Теперь, когда я едва понимаю, что происходит, эти придурки приказывают мне лечь на полотенце лицом вниз и лупят букетами из веток и листвы.
– Это полезно.
– Терпи! – говорят.
Я сжимаю зубы, чтобы не материться, когда горячие листья касаются моих ног, голой задницы, спины, плеч. Кажется, не выдерживаю и что-то кричу. Кожа горит, от меня идет пар, и, едва приподнимаюсь, пот сбегает со лба прямо в глаза. Пытаюсь защищаться, но бесполезно – под дружный смех ветками проходятся и по моей груди.
– Какого…
Но листья теперь легонько бьют по щекам.
Снова падаю на лавку. Crazy Russians! Терплю. Через несколько секунд понимаю, что мне… вполне хорошо. Тело расслабилось, а душа просит балалайку и плясать до утра под «Калинку», совсем как в наших фильмах про русских. Хотя за все время моего пребывания в России я не видел ни того ни другого, но это мелочи.
– Этот готов! – ржет Дима, когда я сажусь и устало вытягиваю ноги. – Эй, не расслабляйся, парень!
И выливает на меня остатки прохладной воды из какой-то посудины.
– За что? – стону.
Но мне так хорошо, будто меня сварили, остудили и затем подали к столу на огромном блюде.
– Пойдем похулиганим? – предлагает он.
– Чего? – вытираю ладонями пот со лба. – Вы только что избили меня метлами!
– Это называется «venik»! – Дима выглядывает за дверь и что-то говорит по-русски, затем оборачивается к нам: – Пошли!
– Куда?
– Быстрей!
Они выталкивают меня наружу, я пытаюсь задержаться у двери, чтобы вытереться и надеть трусы, но Никита выпихивает меня в общую комнату, где девчонки хихикают, закрыв лица руками. Что, вообще, происходит? Какого черта? Я судорожно пытаюсь прикрыть хозяйство руками, в то время как голые парни толкают меня к выходу.
– Сейчас будем нырять!
Невольно останавливаюсь:
– Куда?
– В реку!
– Что?!
Но мы уже вываливаемся наружу. Вечерний воздух кажется прохладным и свежим, он обжигает легкие и приятно бодрит. Я словно подхватываю азарт, которым делятся со мной эти чудаки, ступаю по траве сначала осторожно, затем увереннее. В свете луны не боюсь, что буду застигнут врасплох совершенно голым, и медленно иду к реке.
С ума сойти! Не верю, что делаю это…
– Кто последний, тот трусливая американская задница! – вопит Дима, разбегается и летит к воде.
– Ах ты, сукин сын… – Под веселый смех Никиты и раздающиеся издалека звуки музыки бросаюсь за ним.
Несколько шагов, холодный влажный песок, в который проваливаются пятки, плеск воды, разрывающий тишину, и… я падаю в воду. Горячее тело ныряет в прохладу и проваливается сразу на глубину. Проворно отталкиваюсь ногами и выплываю.
Это ни с чем не сравнимо. Это чистый кайф!
Вода в реке жутко холодная, но я не мерзну. Она пахнет рыбой или чем-то вроде того и не удерживает меня на поверхности, как это обычно происходит в море. Волн тоже нет, лишь абсолютная гладь. Мелкая, едва различимая рябь проходит по поверхности, преломляя лунный свет, полоской протянувшийся вдоль реки.
Мы плывем и плещем водой друг в друга. Смеемся до хрипоты, обзываемся, снова ржем. Быстро окунувшись еще раз, выходим и идем обратно. Девочки снова послушно отворачиваются, позволяя нам пройти в раздевалку. Там, толкаясь, мы вытираемся, одеваемся и выходим к столу.
Только в этот момент я замечаю, что они переоделись в купальники и обернулись полотенцами. Зоя сидит на скамейке в красном купальнике, точно как в «Спасателях Малибу», и я не могу не отметить, что в этом одеянии хорошо видны все изящные изгибы.
Мы садимся за стол, выпиваем, болтаем. Точнее, я слышу, как они разговаривают, а сам про себя мечтаю о том, чтобы мне кто-нибудь вернул способность изъясняться членораздельно.
– Теперь наша очередь, – говорит Маша.
Они встают и проходят мимо нас. Как бы это ни выглядело, я не могу себя сдержать – провожаю взглядом круглую попку Зои, наполовину прикрытую полотенцем. Боже, как она двигается при ходьбе… Мне теперь самому бы чем-то прикрыться…
– Ага. Голову не поворачивает, зато глаза чуть за Зоей в баню не ушли! – Дима подвигает мне стакан.
– Иди ты, – беру пиво нетвердой рукой.
Делаю пару глотков и качаю головой.
– Да… – протягивает Калинин, – хочешь, спрошу, не нужна ли ей там помощь? Вдруг Зою некому попарить веником?
– Вот гад, – ржу я, толкая его в плечо.
-12-
– Узнала сегодня, что у нашего Джастина нет девушки, – говорит Маша будто невзначай.
А мне стыдно. Теперь Ира тоже поймет, что я к нему неровно дышу.
– Была какая-то Флоренс, но они расстались.
Ира выливает на себя воду из тазика.
– Ух! – ежится. – Ничего, здесь быстро себе найдет кого-нибудь. Вон Вика своих симпатий совсем не скрывает!
Я поджимаю губы. Молчу. Мы встаем, берем полотенца и, вытираясь на ходу, выходим в раздевалку. Из предбанника раздается смех. Женский. Я сразу его узнаю. Вика. Не могла дождаться, пока придет их время? Обязательно нужно было вламываться к нам?
Надеваю на разгоряченное влажное тело спортивный костюм, беру под мышку пакет с купальником, ветровку и выхожу к ним. Девочки идут следом. Народу набилась целая куча: к столу не подойти, там, вероятно, происходит что-то очень интересное, потому что за спинами Костыля и Лысого, навалившихся на собравшихся, ничего не видно.
Вика замечает нас первыми:
– Девочки, проходите! Не переживайте, мы вас не выгоняем. Можете даже присоединиться к игре! – Она отклоняется назад, и я вижу лежащую на боку бутылку среди посуды, стаканов и нескольких мобильников.
Понимаю, что они играют в «бутылочку». Оглядываю собравшихся: компания Вики в полном составе, несколько ребят с филфака, Джастин, сидящий на том же месте, где и был, когда мы уходили в парилку. Сглатываю и не могу решиться, соглашаться на это или нет.
– Нет, спасибо, – бросает Маша, отходя в сторону, туда, где со стаканом возле маленького окошечка стоят Дима с Никитой.
Ира, повесив полотенце на плечо, тоже проходит мимо и присоединяется к ним. Мне следовало бы уйти, но я стою в замешательстве.
– Но… играют только свободные! – радостно сообщает Вика. – Только одиночки!
Звучит как приговор или упрек. Под звук вращения бутылки я делаю шаг в сторону, к окну.
– Она сказала, что это традиционная игра русских студентов, – тихо усмехается Никита. – Находчивая же баба!
– Почему они вломились? – пищу я, подходя к Калинину.
– Я говорил им, что они вконец охренели, – под громкие возгласы этих ненормальных отвечает Дима, – но наше время вышло, никуда не деться – правила.
Натягиваю на лицо маску безразличия. Какая мне разница? Сделаю лицо кирпичом и уйду.
Но звук остановившейся бутылочки и дикий визг заставляют обернуться. Я уже знала, что это произойдет. Предчувствовала. Донышко смотрит на Вику, горлышко – на моего американца. Мне хочется бежать, но я как в замедленной съемке стою и наблюдаю за происходящим.
Она смеется, делает вид, что смущена, затем бесцеремонно наклоняется на стол грудью и тянет к нему свои лапы. Джастин выглядит немного растерянным, улыбается, подставляя то ли щеку, то ли подбородок, но ее руки уже у него на скулах, пальцы впиваются в кожу, а наглый рот накрывает его пухлые губы. Все происходит так медленно, словно специально, чтобы сделать мне больнее.
Слышу мерзкое улюлюканье и вижу, как Вика закрывает глаза, запуская свой язык ему в рот, как вздымаются брови Джастина, как поднимаются от неожиданности его плечи. Но… он не отрывается от нее. Не убирает лица. Мне плевать, что она держит его, чтобы удобнее было орудовать своим языком у него в глотке, но парень не делает никаких попыток вырваться! Хоть и не отвечает.
– У-у-у-у! – взвывает мерзкая компашка. Кто-то аплодирует. – Супер! Крутите дальше!
Вижу, как оседает на скамью Джастин, вытирая пальцами рот. Он смотрит на нее типа: «Эй, красотка, что это было?», хотя должен: «Эй, шлюшка, ты рот вымыла, прежде чем лезть ко мне?»
Замечаю краем глаза, как Игорь в одиночестве покидает их и идет в парилку. Мне тоже тошно, так что пойду-ка я отсюда.
– Джаст, ты идешь? – спрашивает Дима.
Американец потерянно вращает глазами.
– Да. Да! – встает.
– Подожди, – останавливает его Вика, – у меня к тебе срочное и важное дело. Нужно поговорить.
– Что? Сейчас? – морщится он.
Она оборачивается к нам:
– Ребят, это всего на пять минут, не дольше, обещаю. Потом верну вашего Джастина. Идет? – Ее фальшивая улыбка больше похожа на кривую, размытую кляксу. – Или кто-то против?
Этот вопрос, как вызов.
– Нет, – говорю безразлично, усмехаюсь и выхожу вон.
– Мы будем в домике, – бросает на прощание Дима.
За моей спиной раздается новый всплеск восторга – очевидно, бутылочка опять кого-то не подвела.
Сплевываю в траву яростно, по-пацански, и, пиная чью-то обувь, ускоряю шаг. Мне нужно тщательнее скрывать боль и обиду, но я не могу. Не получается. Мне хочется, чтобы все оставили меня в покое и перестали ржать. Чтобы чертов лесной воздух перестал быть таким романтичным и свежим, чтобы луна скрылась за черные тучи. Чтобы Вика эта заразилась чем-нибудь гадким в этой гребаной бане и наградила этим всех, с кем переспит!
Все плохо, все очень плохо. Отвратительно просто. И бесит жуть как!
Иду вверх по дорожке, сжимая зубы и мокрые полотенца в руке. С ума сойти! Да я ж готова была участвовать в этой игре и перецеловать всех парней только ради того, чтобы мне выпал шанс коснуться губ Джастина. Эта мысль врывается в мое сознание и производит эффект взорвавшейся бомбы.
Мне нужно усердней учить русский язык, чтобы больше не попадать в такие вот ситуации. Еще пять минут назад всем было весело, мы смеялись, пили пиво и хохотали, а теперь у меня во рту привкус чужих губ и острое чувство, что все пропало. Зоя видела все. Мне поче