поисках сухих веток. Дима находит в овраге здоровенное бревно. Если быть точнее, оно выглядит как тоненькое, засохшее, сломанное ветром дерево, но когда мы его приподнимаем, становится ясно – унести будет непросто.
– Сколько всего у тебя татуировок, Дима? – спрашиваю, согнувшись под тяжестью ствола, взваленного на мое плечо.
– A hren znaet! – отвечает он. – В смысле много. Не знаю точно сколько.
– Сбился со счета?
Кажется, свежей футболке тоже хана, потому что слышно, как от бревна с противным шуршанием отслаивается сухая кора.
– Я больше переживаю, что места для новых тату остается все меньше. Вот это беда.
– А… Набьешь мне что-нибудь?
– Легко. – Он поправляет бревно, и меня поводит в сторону. – Только напишем по-русски, идет?
– Хорошо. Тогда я пока придумаю, что именно хочу.
– Договорились.
Мы подходим к домику и видим, что Никита уже подтащил железный ящик на ножках – мангал – поближе к столику под окном и наполнил его небольшим количеством сухих веточек.
– Ого! – радостно восклицает он, оглядывая бревно, которое мы бросаем к ногам.
– Есть топор? – интересуется Дима.
– Да. На кухне.
Через минуту мы уже все втроем стоим вокруг невысокого пня и решаем, как лучше разрубить дерево.
– Закон дров, – вещает Калинин. – Умение рубить дрова растет прямо пропорционально количеству ударов топором по колену.
– Не хотелось бы, – вздыхаю.
– Я пошел разводить огонь, – бормочет Никита, быстро разворачивается и уходит к мангалу.
Я беру топор одной рукой возле лезвия, другой за конечную часть рукояти и поднимаю вверх чуть в сторону от головы. Наношу размашистый удар, и топор входит в дерево даже без отдачи в ладони.
– Вот. Самое главное – сила размаха, – усмехается Дима, закуривая.
Сначала обрубаю ветки от корней к вершине, потом работаю над тем, чтобы сделать несколько поленьев.
– Теперь ставь их вот так, – помогает мне «напарник», устанавливая полено на пень, – и коли, – показывает он.
Мое тело разогревается в процессе работы, уставшие мышцы снова приходят в тонус. Расколов несколько поленьев, втыкаю топор в пень и вытираю пот со лба. Вижу, как смотрят на меня девчонки в окно. Ира с Машей, заметив мой взгляд, быстро отворачиваются, Зоя – с опозданием: сначала слегка вздрагивает, потом смущенно опускает глаза и нервно трет висок.
Через несколько минут, когда дрова нарублены, а огонь уже разгорелся, мы собираемся за столом. Девочки выносят бутерброды и очередной замысловатый русский салат. Дима разливает пиво по стаканчикам и передает каждому сидящему.